Маршак, Самуил Яковлевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Самуил Яковлевич Маршак

Самуил Маршак в 1934 году
Имя при рождении:

Самуил Яковлевич Маршак

Псевдонимы:

Доктор Фрикен, Уэллер, С. Кучумов, С. Яковлев и др.[1]

Место рождения:

Воронеж, Российская империя

Гражданство:

Российская империя Российская империя
СССР СССР

Род деятельности:

поэт, драматург, переводчик, литературный критик

Жанр:

стихотворение

Язык произведений:

русский

Премии:

Награды:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

© Произведения этого автора несвободны

Самуи́л Я́ковлевич Марша́к (18871964) — русский поэт, драматург, переводчик, литературный критик, сценарист. Автор популярных детских книг.

Лауреат Ленинской (1963) и 4-x Сталинских премий (1942, 1946, 1949, 1951).





Биография

Самуил Маршак родился 22 октября (3 ноября1887 года в Воронеже в слободе Чижовка[2], в еврейской семье. Его отец, Яков Миронович Маршак (1855—1924), уроженец Койданова, работал мастером на мыловаренном заводе братьев Михайловых; мать — Евгения Борисовна Гительсон (1867—1917), уроженка Витебска — была домохозяйкой. Фамилия «Маршак» является сокращением (ивр.מהרש"ק‏‎), означающим «Наш учитель рабби Аарон Шмуэль Кайдановер» и принадлежит потомкам этого известного раввина и талмудиста (1624—1676)[3]. В 1893 году семья Маршаков переехала в Витебск, в 1894 году в Покров, в 1895 году в Бахмут, в 1896 году на Майдан под Острогожском и, наконец, в 1900 году в Острогожск.

Раннее детство и школьные годы Самуил провёл в городке Острогожске под Воронежем, где жил его дядя — зубной врач Острогожской мужской гимназии Михаил Борисович Гительсон (1875—1939). Учился в 1899—1906 годах в Острогожской, 3-й Петербургской и Ялтинской гимназиях. В гимназии учитель словесности привил любовь к классической поэзии, поощрял первые литературные опыты будущего поэта и считал его вундеркиндом.

Одна из поэтических тетрадей Маршака попала в руки В. В. Стасова, известного русского критика и искусствоведа, который принял горячее участие в судьбе юноши. С помощью Стасова Самуил переезжает в Петербург и учится в одной из лучших гимназий. Целые дни проводит он в публичной библиотеке, где работал Стасов.

В 1904 году в доме Стасова Маршак познакомился с Максимом Горьким, который отнёсся к нему с большим интересом и пригласил его на свою дачу в Ялте, где Маршак жил в 1904—1906 годах. Печататься начал в 1907 году, опубликовав сборник «Сиониды», посвящённый еврейской тематике; одно из стихотворений («Над открытой могилой») было написано на смерть «отца сионизма» Теодора Герцля[4]. Тогда же он перевёл несколько стихотворений Хаима Нахмана Бялика с идиша и иврита.

Когда семья Горького вынуждена была покинуть Крым из-за репрессий царского правительства после революции 1905 года, Маршак вернулся в Петербург, куда к тому времени перебрался его отец, работавший на заводе за Невской заставой.

В 1911 году Самуил Маршак вместе со своим другом, поэтом Яковом Годиным, и группой еврейской молодёжи совершил длительное путешествие по Ближнему Востоку: из Одессы они отплыли на корабле, направляясь в страны Восточного Средиземноморья — Турцию, Грецию, Сирию и Палестину. Маршак поехал туда корреспондентом петербургской «Всеобщей газеты» и «Синего журнала». Под влиянием увиденного он создал цикл стихов под общим названием «Палестина». Лирические стихотворения, навеянные этой поездкой, принадлежат к числу наиболее удачных в творчестве молодого Маршака («Мы жили лагерем в палатке…» и другие). Некоторое время жил в Иерусалиме[5]. Маршак также был автором сионистских стихов[4].

В этой поездке Маршак познакомился с Софьей Михайловной Мильвидской (1889—1953), с которой вскоре по возвращении они поженились. В конце сентября 1912 года молодожёны отправились в Англию. Там Маршак учился сначала в политехникуме, затем в Лондонском университете (1912—1914). Во время каникул он много путешествовал пешком по Англии, слушал английские народные песни. Уже тогда начал работать над переводами английских баллад, впоследствии прославивших его.

В 1914 году Маршак вернулся на родину, работал в провинции, публиковал свои переводы в журналах «Северные записки» и «Русская мысль». В военные годы занимался помощью детям беженцев. В 1915 году вместе с семьёй жил в Финляндии в природном санатории доктора Любека. Осенью 1915 года он вновь поселился в Воронеже в доме своего дяди — зубного врача Якова Борисовича Гительсона на Большой Садовой улице, где провёл полтора года, а в январе 1917 года перебрался с семьёй в Петроград.

В 1918 году — жил в Петрозаводске, работал в Олонецком губернском отделе народного образования[6], затем бежит на Юг — в Екатеринодар, где сотрудничал в газете «Утро Юга» под псевдонимом «Доктор Фрикен». Публиковал там стихи и антибольшевистские фельетоны.

В 1919 году издаёт (под псевдонимом «Доктор Фрикен») первый сборник «Сатиры и эпиграммы»[7].

В 1920 году, живя в Екатеринодаре, Маршак организует там комплекс культурных учреждений для детей, в частности, создаёт один из первых в России детских театров и пишет для него пьесы. В 1923 году он выпускает свои первые стихотворные детские книги («Дом, который построил Джек», «Детки в клетке», «Сказка о глупом мышонке»). Является основателем и первым заведующим кафедрой английского языка Кубанского политехнического института (ныне Кубанский государственный технологический университет)[8].

В 1922 году Маршак переезжает в Петроград, вместе с учёным-фольклористом Ольгой Капицей руководил студией детских писателей в Институте дошкольного образования Наркомпроса, организовал (1923) детский журнал «Воробей» (в 1924—1925 годах — «Новый Робинзон»), где в числе прочих печатались такие мастера литературы, как Б. С. Житков, В. В. Бианки, Е. Л. Шварц. На протяжении нескольких лет Маршак также руководил Ленинградской редакцией Детгиза, Ленгосиздата, издательства «Молодая гвардия». Имел отношение к журналу «Чиж». Вёл «Литературный кружок» (при ленинградском Дворце пионеров)[9]. В 1934 году на Первом съезде советских писателей С. Я. Маршак сделал доклад о детской литературе и был избран членом правления СП СССР. В 1939—1947 годах он был депутатом Московского городского Совета депутатов трудящихся.

В 1937 году созданное Маршаком детское издательство в Ленинграде было разгромлено[10]. Лучшие его воспитанники в разное время были репрессированы: в 1941 — А. И. Введенский, в 1937 — Н. М. Олейников, в 1938 — Н. А. Заболоцкий, в 1937 арестовывалась Т. Г. Габбе, в 1941 арестован Хармс. Многие уволены. В 1938 году Маршак переселился в Москву.

Во время советско-финской войны (1939—1940) писал для газеты «На страже Родины».

В годы Великой Отечественной войны писатель активно работал в жанре сатиры, публикуя стихи в «Правде» и создавая плакаты в содружестве с Кукрыниксами. Активно содействовал сбору средств в Фонд обороны.

В 1960 году Маршак публикует автобиографическую повесть «В начале жизни», в 1961 году — «Воспитание словом» (сборник статей и заметок о поэтическом мастерстве).

Практически во всё время своей литературной деятельности (более 50 лет) Маршак продолжает писать и стихотворные фельетоны, и серьёзную, «взрослую» лирику. В 1962 году у него вышел сборник «Избранная лирика»; ему принадлежит также отдельно избранный цикл «Лирические эпиграммы».

Кроме того, Маршак — автор ставших классическими переводов сонетов Уильяма Шекспира, песен и баллад Роберта Бёрнса, стихов Уильяма Блейка, У. Вордсворта, Дж. Китса, Р. Киплинга, Э. Лира, А. А. Милна, Дж. Остин, Ованеса Туманяна, а также произведений украинских, белорусских, литовских, армянских и других поэтов. Переводил также стихи Мао Цзэдуна[11].

Книги Маршака переведены на многие языки мира. За переводы из Роберта Бёрнса в 1960 году С. Я. Маршак был удостоен звания почётного президента Всемирной федерации Роберта Бёрнса в Шотландии[12][13][14][15][16].

Маршак несколько раз заступался за Бродского и Солженицына. От первого он требовал «поскорее достать переводов текстов на Ленфильме», за второго заступался перед Твардовским, требуя опубликовать его произведения в журнале «Новый мир». Его последним литературным секретарём был В. В. Познер. Самуил Яковлевич Маршак скончался 4 июля 1964 года в Москве. Похоронен на Новодевичьем кладбище (участок № 2).

Семья

В 1915 году семью Маршаков постигло несчастье: в Острогожске, опрокинув на себя самовар с кипящей водой, скончалась от ожогов их дочь Натанаэль (родилась в 1914 году в Англии).

У него были также сёстры Юдифь Яковлевна Маршак (в замужестве Файнберг, 1893—?), автор воспоминаний о брате, и Сусанна Яковлевна Маршак (в замужестве Шварц, 1889—?), брат Моисей Яковлевич Маршак (1885—1944), экономист.

Награды и премии

  • Сталинская премия второй степени (1942) — за стихотворные тексты к плакатам и карикатурам
  • Сталинская премия второй степени (1946) — за пьесу-сказку «Двенадцать месяцев» (1943)
  • Сталинская премия второй степени (1949) — за переводы сонетов В. Шекспира
  • Сталинская премия первой степени (1951) — за сборник «Стихи для детей»
  • Ленинская премия (1963) — за книгу «Избранная лирика» (1962) и книги для детей:
  • «Тихая сказка»,
  • «Большой карман»,
  • «Приключение в дороге»,
  • «Угомон»,
  • «От одного до десяти»,
  • «Вакса-клякса»,
  • «Кто колечко найдёт»,
  • «Весёлое путешествие от А до Я»

Адреса

Воронеж

Петроград/Ленинград

Память

Именем Самуила Маршака названы улицы в Москве, Воронеже, Чебоксарах, Киеве, Донецке, Краматорске и Ялте, проспект в Санкт-Петербурге.

Установлены мемориальные доски в Москве, Санкт-Петербурге, Ялте, Краснодаре, Воронеже, Острогожске[17].

В Воронеже 2012 год был объявлен Годом Маршака[18].

28 октября 2015 года в Воронеже у дома № 72 по улице Карла Маркса, где жил писатель, установлен памятник Самуилу Маршаку (скульптор — М. И. Дикунов)[19].

В 2015 году в Воронеже прошёл детский театральный фестиваль «Маршак»[20][21].

С 2015 года проводятся «Маршаковские чтения». В июне 2015 года они прошли в Москве. В мае 2016 в Иерусалиме. В иерусалимских чтениях приняли участие губернатор Воронежской области, Алексей Гордеев, президент Российского еврейского конгресса Юрий Каннер, поэт Игорь Губерман, театральный режиссёр Иосиф Райхельгауз, министр абсорбции Израиля Зеэв Элькин, экс-глава израильского МИДа, глава партии «Наш дом Израиль» Авигдор Либерман, международный гроссмейстер Борис Гельфанд, депутат Кнессета Ксения Светлова, бригадный генерал полиции в отставке Аарон Таль, главный редактор «Иерусалимского журнала» поэт Игорь Бяльский, джазовый пианист Леонид Пташка, внуки Самуила Маршака и другие деятели культуры, литературы, общественности русскоязычного Израиля. Ведущий — шоумен, израильский телеведущий и член команды КВН «Одесские джентльмены» Ян Левинзон[5].

Произведения

Детские сказки

  • «Двенадцать месяцев» (пьеса, 1943)
  • «Горя бояться — счастья не видать»
  • «Радуга-дуга»
  • «Умные вещи» (1964)
  • «Кошкин дом» (первый вариант 1922)
  • «Теремок» (1940)
  • «Мельник, мальчик и осёл».
  • «Сказка о глупом мышонке».
  • «Сказка про короля и солдата».
  • «Про двух соседей».
  • «Лошади, хомяки и куры».
  • «Сказка про умного мышонка».
  • «Отчего кошку назвали кошкой».
  • «Кольцо Джафара».
  • «Старуха, дверь закрой!»
  • «Пудель».
  • «Багаж».
  • «Хороший день».
  • «Отчего у месяца нет платья».
  • «Где обедал воробей?»
  • «Волга и Вазуза».
  • «Кот-скорняк».
  • «Лунный вечер».
  • «Усатый-полосатый».
  • «Храбрецы».
  • «Угомон».
  • «Разговор».
  • «В гостях у королевы».
  • «Что я видел».
  • «Сказка про козла».
  • «Доктор Фауст»[22]

Дидактические произведения

  • «Пожар»
  • «Почта»
  • «Война с Днепром»

Критические, сатирические

Поэмы

Произведения на военные и политические темы

См. также

Издания

  • Сочинения в 4-х тт. М., ГИХЛ, 1958—1960, 300 000 экз.
  • Собрание сочинений, т. 1-8, М., 1968-72.
  • Собрание сочинений в 4-х тт. М., Правда, 1990.

Напишите отзыв о статье "Маршак, Самуил Яковлевич"

Примечания

  1. [www.ruscenter.ru/507.html Центр развития русского языка: 3 ноября 1887 года родился Маршак Самуил Яковлевич]
  2. 1 2 [newspaper.moe-online.ru/view/237435.html Маршак не любил вспоминать о Воронеже]
  3. [s-marshak.ru/biography/maharshak/maharshak.htm Раввин Аарон Шмуэль Койдановер — Биография]
  4. 1 2 [www.evrey.com/sitep/person/arkhiv.php3?menu=216 САМУИЛ ЯКОВЛЕВИЧ МАРШАК. МАЛОИЗВЕСТНЫЕ СТРАНИЦЫ ЖИЗНИ]
  5. 1 2 [newsru.co.il/israel/03may2016/marshak.html Сегодня в Иерусалиме состоятся «Маршаковские чтения»]
  6. [s-marshak.ru/articles/alupova.htm? О Маршаке - Л. Алупова - С.Я. Маршак и Карелия]. Проверено 15 февраля 2013. [www.webcitation.org/6Ei1uJZgc Архивировано из первоисточника 26 февраля 2013].
  7. [shmulevrn.livejournal.com/112689.html shmulevrn — Маршак — белогвардеец?]. [www.webcitation.org/6EzPPPqH9 Архивировано из первоисточника 9 марта 2013].
  8. [kubstu.ru/s-166 КубГТУ. Кафедра английского языка]
  9. В частности, его учеником был поэт Л. С. Друскин, тепло описавший Маршака в воспоминаниях: Спасённая книга. Воспоминания, London, 1984.
  10. [books.google.co.uk/books?id=kWVkAAAAQBAJ&pg=PT320&lpg=PT320&dq=В+1937+году+созданное+Маршаком+детское+издательство+в+Ленинграде+было+разгромлено&source=bl&ots=Afp4LqMW3h&sig=naTnhwjRUOvixYOFrwaDSER9r-0&hl=en&sa=X&ved=0ahUKEwis5rTW5sDNAhUrBsAKHc-kAEoQ6AEIJDAB#v=onepage&q=В%201937%20году%20созданное%20Маршаком%20детское%20издательство%20в%20Ленинграде%20было%20разгромлено&f=false Великие евреи. 100 прославленных имен. By Ирина Мудрова.]
  11. Мао Цзэ-дун. Восемнадцать стихотворений. Москва: Издательство Правда, 1957 (Библиотека «Огонёк»)
  12. [books.google.com/books?id=EQgaBwAAQBAJ&pg=PA94&lpg=PA94&dq= Perspectives in Translation Studies (p. 94)]: «Honorary president of the Burns Federation in Scotland».
  13. [www.electricscotland.com/familytree/frank/burns_lives107.htm Ideological Adaption of Robert Burns in the Soviet Union By Dr. Natalia Kaloh Vid]
  14. [www.scotsman.com/lifestyle/travel/from-rabbie-with-love-1-1389226 From Rabbie with love («The Scotsman», 10 апреля 2005)]
  15. [www.paisleyburnsclub.org.uk/Jarmit1992.doc J. A. Armit (1993) — Paisley Burns Club]
  16. [www.dailyrecord.co.uk/lifestyle/local-lifestyle/pilgrimage-birthplace-burns-2431590 On pilgrimage to the birthplace of Burns]
  17. [s-marshak.ru/photo/doski/doski.htm Мемориальные доски на сайте о жизни и творчестве Самуила Яковлевича Маршака]
  18. Газета «Книжное обозрение», 2012, № 4
  19. [www.moe-online.ru/news/view/329531.html На открытие памятника Самуилу Маршаку приехал внук поэта — Новости — МОЁ! Online Воронеж]
  20. [riavrn.ru/news/na-otkrytie-festivalya-marshak-v-voronezh-priedet-vnuk-poeta/ На открытие фестиваля «Маршак» в Воронеж приедет внук поэта]
  21. [marshakfest.com/about Детский театральный фестиваль МАРШАК прошёл в Воронеже … с 31 октября по 8 ноября.]
  22. [www.s-marshak.org/content/view/1201/114/ Самуил Маршак - Доктор Фауст]

Ссылки

  • [www.мурзилка.org/izba-chitalnya/read-together/stikhi-i-rasskazy/samuil-marshak/ Статья Валентина Берестова о Самуиле Маршаке]  (рус.)
  • [s-marshak.ru/ Недописанная страница. Сайт о жизни и творчестве Маршака]  (рус.)
  • [stihipoeta.ru/samuil-marshak/samuil-marshak-detskie/ Самуил Маршак стихи для детей]
  • [www.sem40.ru/ourpeople/famous/15687/?print=1 История семьи Маршака]  (рус.)
  • [www.lechaim.ru/ARHIV/159/geyzer.htm М.Гейзер. Путешествие длиной в жизнь]  (рус.)
  • [www.chukfamily.ru/Lidia/Publ/Laboratoria/glava7.htm Маршак-редактор — глава из книги Лидии Чуковской «В лаборатории редактора»]  (рус.)
  • [www.krugozor-kolobok.ru/64/4/64_04_14.html С. Маршак. Из новой книги. Журнал «Кругозор» (№ 4, 1964)]  (рус.)
  • [www.ijc.ru/gze29.html Матвей Гейзер. Право на бессмертный миг]  (рус.)
  • [s-marshak.ru/articles/speransky-marshak02/speransky-marshak.htm А. Сперанский-Маршак. Мы жили лагерем, в палатке.]  (рус.)
  • [www.litera.ru/stixiya/authors/marshak.html Маршак на Стихии]  (рус.)
  • Стихи Маршака: [strochki.ru/marshak/], [знайка.net/samuil-yakovlevich-marshak/], [koshki-mishki.ru/verses-marshak.html]  (рус.)
  • [www.stihi-rus.ru/1/marshak/ Маршак Самуил стихи] в [www.stihi-rus.ru/page3.htm Антологии русской поэзии]  (рус.)
  • [www.ironicpoetry.ru/autors/12-m/marshak/index.html Маршак на сайте иронической поэзии]  (рус.)

Отрывок, характеризующий Маршак, Самуил Яковлевич



Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.