Марш на Рим

Марш на Рим (итал. Marcia su Roma, 27—30 октября 1922 года) — насильственная смена власти в Королевстве Италия, в результате которой в 1922 году правящей партией стала Национальная фашистская партия, а Бенито Муссолини назначен премьер-министром.

Предпосылки

Ещё в марте 1919 года Бенито Муссолини основал Итальянский союз борьбы, как реакцию на красное двулетие. Во время выборов в итальянскую палату депутатов 1919 года, малочисленная фашистская партия потерпела поражение, но уже в 1921 году были избраны 38 фашистских депутатов, включая Бенито Муссолини и Дино Гранди. Тем временем в фашистских рядах шло активное создание боевых отрядов чёрнорубашечников. В августе 1920 года они участвовали в разгоне забастовки на фабрике Альфа-Ромео в Милане, а начиная с ноября (после убийства одного высокопоставленного чиновника правых взглядов в Болонье) — чёрнорубашечники получают негласную поддержку правительства в борьбе против социалистического движения, особенно на севере Италии, в долине реки По.

Гонения на «красное» движение вылились, как уже было сказано, в избрание 38 фашистских депутатов в 1921 году, большинство из которых прошло в парламент в составе Национал-либеральной парии Джованни Джолитти, которые, правда, вскоре от неё отделились. Весь 1921 год Муссолини пытался создать коалицию с какой-либо политической силой, одно время он пытался сблизиться с социалистами, но это вызвало возмущение наиболее радикальной части фашистов — сквадристов, во главе с их лидерами — «Ras». После неудачной попытки Джолитти разогнать и запретить сквадристов, Муссолини под лозунгами консерватизма и национализма преобразовывает Итальянский союз борьбы в Национальную фашистскую партию. Это привело к довольно крупным, но не согласованным, антифашистским выступлениям в разных частях страны. Противостояние с недавно избранным премьер-министром Италии Луиджи Факта и нарастающее напряжение в стране вынудили фашистских лидеров решиться на серьёзный шаг.

Марш

Марш был организован в основном квадрумвирами: Эмилио Де Боно, Итало Бальбо, Чезаре Мария Де Векки и Микеле Бьянки — лидерами фашистской партии и чёрнорубашечников. Сам Муссолини предпочёл оставаться в стороне, хотя неоднократно фотографировался среди марширующих фашистов.

После нескольких митингов на севере Италии стало понятно, что немалая часть населения поддерживает фашистов, заявления Муссолини становились всё более открытыми, так, например, на 60-тысячном митинге в Неаполе 24 октября 1922 года Муссолини открыто заявил: «Программа нашей партии простая: мы хотим править Италией» и «Настало время фашистам заняться управлением Италией. Оно или будет передано нам добровольно, или мы пойдем маршем на Рим и сами захватим его в свои руки». Тем временем отряды под предводительством квадрумвиров постепенно занимали города и ключевые позиции в долине По. В некоторых городах отряды сквадристов встречали сопротивление армии, но в основном захват происходил бескровно.

• 26 октября. Антонио Саландра предупреждает Луиджи Факта о готовящемся перевороте, Факта не предпринимает никаких действий. После установления контроля над Флоренцией, Перуджей и Мантуей квадрумвиры устраивают штаб в Перудже, чтобы быть в центре событий.
• 27 октября. Муссолини приезжает в Милан, в Перудже опубликовано воззвание Национальной фашистской партии к итальянскому народу о начале «Похода на Рим». Колонны сквадристов (численностью от 10 до 30 тысяч человек) под руководством квадрумвиров начинают двигаться в сторону Рима. Сквадристы начинают вооружаться, часть винтовок захватываются со складов, часть добровольно передаётся фашистам местными армейскими частями. В Риме Луиджи Факта заявляет, что страна стоит на пороге мятежа. После встречи с Виктором-Эммануилом Факта готовит приказ о переходе на чрезвычайное положение и вводе дополнительных войск в Рим.
• 28 октября. Ночью король Виктор-Эммануил ведёт переговоры с депутатами-фашистами, генералами и бывшим премьер-министром Антонио Саландрой. Несмотря на заверения генерала Диаца о том, что армия верна королю, Виктор-Эммануил отклоняет приказ о чрезвычайном положении, премьер-министр Луиджи Факта подаёт в отставку. Король предлагает Саландаре сформировать правительство, обещая портфели министров фашистским лидерам. Муссолини по телефону отказывается: «фашисты не для того тратили столько сил для организации марша на Рим», и требует пост премьер-министра. Отряды сквадристов стоят приблизительно в 50 км от Рима.
• 29 октября. Получив различные донесения о силах фашистов под Римом, король Виктор-Эммануил утверждает Муссолини на пост премьер-министра. Муссолини выезжает из Милана в Рим на поезде.
• 30 октября. Ночью Бенито Муссолини приезжает в Рим. Приблизительно в это время в Рим входят отряды фашистов. После аудиенции с королём Муссолини формирует правительство: сам он занимает посты премьер-министра, министра внутренних дел и министра иностранных дел, генерал Диац назначается военным министром, адмирал Ревель — министром флота, генерал Де Боно — шефом полиции.

Итоги

Получение столь широких полномочий позволило Муссолини серьёзно укрепить свои позиции. Например: в 1921 году в парламент попало всего 38 фашистских кандидатов, подавляющее большинство из которых — в составе других, не фашистских партий, однако после занятия поста премьер-министра, при помощи закона Ачербо и использования силы во время выборов 1924 года, его партия получает две трети мест в парламенте. В итоге, подавление всякой оппозиции сквадристами, вплоть до обыкновенных убийств, как например убийство антифашиста Джакомо Маттеотти, и полная лояльность парламента позволяют Муссолини получить диктаторские полномочия. Власть в Италии полностью переходит под контроль фашистов до 1943 года.

Истории прихода фашистов к власти была посвящена Выставка фашистской революции.

Ссылки

• [www.hrono.info/sobyt/1922ital.html Хронология событий]
• [www.britannica.com/EBchecked/topic/508871/March-on-Rome Encyclopedia Britannica] (англ.)
• [www.fifthinternational.org/index.php?id=84,1110,0,0,1,0 fifthinternational.org] (англ.)

Отрывок, характеризующий Марш на Рим

Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.