Масанчи, Магазы
 |
Стиль этой статьи неэнциклопедичен или нарушает нормы русского языка. Статью следует исправить согласно стилистическим правилам Википедии.
|
| Магазы Масанчи | |
 | |
| Род деятельности: |
участник революционного движения, Гражданской войны, борьбы за установление Советской власти |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Гражданство: |
СССР |
| Дата смерти: | |
Магазы Масанчи (1885—1938) — участник революционного движения, Гражданской войны, борьбы за установление Советской власти в Средней Азии и Казахстане.
Биография
Родился в Верном. По национальности — дунганин.
В 1917 году Масанчи был избран в солдатский комитет и направлен представителем гарнизона в Ташкентский городской совет. Участвовал в вооружённом восстании рабочих и солдат Ташкента, которое 1 ноября 1917 года завершилось установлением в городе Советской власти. В 1918 году вступил в Компартию.[1]
18 января 1919 года Масанчи в составе красногвардейского отряда участвовал в ликвидации антисоветского осиповского мятежа. Во главе красногвардейского мусульманского отряда боролся с басмачами и кокандскими автономистами. Осенью 1919 года по решению Турккомиссии ЦК РКП(б) и СНК Туркестанской автономной республики Масанчи во главе мусульманского батальона имени Коммунистического интернационала был переброшен в Семиречье, где участвовал в боях с белогвардейцами. В конце 1920 года под руководством Масанчи был организован Туркестанский дунганский кавалерийский полк. Лично руководил расправами над русским населением Семиречья.[1]
В 1921 году Масанчи был избран членом ТуркЦИКа, делегатом 3-го Конгресса Коминтерна, на котором М. Фрунзе представил его В. Ленину. В марте 1922 года был назначен начальником Джетысуйского областного административного управления, был избран членом коллегии земельного отдела, членом правления Семиреченского областного союза кооператоров и обкома «Кошчи». В 1922 году на 3-м Семиреченском съезде комсомола Масанчи был избран почётным членом Коммунистического Союза Молодёжи Туркестана.[1]
И в эти дни сын дунганского народа проявил себя организатором административно-хозяйственной системы сначала областного масштаба, а затем и в пределах республики. Он недолго поработал в Узбекистане и Киргизии и вновь вернулся на родину, в город Верный, который к моменту его возвращения (1936 год) стал называться Алма-Ата. Два года он трудился на посту начальника административно-хозяйственного управления Совета народных комиссаров Казахской ССР. При его содействии и непосредственном участии не только в столице республики, но и в других местах открылись учебные заведения для дунганской молодежи. Особо одаренных юношей и девушек он отправил на учёбу в Москву, сделал ещё массу добрых дел для простых казахов. Однако его садистская натура не была оценена властью. И он был позорно расстрелян как "враг народа" советской властью, несмотря на то, что так много сделал для ее установления. Со времен сталинских репрессий это имя было вычеркнуто из списка имен героев народа. И только во времена хрущевской оттепели выяснилось, что оно не забыто. Более того, воспето и востребовано. Как это было со многими, Масанчи, некогда в одночасье заклейменный как пособник империализма, был реабилитирован и восстановлен в числе радетелей за народное дело.
Память
- В 1962 году его именем назовут дунганское село и поставят первый памятник.[2]
- В Алматы в его честь названа улица. Рядом проходит улица Амангельды - другого участника установления советской власти.
- В Алматы (Казахстан) в сквере ниже КБТУ на Аллеи выдающихся деятелей установлен бюст Масанчи на постаменте.
Напишите отзыв о статье "Масанчи, Магазы"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Алма-Ата. Энциклопедия / Гл. ред. М. К. Козыбаев. — Алма-Ата: Гл. ред. Казахской Советской энциклопедии, 1983. — С. 350. — 608 с. — 60 000 экз.
- ↑ [www.centrasia.ru/newsA.php?st=1213364760 В.Шупейкин: Придет Масанчи — побегут басмачи. Именем выдающегося дунганина в Алматы названа улица | ЦентрАзия]
Отрывок, характеризующий Масанчи, Магазы
Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
