Масарик, Томаш Гарриг

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Масарик, Томаш»)
Перейти к: навигация, поиск
Томаш Гарриг Масарик
Tomáš Garrigue Masaryk<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Президент Чехословакии
14 ноября 1918 года — 14 декабря 1935 года
Глава правительства: Карел Крамарж
Властимил Тусар
Ян Черны
Эдвард Бенеш
Антонин Швегла
Ян Черны
Франтишек Удржал
Ян Малипетр
Милан Годжа
Предшественник: должность учреждена
Преемник: Милан Годжа (и.о.)
Эдвард Бенеш
 
Рождение: Гёдинг, Моравия, в составе Австрийской империи
Смерть: Ланы, Чехословакия
Супруга: Шарлотта Гарриг(1850-1923)
Дети: Алиса (1879—1966), Герберт (1880—1915), Ян Масарик (1886—1948), Элеонора (1890; умерла во младенчестве), Ольга (1891—1978), Анна (умерла во младенчестве)
 
Автограф:
 
Награды:

То́маш Га́рриг Ма́сарик (чеш. Tomáš Garrigue Masaryk (при рождении — Томаш Масарик), имя часто сокращается как TGM; 7 марта 1850 года, Гёдинг, Моравия, Австрийская империя, — 14 сентября 1937 года, Ланы, Чехословакия) — чешский социолог и философ, общественный и государственный деятель, один из лидеров движения за независимость Чехословакии, а после создания государства — первый президент Чехословацкой Республики (19181935).





Биография

Отец, Йозеф Масарик (1823—1907), был словаком из венгерской части Австро-Венгрии, мать, Тереза Масарикова (в девичестве — Кропачкова) (1813—1887) — немкой из Моравии. Масарик родился в простой рабочей семье. Учился в Брно, Вене и Лейпциге (среди его учителей были Франц Брентано и Вильгельм Вундт), в 1882 стал профессором Пражского университета. Его работы были посвящены истории философии (в том числе написал книгу о русской философии, печатался в России на русском языке), социологии и истории; рано начал выступать как идейный вдохновитель национального движения. Степень доктора философии он получил, защитив диссертацию на тему: «Самоубийство как социальное явление». Основал влиятельный журнал «Атенеум. Журнал литературы и научной критики». В частности, Масарик был координатором деятельности учёных на страницах «Атенеума» по разоблачению подложных рукописей Вацлава Ганки (утверждая, что истинный патриотизм не может основываться на подделке). «Великое не может быть великим, если оно лживо» — таков был девиз всей его жизни.

В 1902 году Масарик по приглашению американца Чарльза Крейна читает лекции в Чикагском университете. Там же в 1903 и в 1904—1905 годах читал лекции и будущий первый министр иностранных дел Временного правительства России Милюков П. Н., который помог Масарику в создании первых Чешских военных формирований из военнопленных в России в 1917 году Масарик и Бенеш ещё раз встречаются в Англии в Кембридже с Милюковым П. Н. и Дмовским Р. В. в 1916 году.

Депутат парламента австрийских земель (рейхсрата) в 18911893 и 19071914. C 1915 года участвовал в подпольной организации «Maffie» — Движение за независимость Чехословакии. Годы Первой мировой войны провёл в Швейцарии, Италии, Великобритании, Франции, России, США, где активно агитировал общественное мнение Антанты за независимость Чехословакии именно в таких границах и признание «чехословаков» особой нацией. После падения Австро-Венгерской империи был заочно избран (будучи в США) в 1918 году первым президентом Чехословацкой республики; через месяц вернулся в страну.

В 1917 году Масарик приехал в Россию, где участвовал в создании Чехословацкого корпуса (переименованного потом в Чехословацкий легион, а затем 1 февраля 1919 года в Чехословацкую армию — Чехо-войско). В марте 1918 года Масарик уехал в США из Москвы через Владивосток. О своей работе в России Масарик говорил: «Эта была большая работа, в России, но замечательная; мы возвращались домой не с голыми руками, у нас было что-то настоящее, своё, наша армия, первая, настоящая, пускай экстерриториальная, часть нашего будущего государства». Чехословацкий национальный совет, председателем которого был Томаш Масарик, признавался единственным верховным органом всех чехословацких военных формирований.

Личность Масарика в межвоенной Чехословакии стала объектом полуофициального культа [1]. Он рисовался наиболее авторитетным политическим и духовным лидером независимой Чехословакии (имел полуофициальное прозвище «батюшка» — Tatíček), воплощением этичной борьбы за независимость и создания нового государства. Подчеркивался "гуманистический" характер президентства Масарика, для него характерно высказывание: «Всякая разумная и честная политика есть реализация и укрепление принципов гуманизма. Политику, как и все, что мы делаем, следует подчинять этическим принципам. Политику, как и всю жизнь человека и общества, я не могу понимать иначе как sub specie aeternitatis». Ещё при его жизни сложился официальный культ Масарика — «Президента-освободителя»; значительный вклад в формирование «масариковского мифа» внёс Карел Чапек, автор многотомных «Бесед с Т. Г. Масариком». Поклонник англо-американской культуры, Масарик стремился к созданию либеральной многопартийной демократии, с допущением национальных меньшинств в политику, однако как идеолог «чехословакизма» допускал антинемецкие высказывания. После его отставки в 1935, из двух кандидатур: Эдвард Бенеш и Богумил Немец[2], президентом был избран многолетний министр иностранных дел Эдвард Бенеш. Масарик умер в 1937 году в своём имении Ланы, за год до краха Первой Чехословацкой республики.

Его жена, Шарлотта Гарриг, чью фамилию он взял как второе имя, была американкой и во время Первой мировой войны арестовывалась австрийскими властями. Они познакомились в Лейпциге, где оба учились. Шарлота Гарриг была родственницей очень богатого американского бизнесмена Чарльза Крейна[3]. Чарльз Крейн потом устроил Томаша Масарика к себе на работу. Масарик очень долгое время жил и работал в США. Через Крейна о Масарике узнал и президент США Вудро Вильсон (Чарльз Крейн участвовал в финансировании избрания Вильсона президентом США). Впоследствии сын Чарльза Крейна Ричард (брат жены Томаша Масарика) в 1919—1922 годах был посланником США в Праге, а другой сын Крейна (Джон Крейн) в 1922 году стал секретарём Масарика в Праге. Сын Масарика, Ян работал у Крейна, а позднее и у Президента Вильсона. Ян Масарик женился на дочери Крейна[3], работал в министерстве иностранных дел Чехословакии и затем стал посланником Чехословакии в Лондоне.

Память и признание

Член-корреспондент Британской академии (1920).

В Годонине открыт музей Масарика. Его имя носят многие улицы, проспекты и вокзалы. Самый большой автодром Чехии назван трассой имени Масарика (чеш. Masarykův okruh). Также его имя носит населённый пункт на севере Израиля — Кфар Масарик и площадь в центре Тель-Авива.

В 1928 г. Чехословакия выпустила памятную монету номиналом в 10 крон с портретом Т. Масарика. Монета была посвящена 10-летию независимости. Масса 10 граммов, проба 700.

В 1937 г. в связи с кончиной Т. Масарика Чехословакия выпустила памятную монету номиналом в 20 крон. Масса 12 граммов, проба 700.

В 1990 г. Чехословацкая Федеративная Республика выпустила серию памятных монет номиналом в 10 крон, в том числе с Т. Масариком.

В современной Чехии существует орден, учреждённый в честь Т. Масарика.

Произведения

  • Ideály humanitní; Problém malého národa; Demokratism v politice. Praha: Melantrich, 1990
  • Masaryk T.G. Svobodni zednari, Nase doba 1925.
  • Masaryk T.G. Katolicke povery o zednarstvi a satanismus, Svobodny zednar VIII/1934.
  • Thomas Masaryk The making of a State
  • Masaryk. T.G. Svetova revoluce, Cin, 1925
  • T. G. Masaryk «Die Weltrevolution»

Публикации на русском языке

  • Масарик Т. Г. Философия — социология — политика. Избранные тексты. М.: РУДН, 2003
  • Масарик Т. Г. Россия и Европа. Эссе о духовных течениях в России. Т.1-3. СПб: РХГИ, 2004

Напишите отзыв о статье "Масарик, Томаш Гарриг"

Литература

  • Masaryk osvoboditel: sborník. Praha, 1920
  • Chavez E.A. Masaryk como filósofo. México: Universidad nacional, 1938.
  • Opat J. Tomáš Garrigue Masaryk. Praha: Melantrich, 1990 (на англ. яз.)
  • Soubigou A. Tomáš Garrigue Masaryk. Praha; Litomyšl: Paseka, 2004
  • Lt.Gen. [ru.wikipedia.org/wiki/%D1%E0%F5%E0%F0%EE%E2,_%CA%EE%ED%F1%F2%E0%ED%F2%E8%ED_%C2%FF%F7%E5%F1%EB%E0%E2%EE%E2%E8%F7 Constantin W. von Sakharow] «Die tschechischen Legionen in Sibirien», 1930.
  • Задорожнюк Э. Г. Штрихи к портрету Томаша Гаррига Масарика // Новая и новейшая история. — 2012. — № 5. — С. 151—163.
  • Документы об антинародной и антинациональной политике Масарика / ред. Туманов М., М., изд. Иностранной литературы, 1954 г.
  • [www.gramota.net/materials/3/2012/11-1/10.html Валиахметов А. Н. Т. Г. Масарик и Чехословацкий легион в России (1917—1920): Отечественная и Чехословацкая историография]
  • Т. Г. Масарик и «Русская акция» Чехословацкого правительства. К 150-летию со дня рождения Т. Г. Масарика: по материалам международной научной конференции / отв. ред. М. Г. Вандалковская. М.: Русский путь, 2005.
  • Александр Котомкин «О Чехословацких Легионерах в Сибири 1918 −1920. Воспоминания и документы», Париж, 1930
  • Фирсов Е. Ф. Т. Г. Масарик в России и борьба за независимость чехов и словаков. М.: «Индрик», 2012. — 336 с., ил. ISBN 978-5-91674-225-1
  • Генералъ-Лейтенантъ К. В. Сахаровъ «Чешскiе легiоны въ Сибири. (Чешское предательство)», Берлинъ, 1930

Примечания

  1. Orzoff Andrea. The Husbandman: Tomáš Masaryk's Leader Cult in Interwar Czechoslovakia // Austrian History Yearbook / Volume 39 / April 2008, pp 121-131. www.academia.edu/11061582/The_Husbandman_Tom%C3%A1%C5%A1_Masaryks_Leader_Cult_in_Interwar_Czechoslovakia
  2. Karel Sys «Praha zednarska», изд. Futura, BVD, 2009 г., ISBN 978-80-87090-21-3
  3. 1 2 Столешников А. П. «Реабилитации не будет или Анти-Архипелаг», 2005

Ссылки

  • [vpn.int.ru/index.php?name=Biography&op=page&pid=807 Масарик, Томаш Гарриг — Биография. Библиография. Философские и социологические идеи. Высказывания]
  • [exmlm.net/tomash-masarik/ Томаш Масарик — первый президент Чехословакии. Биография]
  • Троцкий Л. [www.magister.msk.ru/library/trotsky/trotl508.htm Масарик о русском марксизме]
Предшественник:
Президент Чехословацкой республики
19181935
Преемник:
Эдвард Бенеш

Отрывок, характеризующий Масарик, Томаш Гарриг

В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.