Маскаренский попугай

† Маскаренский попугай
Научная классификация
промежуточные ранги Домен:  Эукариоты Царство:  Животные Подцарство:  Эуметазои Без ранга:  Двусторонне-симметричные Без ранга:  Вторичноротые Тип:  Хордовые Подтип:  Позвоночные Инфратип:  Челюстноротые Надкласс:  Четвероногие Класс:  Птицы Подкласс:  Новонёбные Отряд:  Попугаеобразные Семейство:  Попугаевые Подсемейство:  Настоящие попугаи Триба:  Неопределенное положение Род:  Mascarinus Вид:  † Маскаренский попугай
Международное научное название
Mascarinus mascarinus (Linnaeus, 1771)
Охранный статус
Исчезнувшие виды IUCN 3.1 Extinct: [www.iucnredlist.org/details/106001493 106001493 ]
Изображения на Викискладе FW   [fossilworks.org/bridge.pl?action=taxonInfo&taxon_no= ???]

Маскаренский попугай (лат. Mascarinus mascarinus) — вымерший вид семейства попугаевых, эндемик Маскаренского острова Реюньон в Индийском океане. Таксономическое родство этого вида являлось предметом обсуждений. Птица на основе работ по анатомии была связана с настоящими попугаями, а на основе генетических исследований - с попугаям-ваза. Точное таксономическое положение остаётся неразрешённым.

Маскаренский попугай был 35 см в длину с большим красным клювом и длинными закруглёнными хвостовыми перьями. Его ноги были красными, а вокруг ноздрей и глаз имелись серёжки. Птица спереди имела чёрную голову и частично белые перья на хвосте, однако окраска её туловища, крыльев и головы пока остаётся неясной. Описания указывают на пепельно-серые туловище и голову, а в центре белой хвостовой части были два тёмных пера. В отличие от описаний, основой которых служили чучела птицы, предполагается, что туловище было коричневым, а голова синеватой, не говоря уже о тёмных перьях в центре хвоста. Эта разница в описаниях могла быть из-за изменения окраски экспонатов в результате старения и воздействия на них света, а также других повреждений. О жизни птицы мало что известно.

Маскаренские попугаи впервые были упомянуты в 1674 году, а позднее живые особи были завезены в Европу, где они жили в неволе. Вид был научно описан в 1771 году. В настоящее время существуют только два чучела: в Париже и Вене. Дата и причина вымирания маскаренских попугаев остаются неясными. Последняя запись в 1834 году считается сомнительной, поэтому существует вероятность того, что вид вымер до 1800 году, а в природе - возможно ещё раньше.

Таксономия

Маскаренские попугаи впервые упоминаются французским путешественником господином Дюбуа в его путевом очерке 1674 года, впоследствии получив только несколько прижизненных описаний. По крайней мере, в конце 18 века три живых экземпляра были доставлены во Францию и находились в неволе, по двум из которых были сделаны описания. В настоящее время известны два чучела. Один типовой экземпляр MNHN 211 находится в Национальном музее естественной истории, а другой NMW 50.688 - в музее естествознания в Вене. Последний экземпляр был куплен у Лаверианского музея при продаже в Лондоне в 1806 году. Третий экспонат существовал на рубеже 18-го века.

Маскаренский попугай был описан как Psittacus mascarinus шведским зоологом Карлом Линнеем в 1771 году. Это имя впервые было использовано французским зоологом и натуралистом Матюреном Жаком Бриссоном в 1760 году, хотя и не задумывалось как научное название. Имя является отсылкой к Маскаренским островам, которые сами были названы в честь их португальского первооткрывателя Педру ди Машкареньяша.

Ранние авторы утверждали, что маскаренский попугай был открыт на Мадагаскаре. Эта мысль привела французского натуралиста и орнитолога Рене Лессона в 1831 году к появлению младшего синонима Mascarinus madagascariensis. Его новое название рода взяло номенклатурный приоритет, а, когда Томмазо Сальвадои в 1891 году совместил его с ранним видовым эпитетом, оно стало татонимом(научным названием с двумя одинаковыми частями). Лессон в род Mascarinus также включил благородных и кольчатых попугаев, хотя это мнение не было признано другими авторами. В следующем году немецкий герпетолог Иоганн Георг Ваглер поместил попугаев-ваза в род маскаренских попугаев. В 1879 году Английский зоолог Уильям Александр Форбес придумал птице новое название Mascarinus duboisi, полагая, что видовой эпитет mascarinus был недопустим, поскольку он совпадал с именем рода.

В Африке натуралист Фредрик Хассельквист наблюдал неопознанного живого тёмного попугая, который в 1758 году от Линнея получил имя Psittacus obscurus, а в 1766 году стал синонимом маскаренского попугая. Из-за этой связи некоторые авторы полагали, что он был родом с Маскаренских островов, хотя его описание отличалось от описания рассматриваемого вида. Эти разногласия привели некоторых авторов к использованию ошибочных сочетаний в научных названиях, таких как Mascarinus obscurus и Coracopsis obscurа. Неопознанный вид, возможно, был африканским серым попугаем.

Другой неопознанный экспонат попугая бурого цвета, находящийся в Королевском музее, был описан французским натуралистом графом де Буффоном в 1779 году в заметке, где он указывал сходства и различия между маскаренскими попугаями и рассматриваемой находкой. Английский палеонтолог Джулиан Хьюм предположил, что этот экспонат, возможно, был малым попугаем-ваза или сохранившийся старый маврикийский чубатый попугай. В настоящее время данный экспонат утерян. Английский зоолог и создатель книги «Список родовптиц» 1840-х годов Джордж Роберт Грей определил Благородного зелёно-красного попугая) как подвид маскаренских попугаев с Молуккских островов, однако это мнение вскоре было опровергнуто другими авторами.

Позднее из гротов на острове Реюньон были извлечены субфоссилии попугаев. Рентгенография двух существующих чучел маскаренских попугаев позволила сравнить останки с субфоссилиями и показать промежуточные данные в сравнении с современными экспонатами. Малый попугай-ваза был завезён на Реюньон в начале 1780 годов, однако несмотря на то, что ископаемые кости были схожи с теми, что у интродуцированного вида, они, как считается, принадлежат маскаренскому попугаю.

Происхождение

Родственники маскаренского попугая неизвестны, однако с середины 19-го века конкурировали две гипотезы. Одни авторы считают, что птица является родственником попугаев-ваза, которые имеют тёмное оперение, а другие - что, родственниками являются кольчатых попугаев, которые имеют большой красный клюв, определяющий эту группу. Рисунок оперения птицы, в основном, был нетипичным для кольчатых попугаев, хотя другие представители имеют чёрную голову.

Во время плейстоцена был низкий уровень моря, в результате чего стало возможным колонизировать Маскаренские острова видами из разных областей. Хотя мало известно о большинстве вымерших попугаев с Маскаренских островов, субфоссилии показают, что птицы имели такие общие черты, как увеличенные черепа и клювы, уменьшенную грудину и прочные кости ног. Хьюм является сторонником теории происхождения птицы от кольчатых попугаев на основании морфологических данных и факта, что они колонизировали большинство изолированных островов в Индийском океане. Согласно этой теории кольчатые попугаи вторгались в этот район несколько раз, поскольку многие виды были настолько уникальными, что они могли появиться на значительной части островов в горячих точках до отделения Маскаренских островов.

Реюньону 3 миллиона лет, за время существования которого появились новые рода, однако многие эндемики возможно были уничтожены в результате извержения вулкана Питон-де-Неж между 300 000 и 180 000 лет назад. Самые последние из существующих видов, соответственно, вероятно являлись потомками животных из Африки и Мадагаскара, заново колонизировавших остров после извержения. Если маскаренский попугай по факту произошёл от вымершего рода на Реюньоне до извержения вулкана, то он был бы одним из немногих, кто выжил в этом острове.

Генетический анализ 2011 года показал, что маскаренский попугай находится среди подвидов малого попугая-ваза из Мадагаскара и близлежащих островов, и, следовательно, не являлся родственником кольчатых попугаев. Он также установил, что до появления Реюньона маскаренские попугаи от общих предков отделились 4,6 - 9 миллионов лет назад, указывающий на то, что должно было произойти в других местах. Кладограмма, сопровождающая исследование, показана снизу:

E	Coracopsis vasa drouhardii (W Madagascar) Coracopsis vasa vasa (E Madagascar) Coracopsis nigra barklyi (Praslin Island (Seychelles)) Mascarinus mascarinus Coracopsis nigra siblans (Comoros) Coracopsis nigra nigra (E Madagascar) Coracopsis nigra libs (W Madagascar)

Другая группа учёных позднее подтвердила положение, но указала на то, что образец мог быть поврежден и необходимы дальнейшие исследования, прежде чем этот вопрос будет полностью решён.

Описание

Длина тела 35 см. Голова сиренево-голубая, перед головы (лицо) чёрный. Перед — коричнево-дымчатый, спина, крылья — тёмно-коричнево-дымчатые. Подкрылья, подхвостье — бледнее переда. 12 хвостовых перьев — чёрно-коричневые. 10 крайних рулевых — белые у основания на четверть длины. Клюв красный. Радужка красная. Окологлазное кольцо красно-вишнёвое. Лапки красновато-вишнёво-телесные.

Поведение и экология

О. Реюньон, возможно и о. Маврикий, Маскаренские острова (Индийский океан, восточнее Мадагаскара).

Описание: основано на описании Бриссона («Орнитология»). В 1760 году в Париже им была описана жившая в королевском зоопарке особь. Второе свидетельство — 2 чучела и кости, одно из них — выцветшее чучело в Национальном Историческом Музее Парижа — со сплющенным черепом, датируемое 1800 г. Второе чучело — в Национальном Историческом Музее Вены, датируемое 1806 г. Третье свидетельство — 2 картина, написанные с 2х различных особей. У них нет сплющенного черепа. 1 иллюстрация из «История Птиц» 1783, Буффона. 2 иллюстрация из «Атлас орнитолога» 1834г, Хан — зарисовка последнего из живых представителей этого вида, проживавшего в зоопарке короля Баварии. Хан описал птицу как малоподвижную и не жизнерадостную. Возможно, она была стара.

Вымирание

Исчез к началу ХIХ века (у Людвига I, короля Баварии жил последний зарегистрированный экземпляр).

Литература

A. S. Cheke and J. P. Hume. Lost Land of the Dodo: an Ecological History of Mauritius, Réunion & Rodrigues. — T. & A. D. Poyser, 2008. — ISBN 978-0-7136-6544-4.

Отрывок, характеризующий Маскаренский попугай

– Смотрите, чему вы верили! Вот он! Видите ли вы теперь, что не он, а Я двигал вас?
Но, ослепленные силой движения, люди долго не понимали этого.
Еще большую последовательность и необходимость представляет жизнь Александра I, того лица, которое стояло во главе противодвижения с востока на запад.
Что нужно для того человека, который бы, заслоняя других, стоял во главе этого движения с востока на запад?
Нужно чувство справедливости, участие к делам Европы, но отдаленное, не затемненное мелочными интересами; нужно преобладание высоты нравственной над сотоварищами – государями того времени; нужна кроткая и привлекательная личность; нужно личное оскорбление против Наполеона. И все это есть в Александре I; все это подготовлено бесчисленными так называемыми случайностями всей его прошедшей жизни: и воспитанием, и либеральными начинаниями, и окружающими советниками, и Аустерлицем, и Тильзитом, и Эрфуртом.
Во время народной войны лицо это бездействует, так как оно не нужно. Но как скоро является необходимость общей европейской войны, лицо это в данный момент является на свое место и, соединяя европейские народы, ведет их к цели.
Цель достигнута. После последней войны 1815 года Александр находится на вершине возможной человеческой власти. Как же он употребляет ее?
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшей властью и потому возможностью сделать благо своих народов, в то время как Наполеон в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил человечество, если бы имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе руку божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее в руки презираемых им и презренных людей и говорит только:
– «Не нам, не нам, а имени твоему!» Я человек тоже, как и вы; оставьте меня жить, как человека, и думать о своей душе и о боге.

Как солнце и каждый атом эфира есть шар, законченный в самом себе и вместе с тем только атом недоступного человеку по огромности целого, – так и каждая личность носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.


Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.
Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за теткой, читала ей вслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаю скрывать от старой графини то положение нужды, в котором они находились. Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за все, что она делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, но старался отдаляться от нее.
Он в душе своей как будто упрекал ее за то, что она была слишком совершенна, и за то, что не в чем было упрекать ее. В ней было все, за что ценят людей; но было мало того, что бы заставило его любить ее. И он чувствовал, что чем больше он ценит, тем меньше любит ее. Он поймал ее на слове, в ее письме, которым она давала ему свободу, и теперь держал себя с нею так, как будто все то, что было между ними, уже давным давно забыто и ни в каком случае не может повториться.
Положение Николая становилось хуже и хуже. Мысль о том, чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал, но, удовлетворяя требования матери, должал по мелочам. Выхода из его положения ему не представлялось никакого. Мысль о женитьбе на богатой наследнице, которую ему предлагали его родственницы, была ему противна. Другой выход из его положения – смерть матери – никогда не приходила ему в голову. Он ничего не желал, ни на что не надеялся; и в самой глубине души испытывал мрачное и строгое наслаждение в безропотном перенесении своего положения. Он старался избегать прежних знакомых с их соболезнованием и предложениями оскорбительной помощи, избегал всякого рассеяния и развлечения, даже дома ничем не занимался, кроме раскладывания карт с своей матерью, молчаливыми прогулками по комнате и курением трубки за трубкой. Он как будто старательно соблюдал в себе то мрачное настроение духа, в котором одном он чувствовал себя в состоянии переносить свое положение.


В начале зимы княжна Марья приехала в Москву. Из городских слухов она узнала о положении Ростовых и о том, как «сын жертвовал собой для матери», – так говорили в городе.
«Я и не ожидала от него другого», – говорила себе княжна Марья, чувствуя радостное подтверждение своей любви к нему. Вспоминая свои дружеские и почти родственные отношения ко всему семейству, она считала своей обязанностью ехать к ним. Но, вспоминая свои отношения к Николаю в Воронеже, она боялась этого. Сделав над собой большое усилие, она, однако, через несколько недель после своего приезда в город приехала к Ростовым.
Николай первый встретил ее, так как к графине можно было проходить только через его комнату. При первом взгляде на нее лицо Николая вместо выражения радости, которую ожидала увидать на нем княжна Марья, приняло невиданное прежде княжной выражение холодности, сухости и гордости. Николай спросил о ее здоровье, проводил к матери и, посидев минут пять, вышел из комнаты.
Когда княжна выходила от графини, Николай опять встретил ее и особенно торжественно и сухо проводил до передней. Он ни слова не ответил на ее замечания о здоровье графини. «Вам какое дело? Оставьте меня в покое», – говорил его взгляд.
– И что шляется? Чего ей нужно? Терпеть не могу этих барынь и все эти любезности! – сказал он вслух при Соне, видимо не в силах удерживать свою досаду, после того как карета княжны отъехала от дома.
– Ах, как можно так говорить, Nicolas! – сказала Соня, едва скрывая свою радость. – Она такая добрая, и maman так любит ее.
Николай ничего не отвечал и хотел бы вовсе не говорить больше о княжне. Но со времени ее посещения старая графиня всякий день по нескольку раз заговаривала о ней.
Графиня хвалила ее, требовала, чтобы сын съездил к ней, выражала желание видеть ее почаще, но вместе с тем всегда становилась не в духе, когда она о ней говорила.
Николай старался молчать, когда мать говорила о княжне, но молчание его раздражало графиню.
– Она очень достойная и прекрасная девушка, – говорила она, – и тебе надо к ней съездить. Все таки ты увидишь кого нибудь; а то тебе скука, я думаю, с нами.
– Да я нисколько не желаю, маменька.
– То хотел видеть, а теперь не желаю. Я тебя, мой милый, право, не понимаю. То тебе скучно, то ты вдруг никого не хочешь видеть.
– Да я не говорил, что мне скучно.
– Как же, ты сам сказал, что ты и видеть ее не желаешь. Она очень достойная девушка и всегда тебе нравилась; а теперь вдруг какие то резоны. Всё от меня скрывают.