Маскил (ивр. מַשְׂכִּיל, множ. маскилим) — просвещенный, «уразумевший».
К этому термину особенно охотно прибегал Авраам ибн-Эзра в тех случаях, когда он, опасаясь обвинений в свободомыслии, высказывал свои воззрения лишь намеками; он при этом добавлял: והמשכיל יבין — и разумеющий поймет. [Охотно этим эпитетом обозначали себя древнейшие караимы]. В позднейшей эпохе слово «маскилизм» означает целую полосу в истории культурного просвещения еврейства.
«Маскилим» называли поборников светского знания, которое они стремились распространить среди евреев при помощи еврейской литературы. О мировоззрении «маскилим», об их стремлениях и о роли, сыгранной ими в еврейской жизни и литературе, — см. Хаскала. У хасидов под словом «маскилим», в отличие от «Обеда» (רבוע םיהלא, служитель Бога), понимают знатока хасидской литературы.
См. также
Напишите отзыв о статье "Маскил"
Литература
Отрывок, характеризующий Маскил
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
