Маслово (Всеволожский район)

Деревня Маслово Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Ленинградская областьЛенинградская область Муниципальный район Всеволожский Городское поселение Свердловское Координаты 59°47′43″ с. ш. 30°47′42″ в. д.59.795151° с. ш. 30.794945° в. д. / 59.795151; 30.794945    Первое упоминание 1640 год Прежние названия Маслова, Маслов Камень Население ▼ 23 человек (2010) Часовой пояс UTC+3 Телефонный код +7 81370 Почтовый индекс 188681 Автомобильный код 47 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=41212568004 41 212 568 004]

Ма́слово (фин. Maaslova) — деревня в Свердловском городском поселении Всеволожского района Ленинградской области.

История

Расположенная на этом месте деревня Subbotovzina, упоминается ещё в шведских Писцовых книгах Ингрии за 1640 год.

Как деревня Subotofskina, она обозначена на шведской карте Ингерманландии 1690 года.

В XVIII веке в деревне располагалась мыза Сусловская, в 1732 году она была пожалована Анной Иоанновной графу П. И. Ягужинскому, а в 1736 году мыза перешла по наследству его сыну Сергею Павловичу. Затем за долги С. П. Ягужинского мыза с деревней отошли в казну и в 1770 году были подарены Екатериной II, светлейшему князю Г. А. Потемкину, который устроил в деревне Масловой винный завод.

На карте 1792 года и некоторых более поздних картах название деревни указывается как Маслова.

Как деревня Маслова она упоминается и на карте окружности Санкт-Петербурга 1810 года.

МАСЛОВО — деревня, принадлежит ротмистру Александру Чоглокову, жителей по ревизии 28 м п., 27 ж. п. (1838 год)

На этнографической карте Санкт-Петербургской губернии П. И. Кёппена 1849 года, упомянута как деревня «Maslowa», населённая ингерманландцами-савакотами.

В пояснительном тексте к этнографической карте указано количество её жителей на 1848 год: ингерманландцев-савакотов — 35 м. п., 33 ж. п., финнов — 12 м. п., 7 ж. п., всего 87 человек.

МАСЛОВО — деревня г. Чоглокова, по просёлкам, 14 дворов, 39 душ м. п. (1856 год)

---

МАСЛОВО (МАСЛОВ КАМЕНЬ) — деревня владельческая, при р. Неве, 13 дворов, 44 м п., 39 ж. п. (1862 год)

В 1885 году, согласно карте окрестностей Петербурга, деревня насчитывала 19 крестьянских дворов. Сборник Центрального статистического комитета за этот же год, описывал деревню так:

МАСЛОВА — бывшая владельческая деревня Колтушской волости при реке Неве, дворов — 24, жителей — 128; лавка. (1885 год).

---

МАСЛОВО — деревня, на земле Островского сельского общества, при р. Неве 27 дворов, 75 м п., 66 ж. п., всего 141 чел. мелочная лавка. (1896 год)

В 1898 году в деревне открылась первая школа. Учителем в ней работал М. Колкки.

В XIX — начале XX века, деревня административно относилась к Колтушской волости 2-го стана Шлиссельбургского уезда Санкт-Петербургской губернии.

В 1902 году в деревне открылась новая школа с преподаванием на финском языке.

В 1909 году в деревне было 29 дворов.

В 1914 году в деревне работала двухклассная земская школа (Масловское училище), учителями в которой были Матвей Антонович Колк и Надежда Васильевна Веселовская.

МАСЛОВО — деревня Островского сельсовета, 249 чел.
МАСЛОВСКИЙ — карьер Островского сельсовета, 26 чел. (1939 год)

В 1940 году деревня насчитывала 48 дворов.

Имеются сведения о депортации ингерманландских жителей деревни по национальному признаку в 1942 году.

В 1958 году население деревни составляло 106 человек.

По данным 1966 года деревня Маслово находилась в составе Овцинского сельсовета.

В 1997 году в деревне проживали 19 человек, в 2002 году — 20 человек (русских — 65%), в 2007 году — 52.

География

Деревня расположена в южной части района на правом берегу реки Невы, к востоку от деревни Большие Пороги и к западу от деревни Оранжерейка.

Расстояние до административного центра поселения 12 км.

Демография

<timeline> ImageSize = width:450 height:300 PlotArea = left:40 right:40 top:20 bottom:20 TimeAxis = orientation:vertical AlignBars = justify Colors =

 id:gray1 value:gray(0.9)

DateFormat = yyyy Period = from:0 till:249 ScaleMajor = unit:year increment:100 start:0 gridcolor:gray1 PlotData =

 bar:1838 color:gray1 width:1 
  from:0 till:55 width:15  text:55 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1848 color:gray1 width:1 
  from:0 till:87 width:15  text:87 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1862 color:gray1 width:1 
  from:0 till:83 width:15  text:83 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1885 color:gray1 width:1 
  from:0 till:128 width:15  text:128 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1896 color:gray1 width:1 
  from:0 till:141 width:15  text:141 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1939 color:gray1 width:1 
  from:0 till:249 width:15 text:249 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1958 color:gray1 width:1 
  from:0 till:106 width:15 text:106 textcolor:red fontsize:8px
 bar:1997 color:gray1 width:1 
  from:0 till:19 width:15  text:19 textcolor:red fontsize:8px
bar:2002 color:gray1 width:1
 from:0 till:20 width:15 text:20 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2007 color:gray1 width:1 
  from:0 till:52 width:15  text:52 textcolor:red fontsize:8px
 bar:2010 color:gray1 width:1 
  from:0 till:23 width:15  text:23 textcolor:red fontsize:8px

</timeline>

Прочее

В деревне ведётся активное коттеджное строительство.

Отрывок, характеризующий Маслово (Всеволожский район)

Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.


8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.