Массив Раглицы

Территория Массив Раглицы Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Новгородская областьНовгородская область Муниципальный район Батецкий Сельское поселение Мойкинское Координаты 58°38′54″ с. ш. 30°45′05″ в. д.58.64833° с. ш. 30.75139° в. д. / 58.64833; 30.75139    Прежние названия деревня Радлицы/Раглицы Территория с 2004 Часовой пояс UTC+3 Почтовый индекс 175010 Автомобильный код 53 Показать/скрыть карты

Массив Раглицы — территория в Батецком районе (Мойкинское сельское поселение) Новгородской области, в недавнем прошлом деревня Раглицы Вольногорского сельсовета, расположенная в верховье реки Луга, меж деревень Очно и Жестяная Горка, к северу от автомобильной дороги Р47 (Великий Новгород — Луга).

В Массиве Раглицы выделены две территории: сдт Нехино и сот Раглицы.

История

Селение Радлицы на реке Луге Успенского Сабельского погоста и усадьба Радлицы упоминаются в 1678 году, в 1709 году — Раглицы, в 1748 и 1788 годах — сельцо и усадьба Раглицы.

До августа 1927 года деревня Раглицы была в составе Черновской волости Новгородского уезда Новгородской губернии. Население деревни по переписи населения 1926 года — 237 человек. После упразднения Новгородской губернии, Раглицы центр Раглицкого сельсовета вновь образованного Черновского района Новгородского округа Ленинградской области. 30 июля 1930 года Новгородский округ был упразднён. С 1 сентября 1931 года после упразднения Черновского района деревня центр Раглицкого сельсовета Батецкого района. С августа 1941 года по январь 1944 года деревня была оккупирована немецко-фашистскими войсками. С лета 1944 года Раглицкий сельсовет Батецкого района в составе новообразованной Новгородской области.

Постановлением Новгородской областной Думы от 23 июня 2004 года был ликвидирован статус населённого пункта у деревни Раглицы Вольногорского сельсовета

Отрывок, характеризующий Массив Раглицы

– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.