Массовое убийство в Азербайджанской государственной нефтяной академии

Массовое убийство в Азербайджанской государственной нефтяной академии
Стена старого корпуса академии через три дня после событий
Место атаки	Азербайджан, Баку, новый корпус Азербайджанской государственной нефтяной академии, улица Дилары Алиевой, 227
Цель атаки	студенты, преподаватели и работники Академии
Дата	30 апреля 2009 года 09:30
Способ атаки	Массовое убийство
Оружие	Пистолет Макарова
Погибшие	13 (включая нападавшего)
Раненые	13
Террористы	Фарда Гадиров

Массовое убийство в Азербайджанской государственной нефтяной академии — массовое убийство, произошедшее в Азербайджанской государственной нефтяной академии 30 апреля 2009 года. Главный обвиняемый в совершении кровавого преступления — Фарда Гадиров (1980—2009) — грузинский этнический азербайджанец, сын сельского учителя. Орудием убийства послужил пистолет Макарова. Общее количество погибших — 12 человек, значительная часть которых скончалась от огнестрельных ран в больницах Баку. 13 человек получили ранения. Из 12 погибших 10 получили смертельные ранения в голову, один — в грудь, и один погиб, выпрыгнув из окна. Среди жертв стрельбы студенты, преподаватели и служащие академии. Преступник застрелился на месте преступления, когда увидел, что окружён полицией.

Стрельба

Утром 30 апреля 2009 года около 9.30 утра во второй корпус Азербайджанской государственной нефтяной академии вошёл человек, одетый во все чёрное. Он внезапно достал пистолет и открыл огонь. Сначала стрелок убил охранника и уборщицу, а потом открыл беспорядочный огонь по студентам.

Он поднимался на каждый этаж и вел беспорядочную стрельбу. Один студент попытался остановить Гадирова, но был убит выстрелом в голову. Гадиров убил 12 и ранил 13 человек, дойдя до 6 этажа, он увидел, что окружен полицией, после чего, забаррикадировавшись в одной из аудиторий, покончил с собой. Вскоре полиция оцепила здание и вошла внутрь. Убитые были найдены во всем здании. Были эвакуированы все студенты. При обыске тела стрелка при нём был обнаружен 71 патрон к пистолету Макарова.

Среди застреленных были профессора, лаборанты, студенты, учителя, охранник, а также пожилая женщина, принесшая молочные продукты в столовые.

В этот же день президент Азербайджана Ильхам Алиев выразил соболезнования семьям погибших, заявив, что правительство Азербайджана предпримет необходимые меры в связи с происшествием.

Жертвы

Согласно министерству здравоохранения Азербайджана 12 человек было убито во время стрельбы и 10 человек получили тяжёлые ранения. Среди раненых было два гражданина Судана (Мустафа Мухаммад и Амру Сеид Ахмад) и гражданин Сирии (Даас Муавия). Трое из раненых, получивших относительно лёгкие ранения были за короткое время выписаны из больницы.

После трагедии Президент Азербайджана Ильхам Алиев подписал Распоряжение, согласно которому семьям погибших и раненых была выделена единовременная материальная помощь — семьям погибших в размере 30 тысяч манатов, тяжелораненым — 15 тысяч манатов.

Список погибших

1. Абдуллаев, Рамиз 1940 г. р., завкафедрой, профессор
2. Азизова, Тамелла 1951 г. р., заведующая лабораторией
3. Вахидов, Меджнун 1946 г. р., преподаватель, доцент
4. Мамедова, Шафа 1978 г. р., лаборант
5. Абдуллаев, Эмин 1989 г. р., студент
6. Асланов, Джейхун 1988 г. р., студент
7. Бабашов, Руслан 1990 г. р., студент
8. Багиров, Аяз 1988 г. р., студент
9. Бандалиев, Юсиф 1989 г. р., студент
10. Джаббаров, Савалан 1987 г. р., студент
11. Мамедов, Талех 1980 г. р., студент
12. Гурбанова, Айна 1957 г. р., доставлявшая молочные изделия в академию

Список раненых

1. Рустамбеков Фаик Бахрам оглы, старший инженер
2. Гусейнли Земфира Сеид кызы, мастер обучения кафедры нефтегазодобычи
3. Исаев Кянан Талат оглы, студент
4. Ширалиев Илькин Азер оглы, студент
5. Мустафаев Эльшар Эльбеи оглы, студент
6. Ахундов Рахман Сахиб оглы, студент
7. Джамиев Эльвин Азер оглы, студент
8. Гурбанова Сабина Ашраф кызы, студентка
9. Мамедов Эльшан Ханлар оглы, студент
10. Джафаров Бахтияр Айдын оглы, студент
11. Даас Муаввийа, гражданин Сирии
12. Мустафа Мухаммед Гасым, гражданин Судана
13. Сеид Ахмед Амр, гражданин Судана

Стрелок

По словам отца Фарды, тот жил вместе с ним в подмосковном Подольске и за три месяца до убийства решил уехать искать работу в Грузию, так как в России он не мог больше жить — у него не было документов. Также отец сказал, что Фарда был тихим и спокойным парнем без вредных привычек, якобы он даже не знал, как пользоваться пистолетом.

Видади Гасанов, глава исполнительной власти села Даштепе Марнеульского района Грузии, откуда родом Гадиров, рассказал, что тот вернулся в село примерно месяц назад. При этом почти всё время он провёл дома, выходя только за хлебом. Также он подтвердил, что Фарда был тихим ребёнком, который рос в домашней обстановке и не играл со сверстниками даже в футбол. После окончания школы он уехал вместе с семьёй в Россию, куда их пригласил дядя, примерно 15 лет назад, где и жил до последнего времени. В Подольске он работал на кожевенном предприятии.

Рена Гадирова, тетя Гадирова, сообщила, что его пригласил работать в Баку друг. Также она сказала, что Фарда был в ссоре с отцом, который хотел, чтоб тот жил в России.

Расследование

По факту массового убийства в Азербайджанской государственной нефтяной академии были задержаны односельчане убийцы. 21 апреля 2010 года в Суде по делам о тяжких преступлениях началось рассмотрение уголовного дела по данному преступлению. Согласно обвинительному заключению, основанному на признательных показаниях подсудимых, заказчиком убийства является грузинский армянин, пекарь Мардун Григорьевич Гумашьян из села Шулавер Марнеульского района Грузии. Сами подсудимые на подготовительном заседании заявили, что дали показания под пытками. Некоторые свидетели на суде заявляли, что показания против Гумашьяна получены под давлением или вообще ими не подписывались. В обвинительном акте отмечается, что Гумашьян на почве национальной ненависти в начале 2009 года договорился с гражданами Грузии азербайджанской национальности Гадировым, Амировым, Сулеймановым, Алиевым и другими о совершении террористического акта против азербайджанцев в Баку. Для исполнения теракта Гумашьян предоставил Гадирову аванс в размере 5 тысяч долларов США и обещал заплатить в итоге 50 тысяч долларов. Согласно государственному обвинителю Абдулле Юсифову, правоохранительные органы принимают необходимые меры для привлечения к следствию Гумашьяна. Прокурором на суде было заявлено, что Гумашьян объявлен в международный розыск по линии Интерпола. Согласно руководителю Национального центрального бюро Интерпола в Армении, на начало мая 2010 года в розыске по линии Интерпола Гумашьяна не было.

Расследование преступления вызвало много вопросов у СМИ. Армянская пресса представляет эту версию обвинения как «безумную» попытку перенести ответственность с проморгавших теракт азербайджанских правоохранительных органов на армян. На запрос азербайджанской газеты «Зеркало», в генпрокуратуру Азербайджана, о привлечении Гумашьяна к допросу, ответа не последовало. Министерство иностранных дел Азербайджана также не смогло ничего сообщить по этому поводу. По сообщениям представителей азербайджанской общины Грузии, они направили запрос в Министерство внутренних дел Грузии и получили ответ: «Мардун Гумашьян был арестован правоохранительными органами Грузии сразу же после террористического акта. Но через неделю был выпущен на свободу». В ходе встречи с корреспондентом азербайджанской газеты «Ени Мусават» Гумашьян отрицал своё знакомство с Фардой Гадировым. Гумашьян заявил, что обратился в Генеральную прокуратуру и Министерство внутренних дел Грузии, где ему сообщили, что азербайджанская сторона не предпринимала никаких действий относительно его ареста. Представители газеты «Зеркало» обратились в Министерство внутренних дел Грузии, где им подтвердили слова Мардуна Гумашьяна, что относительно него в министерство не поступало обращений. Представитель аппарата президента Грузии выразил сожаление в связи с тем, что правоохранительные силы Азербайджана ищут в данном деле армянский след. «В Азербайджане принято во всем винить армян», — заявил он. Попытки представителей газеты получить разъяснения о международном розыске в азербайджанском бюро Интерпола не имели успеха. Со своей стороны представитель пресс-службы министерства внутренних дел Азербайджана заявил, что ему ничего не известно о розыске Гумашьяна. Глава пресс-службы Генпрокуратуры заявил, что относительно ареста Мардуна Гумашьяна будут приняты необходимые меры, но в будущем. Агентство «Туран» отмечает, что Гумашьян спокойно живёт в своем селе и не скрывается от правоохранительных органов и что на судебном процессе в Баку каких-либо веских доказательств о причастности Гумашьяна к данному преступлению представлено не было.

Позже Мардун Гумашьян за организацию террористического акта объявлен Азербайджаном в розыск по линии интерпола.

Во время третьей годовщины расстрела студентов, в апреле 2012 года, азербайджанская газета «Зеркало» обратилась в МВД Грузии, там им сообщили, что азербайджанская сторона не обращалась к ним с просьбой о задержании Гумашьяна. По мнению Арифа Юнуса, власти Азербайджана такие заявления делают для внутреннего пользования: «Если азербайджанские журналисты могут взять интервью у Мардуна Гумашьяна, то почему же правоохранительные органы Азербайджана до сих пор не могут его найти?».

4 февраля 2013 года был арестован обозреватель газеты «Ени Мусават» Тофиг Ягублу. Редактор газеты связал арест Ягублу с тем, что он единственный репортер, который выехал в село Шулавер в Грузии и взял интервью у Мардуна Гумашьяна, которого власти Азербайджана обвинили в организации террора в Нефтяной Академии 30 апреля 2009 года. Побывав в 2010 году в доме Гумашьяна, Ягублу записал образ жизни «террориста, разыскиваемого властями Азербайджана» и пришёл к выводу, что Гумашьян простой труженик и что информация о его поиске не соответствует действительности. По мнению редактора «Ени Мусават», разоблачение этого мифа послужило причиной ареста журналиста. Верховный представитель ЕС по иностранным делам и политике безопасности Кэтрин Эштон и комиссар ЕС по расширению и политике европейского соседства Штефан Фюле, выразили обеспокоенность арестом Т. Ягублу. МИД Азербайджана в ответ на это заявил, что считает неприемлемым вмешательство ЕС в процесс расследования.

Международная реакция

• Соболезнования президенту Азербайджана Ильхаму Алиеву в связи с трагедией, произошедшей в Азербайджанской государственной нефтяной академии выразил президент Белоруссии Александр Лукашенко.
• Свои соболезнования президенту Азербайджана Ильхаму Алиеву выразил Принц Эндрю, герцог Йоркский, заявив, что в эти тяжёлые дни он с Азербайджаном.
• Соболезнуя в связи с трагедией, Министерство иностранных дел Грузии заявило, что Грузия осуждает данное преступление, выражая надежду, что расследование выльет свет на произошедшее.
• Выражая свои соболезнования президенту Азербайджана президент Латвии Валдис Затлерс заявил, что народ латвии разделяет горе с азербайджанцами.
• Президент России Дмитрий Медведев выразил соболезнования президенту Азербайджана Ильхаму Алиеву. В телеграмме Медведева в частности, говорится: «Глубоко потрясен известием о трагедии, произошедшей 30 апреля в Азербайджанской государственной нефтяной академии в Баку. Наша общая скорбь усугубляется тем, что жертвами этого чудовищного преступления стали студенты, молодые люди, полные жизненных планов».
• Госдеп США выразил свои искренние соболезнования семьям и друзьям погибшим, пожелав скорейшего выздоровления раненных. Пресс-секретарь департамента Роберт Вуд выразил сочувствие и солидарность с народом Азербайджана в связи с трагедией.
• В своей телеграмме президенту Азербайджана Ильхаму Алиеву премьер-министр Турции Реджеп Тайип Эрдоган выразил свои соболезнования в связи со случившейся трагедией. Эрдоган выразил свои глубокие соболезнования семьям жертв и всем азербайджанскому народу. Посольство Турции в Азербайджане также выразило свои соболезнования. Посол Хулуси Кылыч заявил, что «Турция всегда будет поддерживать Азербайджан в трудные моменты».
• Соболезнования президенту Азербайджана Ильхаму Алиеву в связи с трагедией выразил президент Украины Виктор Ющенко.
• Министр иностранных дел Франции выразила свои соболезнования народу Азербайджана и правительству, заявив, что осуждает данное преступление.
• Министр иностранных дел Чехии Карел Шварценберг заявил, что глубоко потрясён трагическим событием, унёсшим жизни молодых людей в Азербайджанской государственной нефтяной академии.
• Свои соболезнования выразила председатель парламента Эстонии Кристийна Оюланд.

Память

В дни после теракта 30 апреля на стенах старого и нового учебных корпусов Азербайджанской Государственной Нефтяной Академии были оставлены надписи и листовки, возложены красные гвоздики и зажжены свечи. Оставленные студентами и молодёжью настенные надписи предлагали всем объединиться против терроризма, не забывать жертв террора, призывали государство объявить траур по убитым, отказаться от проведения 10 мая в Баку праздника цветов, требовали призвать к ответу правоохранительные органы, не защитившие людей, и т. д. Вокруг зданий Нефтяной Академии дежурили усиленные полицейские наряды, а в само учебное заведение людей пропускали только после проверки документов. 5 мая стены корпусов академии были уже очищены от надписей и листовок.

Стена старого корпуса академии 3 мая 2009 года, через три дня после теракта

2010 год

В 2010 году 27 апреля мэр Баку Гаджибала Абуталыбов отказал в выдаче разрешения на проведение акции в память о прошлогодних событиях, аргументировав своё решение тем, что «место происшествия находится близ железнодорожного вокзала и митинг может помешать движению машин и пешеходов» в данном районе. Предложение провести акцию в другом месте за пределами центра города студенты отклонили.

С девяти утра 30 апреля к зданию нефтяной академии молодёжь начала нести цветы и свечи. Сотрудники учебного заведения заносили цветы в помещение. В самой нефтяной академии никаких мероприятий не проводилось. В фойе лишь были установлены портреты погибших. Полиция же попыталась блокировать вход в здание. Сотрудники правоохранительных органов в штатском уговаривали молодых людей не приближаться к зданию, периодически оттесняя их с места событий. К зданию академии прибыли автомашины и автобусы отряда быстрого реагирования МВД. Полицейские рассеяли молодёжь, время от времени препровождая активистов в автобусы. Движение для пешеходов и машин перед зданием было перекрыто. Тогда сотни молодых людей отправились в близлежащий парк, где продолжили свою акцию. Там они зажгли свечи и начали скандировать лозунги. К началу второй половины дня толпа молодёжи, распевая национальный гимн страны, попыталась вернуться к зданию академии, но была остановлена полицией, десятки представителей молодёжи при этом были арестованы. По сообщению информационного агентства «Туран» было задержано «больше сотни» молодых людей.

Впоследствии МВД распространило заявление, в котором говорилось, что за участие в «несанкционированной акции» в память прошлогоднего трагического инцидента в Нефтяной академии было арестовано десять человек. Как заявил официальный представитель министерства Эхсан Захидов, многие из задержанных получили предупреждения и были освобождены. В отношении оставшихся десяти человек, по словам Захидова, полиция обратилась в суд с ходатайством о наложении административных взысканий или задержании на несколько суток. Также в день проведения акции полиция предостерегла активистов молодёжного движения «Далга» (Волна) против участия в несанкционированном мероприятии.

Ряд неправительственных и правозащитных организаций выступили с осуждением разгона митинга правоохранительными органами. Директор Института свободы и безопасности репортеров Эмин Гусейнов заявил, что нежелание позволить молодёжи провести акцию у здания Академии продемонстрировало «действительное отношение властей к молодёжи страны». Он заявил, что наряду с другими активистами гражданского общества будет внимательно следить, как власти станут отмечать 10 мая — день рождения покойного президента Азербайджана Гейдара Алиева, отца действующего президента Ильхама Алиева. Обычно в этот день город украшается множеством цветов. Этот день и известен как «Праздник цветов». Празднование Дня цветов после прошлогодней трагедии со стрельбой в нефтяной академии вызвало резкие протесты в студенческой среде.

Председатель Общества защиты прав женщин Новелла Джафароглу заявила:

Если каждый год не забывают праздновать День цветов, то не надо забывать и о дне поминовения. Мероприятия в память о студентах и преподавателях, ставших жертвами террора, должны проводиться на государственном уровне.

2011 год

30 апреля 2011 года в 11:00 утра прошли мероприятия поминовения в связи с массовым расстрелом студентов. Группа молодёжи возложила цветы к ступеням здания корпуса академии, где произошла стрельба. Были зажжены свечи. В мероприятии принимал участие также депутат парламента страны Фуад Мурадов. Полиция проведению мероприятия не препятствовала, наблюдая со стороны.

2012 год

В 2012 году несколько групп людей, преимущественно представители молодёжи, попытались с разных направлений приблизиться к корпусу нефтяной академии, где ровно три года назад произошла трагедия. Участники акции пытались возложить к зданию гвоздики, однако усиленные наряды полиции, блокировавшие подступы к зданию, преградили им путь. Полиция стала грубо оттеснять молодых людей, избивая некоторых. Жестоко был избит и задержан активист молодёжной организации Демократической партии Азербайджана Джамиль Гаджиев.

2013 год

В 2013 году полиция Баку сорвала акцию, приуроченную к четвёртой годовщине массового убийства. Мероприятие в память о жертвах стрельбы должно было состояться днём 30 апреля. Среди его участников значились представители движения NIDA («Возглас»), а также молодёжных отделений оппозиционных партий «Народный фронт Азербайджана», Гражданская солидарность и «Мусават». Свои действия активисты координировали в социальной сети Facebook. Они намеревались пройти шествием от памятника Джафару Джаббарлу к корпусу нефтяной академии на улице Диляры Алиевой и возложить цветы к зданию. Но уже с полудня территория вокруг памятника Джаббарлы была взята под усиленный контроль полиции, которая препятствовала сбору активистов. Усиленные наряды оцепили также пешеходные пути к зданию академии. Молодых людей (в том числе студентов), направлявшихся к корпусу академии, останавливали, предлагая им идти в обход. Тем не менее, несколько участников акции всё же попытались пройти к зданию, однако были оттеснены полицией. При этом были задержаны глава молодёжного комитета «Народного фронта Азербайджана» Абульфаз Гурбанлы и член NIDA Тургут Гамбар. Одна группа молодёжи смогла возложить цветы на приморском бульваре, где вечером 30 апреля планировался концерт турецкой поп-звезды Мустафы Джеджели, посвященный 90-летию со дня рождения покойного президента Азербайджана Гейдара Алиева. Один из участников акции, не пожелавший назвать своё имя, заявил, что это был протест проведению концерта в годовщину трагедии в Нефтяной академии.

В этот же день также память жертв террористического акта была почтена в Милли Меджлисе (парламенте страны).

Ссылки

• [www.youtube.com/watch?v=nUYAPKL6vG8 Видео, снятые студентами Академии]
• [news.bbc.co.uk/2/hi/europe/8026194.stm Gun attack at Azerbaijan academy]
• Лента. Ру. [lenta.ru/articles/2010/08/10/jail/ Три пожизненных и «армянский след»]
• [ru.salamnews.org/ru/news/read/8022/videosyujet-s-nekim-mardunom-gumashyanom-obvinyaemim-v-zakaze-terakta-v-agnarazmestili-v-internete-video/ Интервью с Гумашьяном]

Отрывок, характеризующий Массовое убийство в Азербайджанской государственной нефтяной академии

– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.


На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
При таком настроении фельдмаршал, естественно, представлялся только помехой и тормозом предстоящей войны.
Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.


Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
Он не умел видеть прежде великого, непостижимого и бесконечного ни в чем. Он только чувствовал, что оно должно быть где то, и искал его. Во всем близком, понятном он видел одно ограниченное, мелкое, житейское, бессмысленное. Он вооружался умственной зрительной трубой и смотрел в даль, туда, где это мелкое, житейское, скрываясь в тумане дали, казалось ему великим и бесконечным оттого только, что оно было неясно видимо. Таким ему представлялась европейская жизнь, политика, масонство, философия, филантропия. Но и тогда, в те минуты, которые он считал своей слабостью, ум его проникал и в эту даль, и там он видел то же мелкое, житейское, бессмысленное. Теперь же он выучился видеть великое, вечное и бесконечное во всем, и потому естественно, чтобы видеть его, чтобы наслаждаться его созерцанием, он бросил трубу, в которую смотрел до сих пор через головы людей, и радостно созерцал вокруг себя вечно изменяющуюся, вечно великую, непостижимую и бесконечную жизнь. И чем ближе он смотрел, тем больше он был спокоен и счастлив. Прежде разрушавший все его умственные постройки страшный вопрос: зачем? теперь для него не существовал. Теперь на этот вопрос – зачем? в душе его всегда готов был простой ответ: затем, что есть бог, тот бог, без воли которого не спадет волос с головы человека.