Массовое убийство в Виргинском политехническом институте
Поделись знанием:
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..
Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.
24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
| Массовое убийство в Виргинском Политехническом институте | |
 Студенты со свечами в знак памяти жертв | |
| Место атаки | |
|---|---|
| Цель атаки |
студенты, преподаватели |
| Дата |
Понедельник 16 апреля 2007 |
| Способ атаки |
стрельба в институте |
| Оружие |
пистолеты «Глок 19», «Walther P22» |
| Погибшие |
33 (включая стрелка) |
| Раненые |
25 |
| Террористы | |
Массовое убийство в Виргинском политехническом институте (англ. Virginia Tech massacre) — события, произошедшие в городе Блэксберг, штат Виргиния в Виргинском политехническом институте (государственном университете) 16 апреля 2007 года.
Содержание
16 апреля 2007
Стрельба в общежитии
Около 6:45 Чо Сын Хи стоял у входа в общежитие «Уэст Амблер», где на тот момент находилось 895 студентов. Он вошел внутрь, используя свою магнитную карту. Около 7:15 он, ворвавшись в комнату 19-летней Эмили Джейн Хилшер, расстрелял её. Находившийся рядом 22-летний Райан Кристофер «Стэк» Кларк попытался оказать помощь ещё живой Хилшер, но был убит на месте тремя выстрелами. Хилшер оставалась жива ещё около трёх часов после ранений, но никто не оказал ей помощи. Она умерла по дороге в больницу. После Чо вернулся в свою комнату, где переодел окровавленные джинсы и белую майку, удалил все письма из своего почтового ящика в Интернете, написал предсмертную записку и видеописьмо. Позже он вытащил жёсткий диск своего компьютера. Около 8:10 он был замечен рядом с прудом, куда выкинул мобильный телефон и жёсткий диск своего компьютера. Поиски были безуспешны. Через 1 час и 46 минут после первых выстрелов в 9:01 Чо вошел в почтовое отделение, где отправил пакет с DVD-диском, содержащим видеописьмо, на NBC. Затем Чо двинулся в сторону учебного корпуса. У него был рюкзак, в котором были «Glock 19», «Walther P22», охотничий нож и молоток, а также 400 единиц боеприпасов и 12 десятизарядных магазинов.
Стрельба в учебном корпусе
Около 9 часов 30 минут Чо вошел в учебный корпус Виргинского политехнического института, запер основные двери цепью и оставил записку, в которой было сказано, что при попытке открыть дверь произойдёт взрыв. Через несколько минут один из профессоров нашёл записку и отнес её в администрацию, на третий этаж, всего за несколько минут до начала стрельбы. В это время Чо Сын Хи ходил по аудиториям. Около 9:40 он вошёл в аудиторию 206, где открыл огонь из двух пистолетов по студентам, находящимся внутри аудитории. Он убил профессора Г. В. Логанатана, 9-х студентов и ранил ещё двух. Далее Чо вошёл в аудиторию 207, где шли занятия по немецкому языку, которые вёл Кристофер Джеймс «Джейми» Бишоп. Стрелок убил Бишопа и 4-х студентов, а также ранил ещё шесть. Затем Чо попытался войти в аудиторию 204, но 76-летний Ливиу Либреску заблокировал дверь собой и не отпускал её до тех пор, пока все студенты не покинули аудиторию через окно. Сам Либреску получил пять ранений и погиб. Несмотря на усилия Либреску, один студент в его аудитории всё же был убит через дверь. Профессор Жоселин Кутур-Новак и студент Генри Ли были убиты в аудитории 211, когда попытались забаррикадировать дверь. Затем Чо направился назад в аудиторию 207, но люди внутри уже забаррикадировались и начали перевязки своих ранений. Через дверь Чо Сын Хи ранил двух студентов — Кейтлин Карни и Деррика О’Делла. Потом Чо зашёл в аудиторию 206, где раненый Валид Мохамед Шаалан попытался выбраться из-под стола, но Чо выстрелил ещё раз, убив его. Полиция прибыла в 9:45, но не смогла войти в здание. Тем временем Чо убил выстрелом в голову Партахи Мамора Халомоан Лумбатуорана, выстрелил в Гульермо Колмана, но промахнулся. Ещё две пули угодили в уже мертвого Лумбатуорна. После чего Чо покинул аудиторию и зашёл в аудиторию 205, но дверь была заблокирована столом. Преступник выстрелил несколько раз в дверь, но ни в кого не попал. Профессор Кевин Граната эвакуировал 20 студентов, после чего пошёл узнать, в чём дело. Убийца заметил профессора и застрелил его. Ещё некоторое время Чо ходил по аудиториям, стреляя в окна, двери и студентов. В 9:51 Чо Сын Хи покончил с собой, выстрелив себе в висок в аудитории 211. Пуля сильно изувечила лицо в области верхней челюсти и носа, что затруднило установление личности стрелка.
- 9:59 — полиция начала штурм здания, но звуков выстрелов уже не было слышно.
- 10:02 — полиция обнаружила тело Чо Сын Хи.
- 10:17 — декан института распорядился оповестить всех студентов об отмене занятий.
- 12:00 — поступают первые данные о жертвах; декан института заявил, что по предварительным данным погиб 21 и ранено 27 человек.
- 16:30 — полиция объявила, что погибло 32 человека, в том числе и сам стрелявший (один студент умер 17 апреля), ранено около 40 человек.
- 17:31 — установлена личность стрелявшего.
- 19:00 — объявлено, что стрелявший действовал один.
17 апреля
- 4:20 — количество жертв увеличилось до 33 (в больнице умер ещё один раненый студент).
- 9:15 — объявлена личность стрелявшего: 23-летний Чо Сын Хи.
- 14:00 — Президент США вместе с губернатором Виргинии и первой леди США посетили институт.
- 20:00 — более 8000 человек со свечами в руках пришли к стенам института в память о погибших.
Последствия
Стрельба продолжалась 11 минут. Итог происшествия по горячим следам: 33 убитых (27 студентов и 5 сотрудников кампуса и сам нападавший) и 25 раненых, некоторые тяжело. Огнестрельные ранения были у 17 студентов, остальные 8 получили травмы и переломы в результате прыжков из окон. Чо Сын Хи успел сделать 175 выстрелов (включая финальный).
Эксперты склоняются к мнению, что убийца действовал в одиночку.
До убийств Чо Сын Хи привлекал внимание преподавателей университета своими жестокими текстами (creative writings).[1]
18 апреля на телеканал Эн-би-си поступило видеописьмо, которое Чо Сын Хи отослал в промежутке между расстрелом в общежитии и в учебном корпусе.
Реакция официальных лиц
Президент США Дж. Буш принёс соболезнования близким убитых. Чуть позже, когда было выяснено гражданство убийцы, президент Южной Кореи Но Му Хен, сказал, что «шокирован беспрецедентностью произошедшего».[2]
Посольство Южной Кореи распространило официальное заявление:
«От имени всех граждан Южной Кореи Президент выражает глубокое сожаление и поддерживает скорбящие семьи, президента США Джорджа Буша и всех американцев»
Жертвы
Первая стрельба: Общежитие
-
Эмили Джейн Хилшер (Emily Jane Hilscher), 19 лет, из города Вудвилл (штат Виргиния). Студентка первого курса факультета наук о домашних животных. Первоначально её посчитали подругой Чо Сын Хи, однако соседка Хилшер по комнате в общежитии отрицала наличие каких-либо отношений между Хилшер и убийцей. - Райан Кристофер «Стэк» Кларк (Ryan Christopher «Stack» Clark), 22 года, из города Мартинес (штат Джорджия). Студент последнего курса.
Вторая стрельба: Учебный корпус
Студенты
- Росс Абдалла Аламеддин (Ross Abdallah Alameddin), 20 лет, из города Сагас (штат Массачусетс). Студент второго курса факультета английского языка и бизнеса.
- Брайан Блум (Bryan Bluhm), 25 лет, из города Сидар-Рапидз (штат Айова). Аспирант факультета гражданского строительства.
- Мэттью Грегори Гуолтни (Matthew Gregory Gwaltney), 24 года, из города Честер (штат Виргиния). Аспирант факультета охраны окружающей среды.
- Остин Клойд (Austin Cloyd), 18 лет, из города Блэксбург (штат Виргиния). Студентка первого курса факультета международных отношений и французского языка.
- Мэттью Джозеф Ла Порт (Matthew Joseph La Porte), 20 лет, из города Дюмон (штат Нью-Джерси). Студент второго курса факультета политических наук.
- Джарретт Лейн (Jarrett Lane), 22 года, из города Нерроуз (штат Виргиния). Студент четвёртого курса факультета гражданского строительства.
-
Генри Ли (Henry Lee, имя при рождении Хэнь Ли [Henh Ly]), из города Роанок (штат Виргиния). Студент первого курса факультета вычислительной техники. -
Партахи Мамора Халомоан Лумбатуоран (Partahi Mamorah Halomoan Lumbatuoran), 34 года, из города Медан (Индонезия). Послевузовский профессиональный студент факультета гражданского строительства. - Лорен Эшли Маккейн (Lauren Ashley McCain), 20 лет, из города Хэмптон (штат Виргиния). Студентка первого курса факультета международных отношений.
- Дэниел Патрик О’Нил (Daniel Patrick O’Neil), 23 года, из города Линкольн (штат Род-Айланд). Аспирант факультета охраны окружающей среды.
-
Хуан Рамон Ортис (Juan Ramón Ortiz), 26 лет, из города Баямон (Пуэрто-Рико). Студент аспирантуры факультета гражданского строительства. -
Минал Хиралал Панчал (Minal Hiralal Panchal), 26 лет, из города Мумбаи (Индия). Студентка аспирантуры факультета архитектуры. -
Даниэль Перес Куэва (Daniel Pérez Cueva), 21 год, из города Лима (Перу). Студент третьего курса факультета международных отношений. - Эрин Питерсон (Erin Peterson), 18 лет, из города Сентрвилл (округ Фэйрфакс, штат Виргиния). Студентка первого курса факультета междисциплинарных знаний.
- Джулия Прайд (Julia Pryde), 23 года, из города Миддлтаун (штат Нью-Джерси). Студентка аспирантуры на факультете биологического системного проектирования.
- Майкл Стивен Пул-младший (Michael Steven Pohle, Jr.), 23 года, из района города Флемингтон (штат Нью-Джерси). Студент четвёртого курса факультета биологических наук.
- Мэри Карен Рейд (Mary Karen Read), 18 лет, из города Аннандел (штат Виргиния).
- Рима Джозеф Самаха (Reema Joseph Samaha), 18 лет, из города Сентрвилл (штат Виргиния). Студентка первого курса факультета городского планирования.
-
Максин Шелли Тёрнер (Maxine Shelley Turner), 22 года, Первоначально из Англии. из города Вьена (штат Виргиния). Студентка четвёртого курса факультета химического машиностроения. - Николь Реджина Уайт (Nicole Regina White), 22 года, из города Нерроуз (штат Виргиния). Студентка третьего курса факультета международных отношений и политики.
- Мэттью Уэбстер (Matthew Webster), 23 лет, из города Смитфилд (штат Виргиния). Аспирант факультета техники.
-
Валид Мохамед Шаалан (Waleed Mohamed Shaalan), 32 года, из города Загазиг (Египет). Послевузовский профессиональный студент факультета гражданского строительства. Скончался, пытаясь спасти другого студента. - Лесли Джеральдин Шерман (Leslie Geraldine Sherman), 20 лет, из города Спрингфилд (Виргиния). Студентка третьего курса факультета истории и международных отношений.
- Кэтлин Миллар Хаммарин (Caitlin Millar Hammaren), 20 лет, из Минисинк (Нью-Йорк).
- Рэйчел Элизабет Хилл (Rachael Elizabeth Hill), 18 лет, из города Ричмонд (Виргиния). Студентка первого курса факультета биологических наук.
Профессорско-преподавательский состав
- Кристофер Джеймс «Джейми» Бишоп (Christopher James «Jamie» Bishop), 35 лет. Преподаватель факультета иностранных языков и литературы.
- Кевин Граната (Kevin Granata), 45 лет. Профессор факультета технических наук и механики.
-
Жоселин Кутур-Новак (Jocelyn Couture-Nowak), 49 лет. Преподаватель факультета иностранных языков. Преподаватель французского языка из города Монреаль (Квебек, Канада). -
Ливиу Либреску (Liviu Librescu), 76 лет. Профессор факультета технических наук и механики, еврей, переживший холокост. - Г. В. Логанатан (G. V. Loganathan), 53 года. Профессор факультета гражданского строительства и охраны окружающей среды из штата Тамилнад (Индия).
Напишите отзыв о статье "Массовое убийство в Виргинском политехническом институте"
Примечания
Ссылки
- [img.rian.ru/images/6381/86/63818609.jpg Детали в инфографике]
- [198.82.160.236/tragedy/ Информация о событиях на официальном сайте Технологического университете штата Виргиния]
|
Virginia Tech massacre на Викискладе? |
|---|
- [www.vt.edu/Steger_statement_2007-04-16.mp3 Statement by President Charles W. Steger of Virginia Tech] (mp3 audio)
- [news.bbc.co.uk/2/hi/americas/6564075.stm Virginia shootings: The victims] — BBC article, including brief biographies.
- [www.msnbc.msn.com/id/18143312/ Profiles of victims in Virginia Tech massacre] — MSNBC
- [www.hokiesports.com/convocation.html Streaming video of the convocation ceremony on April 17, 2007] — HokieSports.com
- [www.nytimes.com/2007/04/17/us/20070417_SHOOTING_GRAPHIC.html The Rampage] — Interactive graphic, New York Times
- [www.connpost.com/virginiatech Virginia Tech Campus Massacre] — Repository of Virginia Tech news, Connecticut Post
- [video.aol.com/video-search/Raw-Video-NBC-Releases-Gunman-Video-Manifesto/id/3540744790 Flash video compilation of all currently available clips from Cho’s manifesto video package sent to NBC]
- [virginiatechvictim.com Tribute website containing biographies, videos, myspace links and images]
| ||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Массовое убийство в Виргинском политехническом институте
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..
Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.
24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
