Массовое убийство в Политехнической школе Монреаля

Массовое убийство в Политехническом институте Монреаля
Место атаки	Политехнический институт Монреаля, Канада Канада
Цель атаки	Девушки-студентки
Дата	6 декабря 1989 17.02 — 17.21
Способ атаки	расстрел из винтовки
Оружие	Ruger Mini-14
Погибшие	15 (включая стрелка)
Раненые	14
Террористы	Марк Лепин

Ма́ссовое уби́йство в Политехни́ческом университе́те Монреа́ля (англ. École Polytechnique massacre) — преступление, совершённое на почве ненависти к феминизму Марком Лепином 6 декабря 1989 года, в результате которого погибли 14 женщин.

Личность убийцы и причины преступления

Марк Лепин
Marc Lepine
Дата рождения:	26 октября 1964(1964-10-26)
Место рождения:	Монреаль, Квебек, Канада
Гражданство:	Канада Канада
Дата смерти:	6 декабря 1989(1989-12-06) (25 лет)
Место смерти:	Монреаль, Квебек, Канада
Причина смерти:	Самоубийство
Убийства
Количество жертв:	14
Количество раненых:	14
Мотив:	Ненависть к феминизму.

Марк Лепин (англ. Marc Lepine) родился 26 октября 1964 года. В возрасте семи лет он остался без отца, воспитывался матерью-одиночкой. Рос малообщительным, замкнутым. От службы в армии Лепин был освобождён по состоянию здоровья. По воспоминаниям знавших его людей, он очень любил фильмы ужасов. В школе Лепин учился хорошо, в будущем собирался поступать на инженерный факультет Монреальского политехнического института. Впоследствии именно на этом факультете он и совершил массовое убийство.

Версии о причинах преступлений выдвигались самые разные. Наиболее распространённой считается версия о том, что Лепин был ярым противником феминизма. Это отчасти подтверждают события, развернувшиеся 6 декабря 1989 года. Орудием убийства послужила самозарядная винтовка калибра 7,62, которую Лепин приобрёл 21 ноября 1989 года, сказав при этом продавцу, что собирается заняться охотой на мелкую дичь. Также в течение семи дней после этого он приобрёл 7 магазинов на 20 патронов каждый и более 200 единиц боеприпасов. 1 декабря он приобрёл охотничий нож. Лепин не был освобождён от обязательных курсов по обучению владением огнестрельным оружием и прошёл их 3-го и 4 декабря. О причинах происшедшего ходит много споров, особенно они возобновились в сентябре 2006 после расстрела в колледже Доусон, устроенного 25-летним Кимвиром Джиллом. После происшествия аналитики склонились к варианту, что причиной стала потеря чувства реальности из-за частых просмотров фильмов ужасов. А также социальные изменения, из-за которых Лепин потерял работу, что тоже привело к деградации его личности. После 13 сентября 2006 аналитики предположили, что Лепин, так же, как и Джилл, потерял интерес к жизни, чувствовал себя одиноким и никому не нужным и ненавидел мир из-за того, что он, как и Джилл, был ребёнком иммигрантов.

Позже один из друзей, проживавший в одной комнате с Лепином, говорил: «В то утро Марк был сам не свой; обычно приветливый, он стоял и смотрел в пустой холодильник и даже не сразу заметил меня, когда я вошел. Позже, вернувшись, я видел, что он вымыл всю посуду и застелил постель. Я нашёл на столе его записку, но было поздно». Марк Лепин был похоронен на кладбище Нотр-Дам-де-Неже.

Предсмертное письмо:

Простите за ошибки, у меня было только 15 минут, чтобы написать это.

Если сегодня я покончу с собой, то, пожалуйста, напишите, что я сделал это не по экономическим соображениям (потому что я специально ждал, пока у меня закончатся финансы, даже на работу не устроился), а по политическим, ибо я решил отправиться к создателю феминисток, которые всегда отравляли мою жизнь. С семи лет в моей жизни не происходило ничего хорошего. Когда я начал окончательно утрачивать к ней интерес, я решил уничтожить этих мегер. В юности я хотел вступить в вооруженные силы в качестве курсанта и получить доступ к арсеналу и превзойти капитана Люрти, убившего трех чиновников. Но меня не взяли, ссылаясь на асоциальность… Вот почему мне пришлось ждать этого дня, чтобы осуществить задуманное. За это время я закончил учёбу в случайно выбранной сфере, которая мне никогда не нравилась, ибо я заранее знал, что мне уготовано, но это не помешало мне получать хорошие отметки, даже несмотря на то, что я не сдавал работы и не готовился к экзаменам. Несмотря на то, что СМИ повесят на меня ярлык «безумного убийцы», я считаю себя разумным человеком, которого подтолкнули на крайние меры. Ради чего мы упорно влачим жалкое существование — в угоду правительству? Меня как личность с прошлыми взглядами во всём, что касается науки, феминистки всегда приводили в ярость. Они хотят сохранить за собой преимущества женщин (например, более дешёвую страховку, расширенный декретный отпуск после профилактического отпуска), и в то же время пытаются присвоить преимущества мужчин. Ведь очевидно, что даже если из Олимпийских игр убрать разделение на мужские и женские виды спорта, то в соревнованиях, требующих изящности, будут участвовать только женщины. Вот почему-то с этим ограничением феминистки не борются. Они настолько беспринципны, что не побрезгуют извлечь выгоду из знаний, которые мужчины копили веками. Они пытаются искать факты при каждом удобном случае. Так и на днях, я слышал, как они чествовали канадских женщин и мужчин, которые сражались на фронтах Второй мировой. Как бы не так! Ведь женщин не пускали на фронт. Доведётся ли нам услышать о женских легионах Цезаря или как страдали на галерах женщины, из которых наполовину состояло общество всю его историю, хотя их и не существовало? Мстящий casus belli. Извините за слишком короткое письмо.

— Марк Лепин 6 декабря 1989

6 декабря 1989 года

В тот день Марк Лепин, вооружённый самозарядным карабином Ruger Mini-14, который он купил в охотничьем магазине 21 ноября 1989 года, вошёл в корпус инженерного факультета Политехнического института Монреаля. Он долго ходил по холлу и не реагировал на вопросы администратора. На втором этаже, приблизительно в 17:00, он совершил первое убийство. Жертвой стала студентка, только что сдавшая экзамены. Затем около 17:05 Лепин ворвался в аудиторию, где проходили занятия по инженерной механике. Он заявил находившимся там: «Я хочу женщину!».

Затем Лепин приказал разделиться юношам и девушкам. Почему-то студенты приняли Лепина за подвыпившего весельчака, решившего неудачно пошутить. Марк выстрелил в потолок, показывая этим, что не шутит. В ярости он крикнул: «Все вы стадо феминисток!».

Одна из девушек попыталась возразить, но Лепин, не дослушав ответ, открыл шквальный огонь по девушкам из карабина. Убив шесть человек, в том числе профессора, и ранив еще трёх девушек, он написал на доске слово «Дерьмо», после чего покинул аудиторию. Затем Лепин начал стрелять на втором этаже и ранил трёх студенток. Затем перезарядил карабин и попытался вернуться в аудиторию, из которой ушёл, но дверь оказалась закрыта, и Лепину не удалось открыть её тремя выстрелами. Перед тем как покинуть второй этаж, стрелок убил ещё одну и ранил другую студентку. Затем Лепин ворвался в столовую и рассеял толпу собравшихся там студентов выстрелом в студентку у входа. Затем он также убил двоих и ранил троих человек. В 17:18 он вошёл в одну из аудиторий на третьем этаже института, где находилось несколько десятков женщин. Он несколькими выстрелами ранил Мариз Лекер, которая находилась в первом ряду аудитории. Затем Лепин открыл огонь и убил двух студенток рядом выше, которые пытались убежать. Затем Лепин поднялся во второй ряд аудитории и несколькими выстрелами убил одну и ранил трёх студенток. Он вновь перезарядил карабин. После чего вернулся в первый ряд и добил одним выстрелом тяжелораненую Мариз Лекер. Затем Марк Лепин поднялся в последний ряд аудитории, завернул карабин в длинное зимнее пальто и со словами «Вот дерьмо!» выстрелил себе в висок в 17:21, через 21 минуту после начала стрельбы.

Прибывшие на место преступления полицейские обнаружили в кармане Лепина записку со следующим текстом: «Феминистки разрушили мою жизнь. Я мстил за себя». Также при нём были обнаружены 7 пустых магазинов на 20 патронов к карабину, пачка сигарет и охотничий нож.

Жертвы

1. Женевьева Бержерон, 21 год
2. Элен Колган, 23 года
3. Натали Крото, 23 года
4. Барбара Деньё, 22 года
5. Анн-Мари Эдвар, 21 год
6. Мод Аверник, 29 лет
7. Мариз Лаганьер, 25 лет
8. Мариз Леклер, 23 года
9. Анн-Мари Леме, 22 года,
10. Соня Пеллетье, 28 лет,
11. Мишель Ришар, 21 год,
12. Анни Сан-Арно, 23 года
13. Анни Тюркотт, 20 лет,
14. Барбара Ключник-Видаевич, 31 год. Обслуживающий персонал
15. Марк Лепин, 25 лет. Нападавший. Покончил с собой.

Последствия

11 декабря 1989 года в Монреале состоялись похороны жертв массового убийства. В Канаде в связи с трагедией в Политехническом институте был объявлен трёхдневный общенациональный траур. В 1995 году правительство Канады издало закон, согласно которому запрещается продажа в частные руки тех видов оружия, которые использовал Лепин. Процедура регистрации огнестрельного оружия была ужесточена и с тех пор требует обучения его безопасному использованию.

Ссылки

• [www.peoples.ru/state/criminal/manyak/lepin/ Марк Лепин] на сайте [www.peoples.ru/ Peoples.Ru]
• [www.imdb.com/title/tt1194238/ Художественный фильм «Политех», снятый на основе событий] на сайте [www.imdb.com/ imdb.com]

Отрывок, характеризующий Массовое убийство в Политехнической школе Монреаля

– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.