Массовое убийство в Реаленгу

Массовое убийство в школе Тассо да Силвейра
Место атаки	Реаленгу, Рио-де-Жанейро, Бразилия
Цель атаки	ученики, преподаватели, полиция.
Дата	Четверг 7 апреля 2011 8.00 — 8.32
Способ атаки	стрельба в школе массовое убийство, суицид
Оружие	Револьверы 22-го и 38-го калибров
Погибшие	13 (включая преступника)
Раненые	12
Террористы	Веллингтон Менезес де Оливейра

Массовое убийство в муниципальной школе Тассо да Силвейра (порт. Escola Municipal Tasso da Silveira) — трагические события, произошедшие 7 апреля 2011 года в Реаленгу, Рио-де-Жанейро, Бразилия, когда 23-летний бывший ученик школы Веллингтон Менезес де Оливейра (порт. Wellington Menezes de Oliveira) убил 12 и ранил ещё 12 школьников в возрасте от 12 до 14 лет, после чего, получив несколько ранений в перестрелке с полицией, покончил с собой. Это первый случай стрельбы подобного рода на территории Бразилии.

Событие

Утром 7 апреля 2011 около 8.00 по местному времени одетый во все чёрное Веллингтон Менезес де Оливейра с рюкзаком за плечами вошёл в школу Реаленгу. Оставив на первом этаже спортивную сумку, он поднялся на третий этаж, где вошёл в кабинет восьмого класса, представившись новым учителем. Затем Оливейра достал из рюкзака два револьвера и начал беспорядочно стрелять в учеников и учителя. Своим жертвам он метил в голову. При этом Оливейра выбирал преимущественно девушек (10 из 12 убитых были девушками) Ученики тут же начали выбегать из класса. Многие начали снимать стрельбу на камеры мобильных телефонов. Затем стрельба переместилась в коридор и соседний класс. Первые полицейские прибыли на место происшествия в 8.32, 38-летний полицейский Алехандро Марисо Алвес, не раздумывая, кинулся в здание и вступил в перестрелку с преступником, когда тот собирался подняться на третий этаж. В ходе перестрелки полицейский ранил Оливейру в обе ноги и живот, после чего тот застрелился. Позже офицер сказал: «Просто чувство долга и желание избежать больших жертв понесло меня в школу первым. У меня сын в этом возрасте». Также он описал перестрелку: «Когда я добежал до 3-го этажа, я увидел стрелка, который открыл по мне огонь, тогда я ранил его в обе ноги, но он все ещё продолжал стрелять. Я выстрелил ещё раз и ранил его в живот, сразу после этого нападавший застрелился…».

Мотивы

У преступника нашли предсмертную записку, в которой он говорил о намерении покончить с собой, так как заражен вирусом СПИДа. Также он находился в постоянной депрессии после смерти матери в 2010 году. Психиатры же заявили, что стрелок страдал редким видом психического расстройства, в котором больной не чувствует жалости, вины и раскаяния, а также страха за свою жизнь и склонен к суицидальным мыслям. Он получает удовольствие от страдания других людей. Полиция настаивала, что не располагает конкретными доказательствами религиозных или политических мотивов, стоящих за действиями убийцы. Тексты, найденные при обыске в доме Оливейры, свидетельствуют, что он был одержим террористическими идеями и Исламом, характеризуя его как наиболее истинную из всех религий. Его сосед заявил, что Оливейра принял ислам около двух лет назад. В своих письмах Оливейра утверждал, что посещал мечеть в центре Рио-де-Жанейро, изучая Коран по четыре часа в день. Он ассоциировал себя с неким «Абдулом», прибывшим издалека и принимавшим участие в атаках 11 сентября. Он также заявлял, что хочет эмигрировать в страну с преимущественно мусульманским населением, Египет или Малайзию. Мусульманские руководители в Рио отрицают связь с Оливейрой.

Прежде всего вы должны знать, что нечистые не могут прикасаться ко мне без перчаток, только целомудренные или те, кто потеряли свою непорочность в браке и не были вовлечены в прелюбодеяния, могут дотрагиваться до меня без перчаток, или, если сказать иначе, никакой блудник или прелюбодей не может иметь непосредственный контакт со мной, ничто нечистое не может коснуться моей крови. Ничто нечистое не может иметь контакт с невинным без его разрешения; те, кто будут готовить меня к погребению, должны снять с меня всю одежду, вымыть, высушить и голого завернуть меня в белую ткань, которая находится в рюкзаке в первой комнате на первом этаже этого здания, и после этого они могут положить меня в мой гроб. Если это возможно, я хочу быть похоронен рядом с могилой, где моя мать спит вечным сном. Мою мать зовут Дичия Менезис де Оливейра, и она похоронена на кладбище Муранду. У моей могилы должен побывать истинный последователь Бога, и он должен молиться перед моей могилой и просить прощения у Бога за то, что я молюсь, чтобы в случае возвращения Иисус пробудил меня от сна смерти к вечной жизни. Я оставил дом в Сепетиба, в котором семья не нуждается. Есть бедные организации, финансируемые щедрыми людьми, которые заботятся о брошенных животных, и я хочу, чтобы это место было пожертвовано одной из таких организаций, потому что в последнее время животных презирают, и они нуждаются в заботе и защите гораздо больше, чем человеческие существа, у которых есть преимущество: они могут общаться и зарабатывать на жизнь. Поэтому те, кому достанется мой дом, я прошу вас, пожалуйста, прислушайтесь к здравому смыслу и исполните мою просьбу, автоматически это выполнит желание моих родителей, которые передали эту собственность на мое имя, и все знают это. Выполните мою просьбу, в противном случае, это автоматически будет неуважением к желаниям моих родителей, и это докажет, что никто из вас не уважает ваших родителей, которые спят вечным сном. Я верю, что у вас всех есть уважение к нашим родителям и, доказывая это, сделайте то, что я просил.

13 апреля 2011 полиция опубликовала два видео, записанных Оливейрой ещё в июле 2010, где он говорит о мотивах преступления. Из видео становится понятно, что мотивом стали унижения в школе, а также то, что Оливейра решил стать подражателем.

Веллингтон Менезес де Оливейра

Веллингтон де Оливейра
Wellington Menezes de Oliveira
Имя при рождении:	Веллингтон Менезес де Оливейра
Дата рождения:	13 июля 1987(1987-07-13)
Место рождения:	Рио-де-Жанейро,Бразилия
Гражданство:	Бразилия Бразилия
Дата смерти:	7 апреля 2011(2011-04-07) (23 года)
Место смерти:	Рио-де-Жанейро Бразилия
Причина смерти:	Самоубийство
Убийства
Количество жертв:	12
Количество раненых:	12
Период убийств:	7 апреля 2011 года
Основной регион убийств:	Реаленгу, Рио-де-Жанейро, Бразилия
Способ убийств:	Расстрел
Оружие:	Револьверы 22-го и 38-го калибров
Мотив:	ВИЧ, депрессия

Совершившим преступление был 23-летний бывший ученик школы «Тассо да Силвейра», обучавшийся в ней с 1999 по 2002 годы, Веллингтон Менезес де Оливейра. Преступник жил всего в двух кварталах от школы Он родился в многодетной семье в Рио-де-Жанейро, Бразилия 13 июля 1987 года, был младшим из пятерых братьев в семье. Его биологическая мать была психически больна и даже пыталась покончить жизнь самоубийством. Он был усыновлен Дичияей Менезис де Оливейрой. В детстве его описывали, как застенчивого и тихого паренька, который всегда вел себя примерно. Он часто подвергался издевательствам со стороны сверстников, так как был Свидетелем Иеговы, как и его мать. В школе его из-за странности поведения называли Шерман, ссылаясь на персонажа из «Американского пирога». После смерти матери Оливейра начал одеваться во всё чёрное и почти перестал выходить из дома. Большую часть времени он проводил в социальных сетях. За два года до массового убийства он принял ислам, так как считал его наиболее правильной религией.

В марте 2011 года Веллингтон Менезес де Оливейра незаконно приобрёл два револьвера и более сотни патронов, один из револьверов принадлежал человеку, умершему в 1994 году. Оружие ему продал сын того человека, револьвер обошёлся стрелку в $200. Второй принадлежал 57-летнему мужчине, работавшему на бойне. При допросе полицией оба продавца заявили, что Оливейра сказал им, что оружие ему нужно для самообороны. Впоследствии из револьверов было произведено 62 выстрела. Также при обыске тела было обнаружено 18 неиспользованных патронов. Оливейра покончил с собой 7 апреля 2011 года, выстрелив себе в голову. Перед этим он получил несколько ранений в перестрелке с полицией. Похороны состоялись 22 апреля 2011 на кладбище «Кажу», все родственники отказались от его тела, и ни один из них не присутствовал на церемонии.

Последствия

Президент Бразилии Дилма Русеф объявила трехдневный национальный траур по погибшим. Также она назвала героями полицейских, первыми прибывших на место происшествия. Архиепископ Рио-де-Жанейро Жуан Орани Темпеста получил письмо от Бенедикта XVI, в котором тот сказал усердно молиться за скорейшее выздоровление всех раненых и упокой души погибших. 9 апреля 2011 года дом убийцы был изрисован надписями «Убийца» и «Трус». 12 апреля полицейские, первыми прибывшие на место стрельбы, были повышены в званиях. Ученики средней школы «Колумбайн», подвергшиеся нападению в 1999 году, сделали плакат с соболезнованиями и отправили его в начальную школу «Тасса да Сильва».

Ссылки

• [www.youtube.com/watch?v=G2jt56rPvd4 Видеозапись событий]
• [frederico2010.blogspot.com/2011/04/video-mostra-feridos-do-massacre-de.html Видеозапись событий]

Отрывок, характеризующий Массовое убийство в Реаленгу

Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.