Массовое убийство в Сан-Бернардино

Массовое убийство в Сан-Бернардино
Место атаки	Сан-Бернардино, Калифорния США 34°04′32″ с. ш. 117°16′40″ з. д.34.0755° с. ш. 117.2777° з. д. / 34.0755; -117.2777
Дата	Среда, 2 декабря 2015 года 10:59 (UTC-7)
Способ атаки	расстрел из огнестрельного оружия
Оружие	две полуавтоматических винтовки AR-15 5,56 × 45 мм, два пистолета Smith & Wesson 40-го калибра,
Погибшие	16 (включая двух нападавших)
Раненые	24
Убийцы	Сайед Ризван Фарук 28, Ташфин Малик 27

Массовое убийство в Сан-Бернарди́но (штат Калифорния) произошло 2 декабря 2015 года около 10:59 по местному времени в здании центра для людей с ограниченным возможностями. Первоначально сообщалось, что число потерпевших составило до 31 человека, из которых по меньшей мере 14 убитых и 21 раненых. Позже власти заявили, что погибло 16 человек, включая двух нападавших, и ещё 22 гражданских лица и 2 сотрудника полиции получили ранения.. Нападение произошло накануне Международного дня инвалидов, отмечаемого каждый год 3 декабря.

ФБР признало случившееся террористическим актом и ведёт расследование.

5 декабря ИГ в онлайн-обращении взяло на себя ответственность за нападение, заявив, что оно было террористическим актом.

Ход событий

Первым о происшествии сообщило городское управление пожарной охраны, опубликовав в «Твиттере» сообщение о чрезвычайной ситуации в квартале 1300 на Ватерман-авеню. В сообщении говорилось, что полиция уже работает на месте происшествия. Территория, прилегающая к Ватерман-авеню и Парк-Серкл-Драйв, была закрыта для движения, водителей призывают избегать этого района.

В ранних сообщениях указывалось, что происшествие имело место в Inland Regional Center, некоммерческом объекте, обслуживающем людей с умственной отсталостью, расположенном в доме 1365 по Южной Ватерман-авеню.

Полиция, включая спецназ SWAT, окружила здание после эвакуации людей. Известно, что по крайней мере один стрелок имел при себе тактическое снаряжение в виде полуавтоматического оружия. ФБР и контртеррористическое подразделение Лос-Анджелеса были поставлены в известность и пристально следили за развитием ситуации. Правоохранители искали чёрный внедорожник, который скрылся с места происшествия после стрельбы.

Полицейские по наводке вышли на след подозреваемых, который привёл их к дому в местечке Редлендс. Двое подозреваемых, находившихся в своем внедорожнике, были убиты в ходе перестрелки, в которой участвовало 20 полицейских. Они успели произвести 76 выстрелов по полицейским, те же в ответ выпустили 380 пуль. Двое сотрудников полиции получили лёгкие ранения.

Жертвы

Пострадавших разместили в двух близлежащих медицинских центрах.

Нападавшие

Устроившими расстрел оказалась семейная пара пакистанского происхождения Сайед Ризван Фарук и Ташфин Малик.

Сайед Ризван Фарук
Водительское удостоверение 2013 г.
Дата рождения:	14 июня 1987(1987-06-14)
Место рождения:	Чикаго, Иллинойс
Дата смерти:	2 декабря 2015(2015-12-02) (28 лет)
Место смерти:	Сан-Бернардино, Калифорния

Ташфин Малик
Дата рождения:	13 июля 1988(1988-07-13)
Место рождения:	en:Karor Lal Esan, Пакистан
Дата смерти:	2 декабря 2015(2015-12-02) (27 лет)
Место смерти:	Сан-Бернардино, Калифорния

28-летний Саид Фарук родился в США в пакистанской семье, имел двойное гражданство и работал в системе здравоохранения в качестве специалиста по проблемам экологии и здоровья. 27-летняя Ташфин Малик — гражданка Пакистана, въехавшая в США по «визе невесты» из Саудовской Аравии и получившая грин-карту; по некоторым данным, принесла в Facebook клятву на верность ИГ.

У пары осталась 6-месячная дочь. В день убийств Фарук и Малик оставили её у матери Фарука, сказав, что им нужно идти на прием к врачу. В доме пары был найден склад оружия, включая взрывчатку и оборудование для изготовления бомб, разные виды оружия и тысячи патронов.

В ходе расследования дела, дополнительно было установлено, что пара была замешана в готовящуюся брачную аферу. Брат Фарука, Рахил, и жена брата, гражданка России, Татьяна Фарук, готовили фиктивный брак, который дал бы сестре Татьяны, тоже гражданке России, Марии Черных, возможность переселится в США. Также эти трое обвиняются в заговоре и лжесвидетельствовании. Рахилу и Татьяне грозит до 5 лет тюрьмы, а Марии до 25 лет.

Отрывок, характеризующий Массовое убийство в Сан-Бернардино

Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.