Массы

Массы (также простонародье, чернь, народ) — основная непривилегированная часть населения (как трудящаяся, так и деклассированная и маргинальная).

К народу не относят привилегированные слои населения, а также господствующие (фактически находящиеся у власти) классы эксплуататоров, даже если последние формально не обладают привилегиями. К народу обычно также не относят само правительство.

Понятие в различных странах

В древней Греции народ обозначался словом демос, однако с развитием рабовладения слово «демос» стало обозначать лишь массу свободных граждан, которые даже могли не являться большинством.

Во Франции во времена абсолютизма народ совпадал с третьим сословием. Однако чаще народ не совпадает с каким-либо сословием или классом, а охватывает сразу несколько классов.

Хэймин (яп. 平民 букв. — простой народ) — 3-е сословие в Японии после 1872. Реформа 1872 вместо прежнего деления на 4 сословия (самураи, крестьяне, ремесленники, купцы) выделила 3: высшее дворянство (кадзоку), нетитулованное дворянство (сидзоку) и массы (хэймин), включавшую формально ликвидированную в августе 1871 касту париев (эта). Хотя закон 1872 установил формальное равенство всех сословий, а в 1873 были разрешены браки между их представителями, в целом хэймин оставалось бесправным сословием. Однако его верхушка — крупная буржуазия усиливала своё влияние, а некоторые её представители приобрели титулы.

Понятие в различных учениях

В марксизме народ считается творцом истории. «Употребляя слово: „народ“, Маркс не затушевывал этим словом различия классов, а объединял определенные элементы, способные довести до конца революцию» (см. В. И. Ленин, Полное собрание соч., 5 изд., т. 26, с. 58).

В России в XIX веке среди интеллигенции стало набирать силу сочувствие к народу, стремление к его освобождению (смотри также статью Народничество). Особенно большую роль тема народа играла в творчестве Н. А. Некрасова, А. Я. Герцена, Л. Н. Толстого. Появлялись организации, партии и движения, провозглашавшие целью освобождение народа: в XIX веке — Народная расправа, Народная воля, анархисты и другие, в начале XX века — Партия народной свободы, Партия народных социалистов и другие.

Власти различных республик управляют, или утверждают, что управляют, от имени народа. При этом многие социалистические страны называли себя народными республиками. Популизм — обобщающее понятие для различных политических тенденций, которые утверждают, что представляют народ, обычно со значением, что они служат простому народу, а не элите, то есть начальникам.

Отрывок, характеризующий Массы

Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.