Мастепанов, Сергей Данилович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сергей Данилович Мастепанов
Место рождения:

станица Отрадная,
Баталпашинский отдел,
Кубанская область,
Российская империя

Место смерти:

посёлок Малокурганный,
Карачаево-Черкесия,
Россия

Научная сфера:

Паремиология

Альма-матер:

Московский заочный институт иностранных языков

Серге́й Дани́лович Мастепа́нов (19132002) — российский учёный-паремиолог, фольклорист, историк. Узник сталинских концлагерей.





Биография

Родился в станице Отрадной Баталпашинского отдела Кубанской области, ныне Краснодарского края. Окончив три класса школы, занимался земледельческим трудом. Затем окончил два курса Московского заочного института иностранных языков, получил специальность общественно-политического переводчика, а также заочные курсы эсперанто, отделения научных переводчиков высшей квалификации на факультетах немецкого, английского и итальянского языков Московского заочного института иностранных языков.

Работает учителем немецкого языка в Усть-Джегутинской районной средней школе, директором школы, избирается членом ЦК Союза эсперантистов СССР, членом интернационала пролетарских эсперантистов.

Когда Мастепанову было прислано приглашение на Международный форум эсперантистов в Лондоне, на него был написан донос. 25 декабря 1937 года был арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности (шпионаж, организация фашистской повстанческой армии). Краевой тройкой приговорён к расстрелу, заменённому на 10 лет лагерей. Заключение отбывал в Ухтпечлаге с мая 1938 по конец декабря 1947. Работал грузчиком, чернорабочим, на лесоповале и раскорчёвке пней. Встречался с военачальником А. И. Тодорским и писателем Остапом Вишней, который спас ему жизнь. В заключении выучился японскому, польскому языкам и латыни.

После освобождения вернулся к преподаванию. Собрал уникальную коллекцию пословиц и поговорок, не раз приглашался на международные конгрессы. Один из авторов сборника «Мудрость и разум объединённых наций», в 1961 и 1969 годах изданного в Нью-Йорке.

Жил в посёлке Малокурганный Карачаево-Черкесии. Занимался также историей, археологией[1].

Увековечение памяти

Библиография

  • Кубанские пословицы и поговорки: С. Д. Мастепанов о пословицах и поговорках народов Северного Кавказа: [сборник] / Ткаченко Петр Иванович. — Краснодар: Традиция, 2008. — 239 с.: ил.; 22 см. — ISBN 978-5-903578-16-0
  • Кубанские пословицы; С. Д. Мастепанов о пословицах и поговорках народов Северного Кавказа / Ткаченко Петр Иванович. — Москва: Граница, 1999. — 220, [2] с.: ил., портр.; 16 см. — ISBN 5-86436-273-5

Источники

  • Гельман З. Интеллигентность — величина постоянная // Народное образование. — 1990. — № 8
  • Гельман З. Судьба // Собеседник. — Декабрь 1990. — № 50. — С. 5

Напишите отзыв о статье "Мастепанов, Сергей Данилович"

Примечания

  1. Кузнецов В. А. [vladsc.narod.ru/library/verh_zel/index.htm В верховьях Большого Зеленчука]. — М.: Искусство, 1977
  2. Филиппов С. К. [www.belousenko.com/wr_Nemchenko.htm Одинокий всандик]

Ссылки

  • Ткаченко П. И. [www.noxog.ru/index2.php?option=com_content&task=view&id=39&pop=1&page=0&Itemid=86 Учитель Мастепанов]
  • [historio.ru/mastepan.php «Судьба», воспоминания и письма Мастепанова]
  • Браташева Н. [www.superkuban.ru/19.01.00/NB01J003.html «Кубанские пословицы»]
  • Ткаченко П. И. [www.hrono.ru/text/2005/tkachenk0305.html «Для лепшей певности и дальней памяти…»]

Отрывок, характеризующий Мастепанов, Сергей Данилович

– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)