Английский мастиф

Английский мастиф
Английский мастиф
Происхождение
Страна	Великобритания Великобритания
Время	1883
Характеристики
Рост	не менее 75 см
Вес	не менее 70 кг
Классификация МКФ
Группа	2° Собаки типа Пинчер и Шнауцер — Молоссоиды и Швейцарские бавары
Секция	2А
Номер	[www.fci.be/uploaded_files/264g02-en.doc 264]
Породы собак на Викискладе Стандарт МКФ в Викитеке

Англи́йский масти́ф, или просто масти́ф (англ. Mastiff) (более известен как «большой мопс») — старинная английская порода догообразных собак, крупнейший дог Европы и самый большой из мастифов.

Этимология названия

Более точное, хотя и неофициальное название породы — староанглийский мастиф. Существует несколько версий о происхождении названия породы. Согласно одной из них, слово «мастиф» произошло от искажённого master of thief — «господин воров»: днём мастифов держали на привязи, чтобы ночью они были свирепее. По другой версии, название породы происходит от англо-саксонского слова masty — «сильный».

Согласно Оксфордскому словарю, «мастиф» — производное от старофранцузского mastin (совр. mâtin). Также существует мнение, что название произошло от лат. massivius («массивный, большой»).

По В. В. Володарской впервые слово «мастиф» было употреблено во времена Римской империи. В Англии заимствованное у римлян название породы появилось в IX веке в королевских уложениях Хивела Доброго.

История

Начало становления породы

Есть разные точки зрения на зарождение породы. Наиболее вероятный предок современных мастифов — тибетский мастиф, обитавший в горах и впоследствии распространившийся в Персии, Ассирии, Вавилоне, Египте, а позже — и в Греции. В ходе археологических раскопок в городе Ниневия обнаружена ваза, датируемая 612 г. до н. э.; на вазе изображена массивная собака с крупной квадратной головой и в броне. 50 тысяч мастифообразных собак, закованных в кольчуги, Александр Македонский использовал на войне с персами. В Великобританию эти собаки попали вместе с кельтскими племенами, пришедшим из Малой Азии в IV-III вв. до н. э.

В середине I в. до н. э. земли бриттов были завоёваны Римской империей. Историк Галльской войны Фалискус писал:

«Стоит предпринять тяжелейшее путешествие к далёким берегам Британии только за тем, чтобы увидеть собак местной породы, по силе и свирепости превосходящих всех собак, известных нам».

Юлий Цезарь упоминал об огромных собаках бриттов, сражавшихся с хозяевами против римских легионов в 55 г. до н. э. В Римской империи даже существовала должность закупщика собак с Британских островов. В Риме порода получила название «мастиф» и стала использоваться в гладиаторских боях.

В 407 году на территорию Великобритании вторглись саксы и привезли в земли Англии своих боевых собак. Сакские собаки делились на несколько типов:

• costog kyn — собака короля, наиболее крупное и сильное животное;
• costog oi emul oi anos pan funa — разновидность крупной овчарки, близкая к горным прамолоссам;
• costogaidd — сторожевая собака, посаженная на цепь;
• gafaelgi — собака для травли и охоты на крупного зверя.

В результате ассимиляции завезённых собак с аборигенными появилась разновидность, названная «costog». У таких собак была средней длины, преимущественно тёмная шерсть и свирепый нрав.

Мастиф XI века представляет собой крупную разновидность «gafaelgi» чёрного окраса. Мастифы употреблялись для воинской службы, надзора за рабами, охоты на крупного зверя. Мастиф на охоте приравнивался к своре из 20 гончих и борзых — при обмене за одного мастифа назначалась такая цена. На войне мастиф мог сравниться с двумя пешими легковооруженными воинами. Крестьяне не могли позволить себе такую собаку: за содержание мастифа платили налог в королевскую казну.

В 1066 году Британию атаковали норманны. Дипломатические отношения норманнской знати с материком способствовало ввозу в Великобританию алана — европейского охотничьего мастифа, полученного от нескольких разновидностей травильных собак и догов восточного типа. В результате смешения кровей алана и английских прамастифов получили несколько разновидностей мастифов. Генрих III, опасаясь того, что мастифы могут убивать королевских оленей в заповедных лесах, принял закон об охране дичи, согласно которому лесничие обязаны были ежегодно производить учёт мастифов, принадлежащих крестьянам. Мастифам при этом отрубали три когтя на каждой передней лапе; при этом считали, что такая операция не помешает собакам выполнять сторожевые функции.Помимо этого, существовала старая боевая разновидность мастифа — «бэндог» (сакс. bandog), оставшийся после саксов. Это были сторожевые собаки с тёмным окрасом шерсти, делавших их незаметными в темноте. В 1406 году в староанглийской книге об охоте, автором заметок которой является герцог Йоркский, мастиф описывается как охранная собака; упоминается о стравливании мастифов и алаунтов.

Этап племенного разведения

Начало чистопородного племенного разведения мастифов пришлось на времена правления Тюдоров и Стюартов. В 1415 году в битве при Азенкуре сэр Пирс Ли скончался от ран. Его собака, сука мастифа, сражалась рядом с телом с французами до подхода английского войска. Генрих V приказал отправить собаку на родину и чествовать её наравне с отличившимися в сражении солдатами. От этой суки берёт начало известная в XVIII — XIX веках линия мастифов «Лайм Холл» (англ. Lime Holl), названная в честь замка сэра Пирса Ли.Помимо «Лайм Холл» существовало ещё три старинных питомника: «Чатсуорт» (англ. Chatsuort) герцога Девонширского, «Элвастон Касл» (англ. Elvastone Castle) лорда Харрингтона и «Хэдзор-Холл» (англ. Hadzor Holl) семьи Гэттонз.

В 1550 году в записках лейб-врача королевы Елизаветы I мастиф описывается как большая, похожая на льва бесстрашная собака, используемая в качестве сторожевой, военной и травильной.

Сторожевых мастифов в 1631 году упоминает Конрад Хересбах.

В 1835 году в Англии вышел указ, запрещающий звериную травлю. Стали популярны огромные короткомордые собаки. Однако к 30-м гг. XIX века мастифы измельчали, а вскоре исчезли совсем. Согласно книге М. Б. Уинна (англ. M. B. Wynn) «The History of the Mastiff» (1886 год), восстановить породу удалось благодаря использованию альпийского мастифа, сенбернара, меделяна и американского поголовья мастифов. Также в воссоздании породы участвовали бульмастифы, ньюфаундленды, датские доги. В 1871 году на выставке было представлено 63 мастифа, а уже через несколько лет — ни одного. В 1872 году основан Клуба любителей староанглийского мастифа, задачей которого было воссоздание породы. В 1873 году на выставке собак в Бирмингеме впервые был представлен мастиф современного типа — Таурас (англ. Tauras) из питомника «Нанбэри» (англ. Nunbury). Таурас стал победителем на выставке, что стимулировало дальнейшие старания заводчиков. Потомок Таураса, Крон Принс (англ. Crown Prince) стал родоначальником всех современных линий мастифа; пёс был куплен на аукционе в 1884 году за 180 гиней. К 1883 году сформировался современный тип староанглийского мастифа. На выставке в 1890 году на Сristal Palace все призовые места заняли потомки Крона Принса. В 1906 году стандарт породы был пересмотрен: серые, чёрные, пятнистые и длинношерстные представители породы дисквалифицировались.

После Первой мировой войны порода почти исчезла за пределами Великобритании. На первой послевоенной выставке было представлено лишь 60 мастифов. С 1906 по 1918 годы в США были зарегистрированы только 24 мастифа. В 1918 году Американской кинологической ассоциацией был зарегистрирован щенок по кличке Беовульф. Началось медленное восстановление североамериканской популяции мастифов.

В 1937 году Альдровандус создаёт подробное описание мастифа.

После Второй мировой войны в мире насчитывалось лишь 14 мастифов, 12 из которых были потомками американских представителей породы. В 1945 году секретарь Клуба любителей староанглийского мастифа миссис Дикен приняла решение провести выставку собак. Выставка состоялась в 1947 году; на ней было всего 7 представителей породы. В США и Канаде после войны насчитывалось 30 мастифов. Благодаря продуманной селекции и использованию представителей американского поголовья, за 20 лет удалось воссоздать и значительно улучшить породу. Сейчас мастифы распространены во всём мире; в 2009 году мастифы стали 27-й по популярности породой в США.

На базе английского мастифа в США была создана новая порода собаки молоссоидного типа — американский мастиф. В 2000 году порода была признана Континентальным клубом собаководства как чистокровная порода.

Использование мастифов в травле

Считается, что англичане начали проводить травлю животных по примеру римлян; в Британии проводить медвежьи бои начал Эдуард Исповедник. В таких боях использовали мастифов и мастифообразных собак.

Генрих VIII устроил в своей резиденции Уайтхолл «медвежий ров». Позже поэт Роберт Кроули (англ.) так напишет о травле медведей:

О медвежьих боях.
Что за безумие заводить у себя невзирая на риск,
Огромного мастифа и дикого уродливого медведя,
И все только для того, чтобы видеть, как они подерутся,
Разрывая друг друга, что за отвратительное зрелище.
И все же, думаю, глупее подобных людей не сыскать,
Денег у них почти нет,
Но каждое воскресенье они обязательно потратят
Одно или два пенни, чтобы таким образом попытаться поправить свои дела.
В Пэрис-Гарден в любое воскресенье наверняка
Вам попадутся две или три сотни их в поле, где происходит медвежья травля

Оригинальный текст (англ.)  

Of Bearbaytynge.
What follye is thys, to kepe wyth daunger,
A greate mastyfe dogge and a foule ouglye beare;
And to thys onelye ende, to se them two fyght,
Wyth terrible tearynge, a full ouglye syght.
And yet me thynke those men be mooste foles of all,
Whose store of money is but verye smale,
And yet euerye Sondaye they will surelye spende
One penye or two, the bearwardes lyuyng to mende.
At Paryse Garden eche Sundaye, a man shall not fayle
To fynde two or three hundredes, for the bearwardes vaile

Сэр Уолтер Рели, фаворит Елизаветы I, считал, что как достопримечательность Лондона «медвежий сад» не уступает по важности Вестминстерскому аббатству и в обязательном порядке должен демонстрироваться иностранцам.

Сохранилось письмо Роберта Лейнема (англ. Robert Laneham), описывающего представление, данное Робертом Дадли, графом Лестер в Замке Кенилворт в 1575 году :

Четверг, 14 июля, шестой день пребывания Её Величества, огромный выбор мастифов на привязи во внешнем дворе и тринадцать медведей во внутреннем…

Да, сэр, медведей завели во внутренний двор, собак приставили к ним, нос к носу. Затем тщательно убедились, нет ли у одной из сторон явного преимущества, дабы не пришлось сдерживать другую. Мне об этом трудно судить. И медведи, и собаки очень сильны, и многое решает бойцовская страсть. Если собака в защите вцепится медведю в горло, у того остаётся возможность содрать с неё шкуру когтями.

Оригинальный текст (англ.)  

Thursday, the fourteenth of July, and the sixth day of her Majesty’s coming, a great sort of bandogs [mastiff] were then tied in the outer court and thirteen bears in the inner…

Well, sir, the bears were brought forth into the court, the dogs set to them, to argue the points even face to face. They had learned counsel also on both parts, what may they be counted partial that are retained but to one side? I know not. Very fierce, both one and the other, and eager in argument. If the dog in pleading would pluck the bear by the throat, the bear with traverse would claw him again by the scalp, confess and a list, but avoid it could not that was bound to the bar, and his counsel told him that it could be to him no policy in pleading.

Therefore, with fending & proving, with plucking and tugging, scratching and biting, by plain tooth and nail on one side and the other, such expense of blood and leather [skin] was there between them, as a months licking (I think) will not recover, and yet remain as far out as ever they were.

It was a sport very pleasant, of these beasts, to see the bear with his pink eyes leering after his enemies approach, the nimbleness and wayt [wait] of the dog to take his advantage, and the force and experience of the bear again to avoid the assaults. If he were bitten in one place, how he would pinch in another to get free, that if he were taken once, then what shift, with biting, with clawing, with roaring, tossing and tumbling, he would work to wind himself free from them. And when he was loose, to shake his ears twice or thrice with the blood and the slather about his physiognomy, was a matter of goodly relief.

Запрет на травлю медведей в Великобритании был установлен в 1835 году.

Внешний вид

Общий вид. Крупная, сильная, пропорционально сложенная собака. Голова объёмно-угловатая, производит впечатление массивности. Ширина головы относится к её длине как 2:3. Корпус широкий, крепкий, длинный и глубокий. Сложение атлетическое. Конечности прямые, крепкие. Мускулатура рельефная.

Тело большое, с большой глубиной и широтой, особенно между передними ногами, в результате чего они должны быть широко расставлены. Длина тела, взятой из точки плеча до седалищного бугра больше, чем высота в холке. Стандартная высота для этой породы составляет 30 дюймов (76 см) в плече, для мужчин и 27.5 дюймов (70 см) (минимум) на плече у самок. Типичный самец может весить 150-250 фунтов (68-113 кг), типичная самка может весить 120-200 фунтов (54-91 кг), очень крупные особи достигают 130 кг (286 фунтов) или более.

Шерсть. Короткая, не истончённая на шее, спине, лопатках.

Окрас. Олений, абрикосовый, серебристо-олений, тёмно-олений, тигровый, палевый. Чёрная маска на морде.

Голова. Широкая между ушами, в черепной части. Лоб плоский, ярко выраженные кожные складки, ещё больше выделяющиеся, когда собака напряжена. Развитая мускулатура скул и височных костей. Лобная борозда берёт начало между глазами и тянется до середины головы. Чётко выраженные надбровные дуги. Морда широкая, короткая, глубокая, образует почти прямой угол со лбом (прямой стоп); хорошо заполнена под глазами. Нижняя челюсть широкая.Нос большой, широкий, плоский, при взгляде сбоку не вздёрнутый и не конический; хорошо открытые ноздри. Брыли чётко очерчены, умеренно обвислые, квадратные в профиль; с носовой перегородкой образуют тупой угол. Длина морды относится к длине головы как 1:3, окружность морды и окружность головы соотносятся как 3:5.

Глаза. Небольшие, широко расставленные (на расстояние не менее удвоенной длины глаза). Между глазами хорошо выражен выступ черепа. Цвет глаз ореховый, предпочтительно тёмно-ореховый, третье веко не допустимо.

Уши. Небольшие, тонкие, высоко и широко поставлены, зрительно расширяют череп. Когда собака спокойна, уши лежат на щеках.

Зубы. Прикус «клещи» или «перекус», если нижние зубы не выделяются при закрытой пасти. Зубы белые, крепкие. Мощные клыки.

Шея. Умеренной длины, немного выгнутая, мускулистая. Окружность шеи меньше окружности черепа, измеренной перед ушами, на 2,5—5 см.

Передние конечности. Лопатка и плечо немного скошены. Ноги прямые, мощные, кости толстые. Плюсны прямопоставленные, локти чётко выраженные.

Туловище. Грудная клетка широкая, глубокая, опускается до уровня локтей и ниже. Рёбра округлые. Ложные рёбра развитые, закрывают бока до бёдер. Окружность рёбер превышает высоту в холке на 1/3.Спина и поясница широкие, мускулистые, уплощённые, немного шире у суки и выпуклее у кобеля. Пах умеренно подобран.

Задняя часть тела. Конечности прямые. Бёдра и голени развитые. Скакательные суставы чётко выражены. Плюсны параллельны.

Хвост. Постав хвоста умеренно высокий. Хвост толстый, сужающийся к концу; достигает скакательных суставов. В возбуждённом состоянии собака поднимает хвост не выше уровня спины.

Лапы. Крупные, округлые. Пальцы изогнутые, сводистые. Когти чёрные.

Продолжительность жизни

Продолжительность жизни мастифов, как и всех крупных собак, несколько меньше продолжительности жизни собак маленьких и средних пород и составляет в среднем 6—10 лет. Однако были случаи, когда мастифы жили 13—14 или даже 16—17 лет.

Здоровье

К наиболее распространённым и опасным заболеваниям у мастифов относятся:

• заболевания суставов: дисплазия тазобедренных суставов, локтевая дисплазия;
• глазные заболевания: дисплазия сетчатки глаза, прогрессивная атрофия сетчатки, глаукома, катаракта;
• кожные заболевания: поверхностная пиодермия, демодекоз;
• заболевания нервной системы: эпилепсия, мышечная дистрофия, миастения;
• другие болезни: лейкоз, кардиомиопатия, рак кости, синдром Воблера, гипотиреоз.

Менее опасными болезнями являются:

• глазные заболевания: киста радужной оболочки, энтропион, «вишнёвый глаз», дистрофия роговицы;
• кожные болезни: аллергические реакции;
• заболевания суставов: артрит, гипертрофическая остеодистрофия, спондилёз позвоночника;

• болезни репродуктивных органов: крипторхизм, односторонний крипторхизм, вагинальная гиперплазия.
• сердечно-сосудистые заболевания: легочный стеноз, шумы в сердце;
• прочие: грыжи, Болезнь Фон Виллебранда.

Интересные факты

• Александрийские ювелиры лучшим способом огранки драгоценных камней считали помещение камня в желудок собаки. Обычно для этих целей выбирались мастифы; преимущество отдавалось кобелям. Камень помещали в кусок мяса, который давали собаке вместе с порцией костей, осколки которых в желудке шлифовали камень так, что ювелиру оставалось только немного подправить его. Побывав в собаке камень приобретал особый блеск. За собакой приглядывал раб, называемый «прихвостень» и пользующийся доверием господина. Он обязан был наблюдать за собакой и извлечь драгоценный камень из помёта.
• В Риме мастифы помогали рыбакам ловить бычков. Мастиф добирался до каменной гряды неподалеку от берега, под которой обитали бычки, и сидел, выжидая пока утихнет вода, взволнованная движением собаки. Потом мастиф опускал морду в воду и с силой, громко булькая, выдыхал. Бычки выплывали из-под камней, а мастиф в это время прыгал в воду и начинал сильно бить лапами по воде. Поднятая со дна грязь забивали рыбам жабры, удары по воде оглушали, и бычки становились лёгкой добычей для рыбаков.

Литература

1. М. Дороган, В. Н. Челнокова. Всё о собаке — Ростов-на-Дону: Издательский дом «Владис», 2005 — С. 159 — ISBN 5-94194-113-7
2. В. И. Круковер . Полная энциклопедия пород собак — М.: «Вече», 2003. ISBN 5-94538-272-8
3. В. В. Володарская. Полная энциклопедия пород собак — Челябинск: «У-Фактория», 2005. ISBN 5-9709-0009-5
4. Р. И. Байдер . Боевые собаки мира. Собаки телохранители. — Пермь: Урал-Пресс, 1993. — 204 с. — ISBN 5-86610-036-3
5. Джоан Палмер. Породы собак: справочник-определитель. — М.: Издательство «АСТ-Астрель», 2006. — 256 с. ISBN 978-5-17-035896-0
6. Рино Фаларри (перевод с итальянского И. Чайковской). Собаки: Справочник — М.: «Издательство АСТ», 2001. — С. 163 — ISBN 5-17-015230-2
7. Дуглас Б. Олифф. Мастиф и бульмастиф — М.: «Центрполиграф», 1998. — 343 с. — ISBN 5-227-00044-1

Ссылки

• [englishmastiff.ru/englishmastiff/aboutmastiff/ О породе английский мастиф]

Отрывок, характеризующий Английский мастиф

– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.