Раджави, Масуд

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Масуд Раджави»)
Перейти к: навигация, поиск
Масуд Раджави
перс. مسعود رجوی<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Масуд Раджави с Саддамом Хусейном</td></tr>

Президент Национального совета сопротивления Ирана (англ.)
с 21 июля 1981 года
Предшественник: должность учреждена
Преемник: Мирьям Раджави (и.о.)
Генеральный секретарь ОМИН
1972 — 1989
Предшественник: должность учреждена
Преемник: Мирьям Раджави
 
Вероисповедание: Ислам, шиитского толка
Рождение: 18 августа 1948(1948-08-18) (75 лет)
Табас, Иран
Супруга: Мирьям Раджави
Партия: Организация моджахедов иранского народа
Образование: Тегеранский университет

Масуд Раджави (перс. مسعود رجوی‎; р. 1948) — один из лидеров иранского антифундаменталистского сопротивления.



Биография

Масуд Раджави родился в 1948 году в городе Табас провинции Хорасан. Поступил в Тегеранский университет, где студентом вступил в Организацию моджахедов иранского народа (ОМИН). Через три года Раджави был одним из 12 членов ЦК Моджахеддин-е Халк. В 1971 году был арестован шахской тайной полицией САВАК и приговорён к смертной казни, но после вмешательства Франсуа Миттерана и «Международной амнистии» приговор был заменён на пожизненное заключение[1]. Раджави вышел из тюрьмы лишь после антишахской революции.

В 1980 году Масуд Раджави решил баллотироваться на пост президента страны, но Хомейни наложил вето на его кандидатуру[1]. В это время Раджави начинает выступать с критикой нового режима, а с 1981 года возглавляет партизанскую войну с целью свержения «режима мулл» и установления в стране исламской социалистической республики. Ослабленные жестокими репрессиями, моджахеды находят убежище на территории соседнего Ирака, который оказал поддержку Раджави и его группировке.

С 2003 года о нём ничего не известно.

Супруга Масуда, Мирьям Раджави, также активно принимает участие в движении сопротивления.

Напишите отзыв о статье "Раджави, Масуд"

Примечания

  1. 1 2 [www.iacnorcal.com/Iranhistory.html Iran: Century of Struggle for Democracy]

Отрывок, характеризующий Раджави, Масуд

Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.