Матвеев, Борис Степанович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Бори́с Степа́нович Матве́ев
Дата рождения:

8 (20) сентября 1889(1889-09-20)

Место рождения:

БобровБобровский уезд Воронежской губернии
Российская империя

Дата смерти:

21 сентября 1973(1973-09-21) (84 года)

Место смерти:

Москва, СССР

Страна:

Российская империя Российская империя СССР СССР

Научная сфера:

Биология, Зоология

Место работы:

Институт эволюционной морфологии и экологии АН СССР, Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова

Альма-матер:

Московский университет

Научный руководитель:

Северцов, Алексей Николаевич

Награды и премии:

Борис Степанович Матвеев (1889—1973) — советский зоолог, профессор (1931), заслуженный деятель науки РСФСР (1970).





Детство и юность

Борис Степанович Матвеев родился на хуторе своего отца Степана Григорьевича Матвеева в Бобровском уезде Воронежской губернии. Его отец был земским служащим; мать, Анна Петровна, — учительница в гимназии. Борис Степанович был третьим ребёнком в семье.

В 1908 году он закончил 8-ю Московскую (Шелапутинскую) гимназию и поступил на естественное отделение физико-математического факультета Московского университета. В 1913 году окончил университет по специальности зоология и сравнительная анатомия. Выполнял специальные работы под руководством профессоров П. П. Сушкина и М. А. Мензбира, а потом профессора А. Н. Северцова. В 1913 году был оставлен при университете, а в 1915 году — избран сначала внештатным, а потом штатным ассистентом в Институте Сравнительной Анатомии МГУ. В 1914 году он был отправлен в заграничную командировку и работал на Неаполитанской Зоологической станции.

Зрелые годы

С 1918 года Борис Степанович занимал должность старшего ассистента и заведующего хозяйством Института сравнительной анатомии МГУ; в 1923 году был избран штатным научным сотрудником НИИ Зоологии (НИИЗ) МГУ; в 1926 — стал приват-доцентом МГУ; в 1927 — утверждён в должности доцента МГУ по сравнительной эмбриологии; в 1930 — назначен действительным членом НИИЗ МГУ.

С 1930 по 1935 год состоял старшим зоологом и заместителем директора лаборатории эволюционной морфологии Академии Наук СССР (ныне Институт проблем экологии и эволюции имени А. Н. Северцова РАН); с 1935 года — заведующий лабораторией онтогенеза Института.

В феврале 1931 года назначен профессором, заведующим кафедрой зоологии и сравнительной анатомии позвоночных биологического факультета МГУ и заведующим лабораторией морфологии позвоночных НИИЗ МГУ. В 1934 году утверждён наркоматом просвещения в должности профессора МГУ и действительного члена НИИЗ МГУ. В 1934 году утверждён в учёной степени доктора биологических наук по разделу зоология и эволюционная морфология.

В 1955 году подписал «Письмо трёхсот».

Скончался на своей даче в Подмосковье 21 сентября 1973 года и похоронен на Новодевичьем кладбище.

Педагогическая деятельность

В МГУ вёл следующую педагогическую деятельность:

  • в 1915—1918 г. вёл практические занятия по сравнительной анатомии.
  • с 1918 г. года до конца жизни руководил практикумом по зоологии и сравнительной анатомии позвоночных.
  • с 1925 г. организовал практикум по сравнительной эмбриологии
  • с 1927 г. читал курс сравнительной эмбриологии и вёл специальный практикум по морфологии позвоночных
  • с 1930 г. до конца жизни читал курс сравнительной анатомии позвоночных и руководил работой по кафедре зоологии и сравнительной анатомии позвоночных.
  • в 1942—1944 г. читал курс истории биологии и дарвинизма.

Помимо университета проводил следующую преподавательскую работу:

Труды

Принимал участие в написании и редактировании учебников: Общей биологии Шелла, Зоологии для педагогических вузов, редактировал руководство по зоологии в восьмитомном издании МГУ. Кроме того, занимался редактированием трудов института эволюционной морфологии, трудов А. Н. Северцова. В 1923—1935 г. состоял членом редакции зоологического журнала, в 1935—1937 г. членом редакционного совета журнала «Успехи современной биологии». В 1934—1938 г. заведовал отделом морфологии в Реферативном Биологическом журнале. С 1942 г. состоял заместителем ответственного редактора Зоологического журнала.

Семья

Был женат на Елене Васильевне Рылковой (1889—1946). Имел двоих детей: Александр (1926—2008), Анна (1927-2014)

Награды

Источники


Напишите отзыв о статье "Матвеев, Борис Степанович"

Отрывок, характеризующий Матвеев, Борис Степанович

После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.