Матвей (император Священной Римской империи)
| Матиас нем. Matthias, венг. Mátyás, чеш. Matyáš<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> | ||||
| ||||
|---|---|---|---|---|
| 1612 — 1619 | ||||
| (под именем Маттиас) | ||||
| Коронация: | 26 июня 1612, Ахен | |||
| Предшественник: | Рудольф II | |||
| Преемник: | Фердинанд II | |||
| ||||
| 1608 — 1618 | ||||
| (под именем Матьяш II) | ||||
| Предшественник: | Рудольф II | |||
| Преемник: | Фердинанд II | |||
| ||||
| 1611 — 1617 | ||||
| (под именем Матиаш II) | ||||
| Предшественник: | Рудольф II | |||
| Преемник: | Фердинанд II | |||
| ||||
| 1612 — 20 июня 1619 | ||||
| Предшественник: | Рудольф II | |||
| Преемник: | Фердинанд II | |||
| Рождение: | 24 февраля 1557 Вена, Австрия | |||
| Смерть: | 20 марта 1619 (62 года) Вена, Австрия | |||
| Место погребения: | Императорский склеп, Вена, Австрия | |||
| Род: |  Габсбурги
| |||
| Отец: | Максимилиан II (император Священной Римской империи) | |||
| Мать: | Мария Испанская | |||
| Супруга: | Анна Тирольская | |||
| Дети: | нет | |||
| Награды: |
| |||
Матиас, Маттиас, Матвей, Матиаш, (нем. Matthias, венг. Mátyás, чеш. Matyáš; 24 февраля 1557 — 20 марта 1619) — король Германии (римский король) с 1612 года, император Священной Римской империи, эрцгерцог Австрийский с 20 января 1612 года (замещал императора Рудольфа II с 1593 года), король Венгрии под именем Матьяш II, король Чехии под именем Матиаш II, из династии Габсбургов.
Содержание
Биография
Сын императора Максимилиана II и Марии Испанской (дочери императора Карла V и инфанты Изабеллы Португальской). Воспитателем Матиаса был учёный дипломат Ожье Гислен де Бусбек.
По приглашению католической, но враждебной испанцам партии южных нидерландских провинций, Матиас отправился туда тайно в 1577 году. В 1578 году получил, с большими ограничениями, звание штатгальтера, но, поняв, что ему не удастся добиться влияния в стране, в 1581 году сложил с себя власть.
В 1593 году назначен наместником своего брата императора Рудольфа II.
В Вене он сблизился с Мельхиором Клезелем, который позже стал кардиналом и главным советником Матиаса. Когда произвол императора вызвал войну с возмутившимися венграми и турками, Матиас взял на себя восстановление спокойствия. В 1606 году в Вене с князем Трансильвании Иштваном Бочкаи был заключен мир, который гарантировал религиозную свободу в Венгрии. Рудольф не согласился с его решениями, и Матиас вступил в междоусобную борьбу с душевнобольным императором, принудив брата уступить ему в 1608 году Австрию, Венгрию и Моравию, а в 1611 году Чехию, Силезию и Лужицу.
После вступления на императорский престол на его политику существенное влияние оказывал Клезель, который надеялся добиться компромисса между католическими и протестантскими частями империи с целью усиления государства. Ещё во время борьбы с Рудольфом Матиас был вынужден пойти на уступки протестантам в Австрии, Моравии и Венгрии, чтобы привлечь их в качестве своих союзников. Из внешних врагов ему пришлось бороться с трансильванским князем Бетленом Габором. Примиренческой политике Матиаса противостояли другие представители дома Габсбургов, в том числе его брат эрцгерцог Максимилиан, который надеялся обеспечить переход престола к приверженцу католицизма эрцгерцогу Фердинанду Штирийскому, ставшему впоследствии императором Фердинандом II. По настоянию членов своей семьи бездетный Матиас короновал Фердинанда королём Чехии (1617) и Венгрии (1618).
Попытки правительства уничтожить права, данные протестантам, и особенно «Грамоту Величества», дарованную Рудольфом II чехам в 1609 году, вызвали неудовольствие, которое перешло в Чешское восстание, положившее начало Тридцатилетней войне. Между тем как чехи организовали своё особое управление и сопротивлялись с оружием в руках, а жители Силезии и Моравии к ним примкнули, Фердинанд низверг Клезеля и вырвал бразды правления у больного и дряхлого Матиаса, который вскоре после того и умер.
В 1633 году останки Матиаса были перенесены в Капуцинеркирхе; он был первым императором, погребённым в Императорском склепе.
Семья
4 декабря 1611 года женился на эрцгерцогине Анне Тирольской, дочери своего дяди австрийского эрцгерцога Фердинанда II. детей от этого брака не было.
В кинематографе
- В фильме «Батори» (2008) роль императора Матвея исполнил Франко Неро.
- В фильме «Графиня» (2009) роль исполнил британский актёр Джесси Инман (Jesse Inman).
Напишите отзыв о статье "Матвей (император Священной Римской империи)"
Ссылки
- [bibliotekar.ru/encMonarhi/218.htm Статья К. В. Рыжова. Матвей]
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Матвей (император Священной Римской империи)
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…
Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
