Материнский инстинкт

Матери́нский инсти́нкт (инсти́нкт ма́тери) — собирательное название норм поведения, характеризующихся стремлением особи защитить более слабую особь (особи) от вредного воздействия окружающей среды путём нежной заботы и внимания. Наблюдается как у людей и других млекопитающих, так и у рыб, насекомых и птиц. Зачастую материнским инстинктом называют вид поведения, при котором мать (или же приёмная мать) стремится оберегать, заботиться и воспитать своё чадо. Принято считать, что проявление материнского инстинкта начинается с рождением первого ребёнка (в случае приёмных матерей — с момента принятия детёныша в семью). Феномен материнского инстинкта до сих пор является объектом изучения науки.

История

Материнский инстинкт как таковой был замечен ещё с древних времён. Точно не известно, кто ввёл само понятие «материнского инстинкта», однако авторство приписывают Уильяму Мак-Дугаллу — англо-американскому психологу, основателю гормонической психологии — хотя он и не называл его напрямую материнским инстинктом. В качестве основных движущих сил человеческого поведения он рассматривал иррациональные, инстинктивные побуждения (его понимание инстинкта, из-за расплывчатости, вызвало критику специалистов по этологии, в частности Конрада Лоренца). В основе поведения лежит интерес, обусловленный врождённым инстинктивным влечением, которое лишь находит своё проявление в навыке и обслуживается теми или иными механизмами поведения. Всякое органическое тело от рождения наделено некой витальной энергией, запасы и формы распределения (разрядки) которой жестко предопределены репертуаром инстинктов. Как только первичные импульсы определяются в виде направленных на те или иные цели побуждениях, они получают своё выражение в соответствующих телесных приспособлениях.

Инстинкт — этот термин был в дальнейшем заменён Мак-Дугаллом на термин «склонность» — представляет собой врождённое образование, обладающее побудительной и управляющей функциями, содержащее в себе определённую последовательность процесса переработки информации, эмоционального возбуждения и готовности к моторным действиям. Таким образом, это психофизическое предрасположение заставляет индивида что-либо воспринимать, испытывая от этого специфическое эмоциональное возбуждение и импульс к действию.

Первоначально выделялось 12 видов инстинктов: бегство (страх), неприятие (отвращение), любознательность (удивление) — ещё в 1908 г. Мак-Дугалл указывал на наличие познавательной мотивации у высших приматов — агрессивность (гнев), самоуничижение (смущение), самоутверждение (воодушевление), родительский инстинкт (нежность), инстинкт продолжения рода, пищевой инстинкт, стадный инстинкт, инстинкт приобретательства, инстинкт созидания.

По его мнению, основные инстинкты напрямую связаны с соответствующими эмоциями, так как внутренним выражением инстинктов являются эмоции.

Опираясь на учение Ч. Дарвина об эмоциях, трактовал их как аффективный аспект инстинктивного процесса. Каждому первичному импульсу соответствует определённая эмоция: побуждение к бегству связано со страхом, любопытство — с удивлением, драчливость — с гневом, родительский инстинкт — с нежностью.

Известный отечественный зоопсихолог Курт Эрнестович Фабри (1923—1990), автор учебника «Основы зоопсихологии» (1976), неустанно подчеркивал, что инстинкт и научение не составляют 2 последовательные стадии в эволюционном развитии поведения; и будучи компонентами единого процесса поведения, они друг без друга не могут существовать. Иначе говоря, так называемых «чистых» инстинктов не существует. Поэтому классифицируя, например, строительство гнёзд у шимпанзе, крыс, птиц, рыб, и ос как инстинктивное поведение, необходимо учитывать огромное разнообразие реальных психофизиологических механизмов такого поведения, оно в значительной степени может быть результатом научения и интеллектуального решения.

В 1919 году Карл Густав Юнг ввёл понятие психологического архетипа в работе «Инстинкт и бессознательное». В его понимании архетипы — универсальные изначально врождённые психические структуры, составляющие содержание коллективного бессознательного, распознаваемые в нашем опыте и являемые, как правило, в образах и мотивах сновидений. Группа воспоминаний и связей вокруг архетипа, называется комплексом. Одним из таких комплексов являлся материнский комплекс, связанный с материнским архетипом. Юнг рассматривал архетипы как психологические органы, по аналогии с органами тела, так как в тех и других есть морфологические задатки, которые проявляются в ходе развития. То, что образ матери в большинстве случаев предстаёт как нежная, заботливая и понимающая женщина, он объяснил как ответная реакция ребёнка на материнский инстинкт.

Происхождение

С одной стороны, биохимики уверенно доказывают, что материнский инстинкт базируется на выработке специального белка пролактина во время беременности и лактации. Но, одновременно с этим, другие научные группы продемонстрировали опытным путём, что материнский инстинкт может формироваться у бездетных самок млекопитающих, которым поручено воспитание чужих малышей. Наглядные результаты были получены при изучении грызунов, приматов и даже людей.

Мияко Фурута и Роберт Бриджес — нейробиологи из Школы ветеринарной медицины — отметили, что количество новых нейронов, образовавшихся в субвентрикулярном отделе головного мозга, существенно различается у крыс, которые не имеют своего потомства и не воспитывают чужое, и теми бездетными особями, которым доверили воспитание молодняка. Дополнительные исследования показали, что подобный интенсивный рост нейронов наблюдается у беременных и кормящих самок грызунов и приматов.

«Как и во всех научных исследованиях, наша работа дала один ответ и множество новых вопросов, — говорит Роберт Бриджес, глава отдела репродукции и нейрофизиологии Школы ветеринарной медицины Университета Тафтс. — На следующих этапах исследования нам предстоит взломать ещё несколько тайн. Почему самки всегда безошибочно находят своих малышей среди множества подобных? Или, например, как новые нейроны перемещаются в другие отделы головного мозга, если формируются они в одном месте?»

Наивысшего своего развития забота о потомстве достигает у культурного человека, обречённого со времени рождения на продолжительную беспомощность и требующего продолжительного подготовления к социальным условиям жизни. В то время как млекопитающие до тех пор кормят своих детей, пока они не получат возможности самостоятельно себя прокормить, что обыкновенно случается спустя несколько недель и самое большее несколько месяцев или два-три года по рождении, у человека забота о потомстве простирается до наступления периода, дающего возможность самостоятельно добывать себе пропитание, а у культурных классов — до наступления полной умственной трудоспособности, на чём, собственно, и основано образование семьи, имеющее своею основною целью воспитание детей.

«Процессы, происходящие в нервных тканях, во многом ещё остаются для нас загадкой. Каждое новое открытие, действительно, задаёт больше вопросов, чем даёт ответов. Что уж говорить о механизмах регенерации. Объяснить многие из них современная неврология не может — остаётся лишь догадываться. Для того, чтобы хотя бы представить сложность человеческого организма, нужно просто вспомнить, что каждый из нас — это не нечто единое, а сообщество неисчислимого множества органических клеток, каждая из которых живёт своей жизнью и не имеет представления о том, что является частью чего-то большего. Нам необходимо разобраться в их образе жизни, что позволит научиться контролировать свой организм и оберегать его».

По МоП’ю, стремление матери кормить своего ребёнка и её способность выполнять своё стремление с помощью особого органа — молочных желез — вполне замещают собою способность новорождённого поддерживать своё существование. Одно из двух излишне и так как принцип целесообразности не признает излишества, то упомянутые обратные отношения между материнским инстинктом и способностью новорождённого к самосохранению вполне основательны. Гусеница, вылупившись из яйца, может сама прокормиться, а потому ей никакой матери не надо, млекопитающее же без матери погибло бы, а потому мать в силу наследственного инстинкта принимает на себя заботу о своем ребёнке.

Литература

• Вагнер В. А. Биологические основания сравнительной психологии. — Инстинкт и разум, 2005. — Т. 2. — С. 347.
• А. И. Фет. Инстинкт и социальное поведение. — 2-е изд. — «Сова», 2008.
• Леонард Берковиц. Что такое инстинкт? — СПБ: Прайм-Еврознак, 2001. — С. 440—446.

Ссылки

• [www.rusmedserver.ru/med/obektiv/32.html Материнский инстинкт на rusmedserver]
• [www.pravda.ru/science/eureka/discoveries/11-01-2010/1006554-momcare-0/ Материнский инстинкт]

Отрывок, характеризующий Материнский инстинкт

– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.