Матисов канал
Матисов канал | |
Расположение | |
Страна | Россия |
Регион | Санкт-Петербург |
Характеристика | |
Длина | 0,85 км |
Водоток | |
59°51′00″ с. ш. 30°08′39″ в. д. / 59.8499211° с. ш. 30.1440971° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.8499211&mlon=30.1440971&zoom=9 (O)] (Я) | |
Устье | Дудергофский канал |
59°51′23″ с. ш. 30°09′29″ в. д. / 59.8563677° с. ш. 30.1579341° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.8563677&mlon=30.1579341&zoom=9 (O)] (Я)Координаты: 59°51′23″ с. ш. 30°09′29″ в. д. / 59.8563677° с. ш. 30.1579341° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.8563677&mlon=30.1579341&zoom=9 (O)] (Я) | |
— исток, — устье |
Матисов каналМатисов канал
Мати́сов канал — канал в Красносельском районе Санкт-Петербурга. Расположен на Юго-Западе. Протекает по территории строящейся «Балтийской жемчужины» и впадает в Дудергофский канал.
История
Происхождение названия — от одного из владельцев т.н. «усадьбы Демидовых» — Е. А. Матисена. Можно его сопоставить с другими похожими названиями Петербурга — Матисовым островом и Матисовым мостом.
Канал существовал как минимум с середины XIX века и находился на оси «Усадьбы Демидова» (главный дом сохранился и находится на другой стороне Петергофского шоссе. При создании Дудергофского канала у него появился дублёр.
На берегу Матисова канала до недавнего времени существовал яхт-клуб «Балтиец», которым пришлось пожертвовать ради планов строительства «Балтийской жемчужины», в ходе которого он реконструирован и включен в комплекс.
В планах метрополитена — строительство станции метро «Матисов канал»[1][2].
Географические сведения
Длина — 850 метров, ширина — 70 метров, глубина — до 1 метра.
Достопримечательности
Матисов канал является памятником истории и культуры.
Напишите отзыв о статье "Матисов канал"
Примечания
Ссылки
Это заготовка статьи о Санкт-Петербурге. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Матисов канал
– Хорошо, – сказал доктор.Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.