Губец, Матия

Матия Губец, также Губец-Бек, подлинное имя Амброз Губец (хорв. Matija Gubec, венг. Gubecz Máté, род. 1538 г. Врховац, Хорватия — ум. 15 февраля 1573 г. Загреб) — предводитель крестьянского восстания в Хорватии и Словении, национальный герой Хорватии.

Биография

Первые документальные сведения об Амброзе Губеце относятся к годам 1556 и 1560 годам (записи в церковном регистре Стубицы). Имя Матия в применении к нему впервые встречается в венгерских источниках почти через 30 лет после подавления восстания и гибели Губеца (Istvánffy, 1622) — предположительно, это вызвано сравнением крестьянского вождя с популярным в народе «добрым королём Матяшем» — венгерско-хорватским королём Матьяшем Корвином (правил в 1458—1490 гг.). В хорватскую же историографию словосочетание «Матия Губец» ввёл Векослав Клаич (Vjekoslav Klaić).

В 1572—1573 годах Матия Губец возглавлял крестьянское восстание (Seljačka buna) в хорватском Загорье, направленное против насилий и притеснений местных графов и феодальных владетелей. Особое возмущение вызывал новый закон, резко ограничивавший свободу перехода крестьян от одного владельца к другому и свободный выход из общины. Кроме этого, особо тяжёлое положение сложилось у селян, бывших в подчинении у Франьо Тахи (Franjo Tahy), одного из феодалов района Суседград.

Крестьянское войско было собрано в считанные дни благодаря посланцам, отправленным М. Губецом по горным селениям хребта Медведница (севернее Загреба) с призывом к борьбе. Отличительным знаком восставших было петушиное перо на шляпе. Угроза для Загреба была достаточно серьёзной, и бан Хорватии Юрай Драшкович отправил против крестьян войска. В конечном итоге, восстание не ограничилось лишь территорией Хорватии, но перекинулось в 1572 году также на земли прилегающих к ней Крайны (ныне в Словении) и австрийской Штирии. В том же году загребский парламент принял закон, согласно которому Матия Губец и восставшие были признаны повинными в государственной измене (Амброз Губец, прозванный Матия Губец-бег, назывался предводителем мятежников). В свою очередь Матия Губец обратился к построенной им крестьянской армии с яркой речью, призвав их мужественно сражаться или погибнуть (da se ponesu kao muževi, slavno pobijediti ili propasti), после чего его войско, возглавляемое Илией Грегоричем, выступило в поход против королевской армии под предводительством Гашпара Алапича и у Донья-Стубицы разгромила её.

В последующее время положение восставших, однако, ухудшилось: у Кршко в Нижней Крайне их слабо вооружённые отряды понесли тяжёлый урон в схватке с другим, созданным для борьбы с турками войском из наёмников. Последний удар им нанесла новая армия бана Юрая Драшковича у городка Керестинец, наголову разгромившая крестьянское войско. В этой битве погибло более 6 тысяч крестьян, однако ещё большее число было взято в плен и затем замучено. Среди пленных оказался и Матия Губец. 15 февраля 1573 года он был, в присутствии тысяч граждан, казнён на площади св. Марка (Markov Trg) в Загребе. Крестьянского вождя сначала пытали раскалёнными щипцами, затем ему на голову была надета раскалённая корона, после чего он был четвертован.

Память

• Согласно хорватскому народному преданию, Матия Губец не был казнён, но спасся и укрылся вместе со своим войском в горах. Две горные пещеры и подземелья надёжно укрывают героя и его воинов. Сам Губец и его солдаты сидят с чашами вина за каменными столами, и медленно растёт седая борода Матия, оплетаясь вокруг его стола. Когда девятый раз борода обовьёт каменный стол, рухнет горный склон и выйдут на волю Матия и его воины для новой смертельной битвы.
• В составе Чехословацкого корпуса русской Белой армии был Югославский полк имени Матии Губеца.
• В годы Второй мировой войны имя Матии Губеца получила 4-я словенская ударная бригада Народно-освободительной армии Югославии, сражавшаяся против немецких и итальянских войск, а также коллаборационистских подразделений.

См. также

• Крестьянское восстание Матия Губеца

Отрывок, характеризующий Губец, Матия

На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.