Мати, Карл

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Карл Мати
Karl Mathy
Дата рождения:

17 марта 1807(1807-03-17)

Место рождения:

Мангейм

Дата смерти:

3 февраля 1868(1868-02-03) (60 лет)

Место смерти:

Карлсруэ

Карл Мати (нем. Karl Mathy; 17 марта 1807, Мангейм — 3 февраля 1868, Карлсруэ) — баденский государственный деятель.

Родился в Мангейме. Изучал право и политологию в Гейдельбергском университете, в 1829 году поступил на работу в Баденское министерство финансов.

С 1830 года был увлечён революционными идеями, за свою статью Zeitgeist в 1834 году подвергся преследованиям за свободомыслие и должен был оставить баденскую службу; уехал в Швейцарию, где работал в Jeune Suisse и был одно время школьным учителем в кантоне Золотурн. Когда в 1840 году были устранены препятствия к возвращению его на родину, он был избран членом баденской палаты депутатов, где часто выступал против правительства. Основал в 1844 году «Deutsche Zeitung» с целью содействовать осуществлению идеи национального объединения Германии под властью конституционного монарха.

Держась этой точки зрения, Мати открыто противодействовал крайней партии. В 1848 году он принимал деятельное участие как в собраниях, предшествовавших созыву франкфонного парламента, так и в нём самом. На собраниях в Готе и Эрфурте он старался спасти, что возможно, из имперской конституции. Призванный встать во главе баденского министерства финансов (26 мая 1849 года), но уже через несколько дней (3 июня) отставленный от должности, Мати занялся банковыми делами. В 1862 году он был вновь назначен министром финансов, а затем и министром торговли. Когда в 1866 году в Бадене взяли перевес сторонники войны с Пруссией, Мати 30 июня подал в отставку, но уже 27 июля вновь стал во главе министерства. В последующие годы он неутомимо стремился к поднятию благосостояния страны и к введению в ней таких же военных учреждений, какие существовали на севере Германии.

Напишите отзыв о статье "Мати, Карл"



Примечания

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Мати, Карл

Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.