Маторин, Николай Михайлович

Николай Михайлович Маторин
Место рождения:	дер. Первитино, Тверская губерния, Российская империя
Дата смерти:	11 октября 1936(1936-10-11)
Место смерти:	СССР
Страна:	Российская империя Российская империя, СССР СССР
Научная сфера:	этнограф, религиовед, фольклорист
Известные ученики:	А. И. Клибанов М. И. Шахнович

Никола́й Миха́йлович Мато́рин (5 августа 1898, дер. Первитино Тверской губернии — 11 октября 1936, расстрелян) — советский религиовед, фольклорист, один из основателей и руководителей советской этнографии, один из основателей и первый директор Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого, главный редактор журнала «Советская этнография». Первый директор Института антропологии и этнографии СССР (ИАЭ). Автор научных трудов по изучению верований и мировых религий, исследований проблем религиозного синкретизма (взаимопроникновения религий), защитник этнографии как самостоятельной исторической дисциплины.

Биография

Родился в дворянской семье.

В 1916 году окончил с серебряной медалью Царскосельскую классическую гимназию и поступил на историко-филологический факультет Петроградского университета, где особенно увлёкся историей древних обществ. В 1917 году был призван на военную службу, после Октябрьской революции вернулся домой. Всей душой принял принял идеи революции, которым оставался верен до самой смерти. В марте 1919 года вступил в РКП(б) и затем в течение трёх лет был на советской и партийной работе в Гдове, а с июля 1922 года — в Петрограде в качестве секретаря Председателя Петроградского Совета и Председателя ИККИ Г. Е. Зиновьева. Читал лекции в Институте географии (в дальнейшем - географический факультет ЛГУ) с 1924 года. В 1923-1925 был научным сотрудником НИИ марксизма, занимал видное место в партийной организации Ленинграда. После поражения Зиновьева на XIV съезде партии (1925) был отправлен на низовую работу в органы народного образования Псковской области, где одновременно с основной работой продолжал научную работу и писал лирические стихи. В 1927 году его перевели в Казань, где им была написана первая большая научная работа «Религия у народов Волжско-Камского края прежде и теперь. Язычество. Ислам. Православие. Сектантство» (М.,1929). Решетов А. М. считал, что время, проведённое в Татарии, стало "периодом становления Маторина, как учёного-этнографа, будущего организатора и руководителя науки".

Научная деятельность и карьера

В сентябре 1928 года Николай Маторин вернулся в Ленинград, получив приглашение вести занятия в качестве доцента на этнографическом отделении географического факультета ЛГУ под руководством профессора В. Г. Богораза, высоко ценившего Н. М. Маторина как человека и учёного. Среди его учеников – Н. А. Кисляков, А. И. Клибанов, Л. П. Потапов, М. И. Шахнович и многие другие учёные, внесшие вклад в этнографию и религиоведение. Начиная с этого времени Маторин всё больше сосредотачивается на научно-организационной работе в области этнографии.

В январе 1929 г. он назначается заведующим Отделением этнографического разряда Государственной академии истории материальной культуры (ГАИМК), членом методологического бюро этой академии. В январе 1930 его утверждают заместителем председателя КИПС (Комиссии по изучению племенного состава или Института по изучению народов (ИПИН) по рекомендации академика Н. Я. Марра. Исполняя здесь также обязанности зав. Русским сектором, зав. Европейским отделом, Маторин значительно активизировал работу научного коллектива по изучению религиозных верований и синкретизма, культуры быта современного села, экспедиционную деятельность.

В течение нескольких лет Маторин был председателем Отделения этнографии при Географическом обществе. Основная деятельность Николая Михайловича в конце 20-х—начала 30-х годов разворачивалась в различных научных центрах. В 1930 г. — приглашён на работу в АН СССР, на должность заместителя председателя Комиссии по изучению племенного состава СССР, опубликовал ряд работ по изучению деревенского уклада. Именно Маторин возглавил в АН СССР практическую работу по созданию ведущего академического центра этнографической науки.

В октябре 1930 г. Маторин был избран на должность директора Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера). По отчётам АН СССР можно проследить большие изменения, происходившие в музее под его руководством и при его ближайшем участии. Так, в 1932 году был открыт второй зал 1-го Этнографического отдела (первобытного коммунизма) где располагалась экспозиция, посвящённая австралийцам и адаманцам. Вместо отдела эволюции и типологии культуры организован Кабинет музееведения и истории этнографии. За год было проведено 19 заседаний научного совещания с научными докладами. В 1933 году в МАЭ открылось восемь новых экспозиций и ряд временных выставок, введены в практику новые методы экспонирования, использующие кинотехнику, Яванского театра теней, японского кукольного театра, музыкальных иллюстраций и т. д. В целях активизации деятельности музея были налажены связи с рядом крупнейших зарубежных музеев, в част- ности с Музеем археологии и этнографии в Кембридже, Музеем Пенсильванского университета в Филадельфии, с Музеем естественной истории в Нью-Йорке. В целях ознакомления зарубежных ученых с научной деятельностью МАЭ на английском, французском и немецком языках был издан специальный сборник.

В 1930—1936 гг. в помещении Русского музея при Этнографическом отделе был создан Этнографический театр, задачей которого было собирание, изучение и пропаганда средствами театра устного народного художественного творчества. Под влиянием произошедших вскоре для Маторина трагических событий было предано забвению то, что во главе этого театра наряду с В. Н. Всеволодским-Гернгроссом стоял и проф. Маторин. После закрытия театра в 1932 г. Николай Михайлович употребил все своё влияние и авторитет и добился восстановления его деятельности. При содействии Маторина и с его предисловием была издана фундаментальная работа «Игры народов СССР».

К 1931 г. Маторин стал профессором, ведущим специалистом по проблеме религиоведения, читал курсы лекций в нескольких учебных заведениях, в том числе в Ленинградском государственном историко-лингвистическом институте (ЛИЛИ). Принимал участие в создании учебных пособий. Особой популярностью пользовалось изданный под его редакцией и при его участии учебное пособие «Первобытное общество» (Л., 1932). Среди его создателей были также акад. И. И. Мещанинов, Б. Б. Пиотровский, А. В. Шмидт, С. Н. Быховский и др. Впоследствии издание было изъято из библиотек, так как некоторые его авторы были репрессированы.

С 1933 г. Маторин стал директором Института антропологии и этнографии, созданного в 1933 году, после того как в 1933 году МАЭ был объединен с Институтом по изучению народностей СССР (ИПИН). Институт структурно (помимо отдела музея) состоял из 3 секций рабочего совещание при директоре: этнографической (рук. Маторин), антропологической (рук. Б. Н. Вишневский), фольклорной (рук. М. К. Азадовский). Возглавленный им институт с первых дней своего существования стал комплексным научным и музейным учреждением с широкими международными связями. Под его руководством были проведены крупные Всесоюзные этнографические совещания. Под председательством Маторина здесь работала комиссия содействия местным научно-исследовательским институтам. К работе в музее Маторин привлёк ряд молодых талантливых учёных, среди которых С. М. Абрамзон, И. Н. Винников, С. В. Иванов, Н. А. Кисляков, Н. Ф. Прыткова и др. Для работы в институте были приглашены американский учёный Р. Ф. Бартон и индийский учёный В. А. Чатопадая, на стажировку в США была отправлена Ю. П. Аверкиева, в институте проходил аспирантскую подготовку американский индеец А. Финней.

В 1931—1933 гг. Н. М. Маторин выполнял обязанности главного редактора журнала «Советская этнография». С. М. Абрамзон писал о журнале, что его "разносторонняя деятельность в те, теперь уже далёкие годы заслуживает высокой оценки". Известный этнограф и историк науки А. М. Решетов также считал, что при нём журнал поднялся на качественно новы уровень и в немалой степени способствовал развитию фольклорно-этнографических исследований в нашей стране, выдвижению новых молодых сил, сыгравших в дальнейшем определяющую роль в развитии нашей науки”. В состав редколлегии вошли наряду с учёными старшего поколения представители творческой молодёжи – С. М. Абрамзон, И. Н. Винников, Н. И. Гаген-Торн, А. Г. Данилин, А. И. Клибанов, М. И. Шахнович. Много сил и трудов Маторин отдал организации и изданию «Трудов Института по изучению народов СССР», редактированию «Известий ГАИМАК» (Государственная Академия истории материальной культуры), под его редакцией вышла целая серия работ его учеников и коллег. Принимал участие в работе по созданию энциклопедий, например, как член редакции «Уральской советской энциклопедии» Будучи директором МАЭ, Маторин одновременно был одним из основателей Музея истории религии и атеизма,расположившимся в здании Казанского собора в 1932 г., приняв активное участие в составе комитета по его созданию и организации наряду с акад. Н. Я. Марром, акад. С. Ф. Ольденбургом, С. В. Волынским и В. Г. Богоразом. В системе АН Маторин имел авторитет крупного музейного специалиста и привлекался к организации различных академических выставок. В это время общественные науки находились под строгим надзором, они были вписаны в рамки марксизма-ленинизма, а изучение религии было возможно только в контексте научного атеизма.

Главным вкладом Н. М. Маторина в науку явились научные труды по изучению верований и мировых религий, исследования проблем религиозного синкретизма (взаимопроникновения религий), базирующиеся на литературных, полевых и музейных материалах. Маторин активно отстаивал этнографию как самостоятельную историческую дисциплину. "Выдающиеся способности к к научно-организаторской работе нашли достойную реализацию в громадной плодотворной деятельности по перестройке этнографической науки в кон. 1920-х – нач. 1930 гг., в обеспечении её крупных успехов", — писал А. М. Решетов.

Период репрессий

В декабре 1933 года под влиянием начавшихся против него интриг, Николай Михайлович подал (возможно, вынужденно) заявление об освобождении от должности. В 1934 году Маторин в качестве старшего специалиста ИАЭ ещё продолжал заниматься научной работой, выезжал в этнографические экспедиции, занимался фольклористикой. В 1934 г. в ИАЭ была введена новая структура, и основными научно-исследовательскими ячейками стали кабинеты, группы и секции, функционально отражающие основные направления научных исследований. Маторин возглавил деятельность двух крупных групп: первобытного коммунистического общества и фольклора доклассового общества. Николай Михайлович активно выступал с докла- дами: «Н. Я. Марр и историческая наука», «Эволюционная школа в этнографии», «Значение работ А. Н. Афанасьева в области сравнительной мифологии и советская фольклористика». Был подготовлен и сдан в печать сборник, посвященный 50-летию выхода в свет книги Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства». В том же, 1934 г. под редакцией Маторина были переданы в издательство два первых тома из запланированного шеститомного справочника «Народы СССР».

После убийства С. М. Кирова, 1 декабря 1934 г. в Ленинграде начались массовые преследования интеллигенции, подвергся чистке партийный аппарат. 29 декабря 1934 г. партком АН СССР исключил Маторина из членов ВКП(б) как бывшего оппозиционера, «не порвавшего идейных связей с контрреволюционной зиновьевской оппозицией». В ночь со 2 на 3 января 1935 года Маторин был арестован. 15 января 1935 года решением Президиума АН СССР был снят со всех занимаемых постов. В то время лагерные условия были относительно мягкими, Н. М. Маторину позволили продолжать научную деятельность, выписывать книги, писать статьи. 13 февраля 1935 года по приговору Особого Совещания НКВД СССР его осудили на 5 лет исправительно-трудовых лагерей "за контрреволюционную деятельность", с отбыванием срока в лагере близ совхоза Малек под Ташкентом. В беседах с заключёнными он собирал материалы по религиозным представлениям, культу и быту ислама, работал над докторской диссертацией «Религиозный синкретизм», разрабатывал программы для изучения мусульманских народных верований, написал статью для «Фольклор как исторический источник», которую через руководство СазЛАГа направил в АН для публикации в «Советской этнографии». Работал над рядом статей, основанным на материалах Орловской губернии, о шаманизме, православии, исламе, старообрядчестве и т. д. Писал воспоминания о Льве Штернберге и В. А. Городовцове, писал много стихов.

18 февраля 1936 года его этапировали обратно – из Ташкента в Ленинград, поближе к Москве, где готовился в августе процесс над Каменевым и Г. Е. Зиновьевым. А 11 октября 1936 года выездная сессия Военной коллегии Верховного суда СССР под председательством В. Ульриха приговорила и его самого к высшей мере наказания. Расстрелян был Н. М. Маторин в тот же день.

После ареста Маторина и других этнографов в печати появились разоблачительные статьи, некоторые бывшие коллеги заклеймили его как врага народа.. Долгое время имя крупного учёного-религиоведа, музееведа, руководителя и организатора этнографической науки было предано забвению. Первая статья о Маторине была опубликована лишь в 1969 г.

20 марта 1958 года приговор в отношении Н. М. Маторина был отменён Военной коллегией Верховного суда СССР за отсутствием состава преступления.

Семья

Николай Михайлович родился в родовом имении в Первитино Тверской губернии в дворянской семье. Мать Николая Михайловича, Зинаида Николаевна Хвостова (1874 -1939) происходила из старинных дворянских родов Хвостовых (известного с ХII века) и Римских-Корсаковых. Особенной гордостью рода был участник Отечественной войны 1812 года адъютант Кутузова Арсений Николаевич Хвостов (1783—1830) После революции Зинаида Николаевна трудилась в Детском Селе в военном госпитале, воспитательницей в детском доме, а затем работала надомницей-швеёй на ленинградской фабрике “Большевичка”. После ареста Николая Михайловича отправила своих шестерых детей из семи по этапу. В 1937 году вместе с мужем расстрелянной дочери Нины (1904-1937) и одной из её дочерей Элеонорой была выслана в башкирский Стерлитамак, где умерла в 1939 году. Отец Михаил Васильевич Маторин (1870—1926) происходил из Богородицка Тульской губернии из мещанской семьи потомков Ивана Маторина, прославившегося отливкой Царь-колокола. Его карьера была головокружительной: от армейского писаря в Петровском пехотном полку в Новгородской губернии до Управляющего финансовыми делами графа Бобринского и до Главного Казначея дворцовых музеев в Детском Селе. В соответствии с «высочайшим приказом» М. В. Маторин получил гражданскую должность VI класса (коллежский советник), сопровождавшуюся награждением личным дворянством. В тревожные дни революции М. В. Маторин сумел предотвратить отправку царской казны за границу, сохранял её до тех пор, пока не установилась советская власть, и тогда сдал её в банк. Михаил Васильевич был организатором охраны дворцовых ансамблей. За эти заслуги М. В. Маторин получил от правительства почётную грамоту. До своей смерти в 1926 году он продолжал трудиться в ГУБФО (губернском финансовом отделе).

После ареста Николая Михайловича вся его семья подверглась репрессиям. Братья Роман, агроном, (1906-1995), Михаил, член партии, педагог, директор детдома № 41 на улице Писарева в Ленинграде (1909-1984), Дмитрий, член Сборной команды Ленинграда в 1930-е, неоднократный чемпион и призёр первенства города в 1931-36 гг. по классической борьбе (1911-2000) получили приговор – 5 лет ИТЛ, из-за войны «задержались» на Колыме и провели там все 10 лет. Средняя сестра Зинаида, (1902 – 1984) после ареста мужа и его расстрела была сослана в Казахстан вместе с дочерью Тамарой, зимой 1942 года арестована и заключена в тюрьму. Ареста избежала лишь старшая сестра Наталья, выпускница Екатерининского института благородных девиц, (1900-1973), в блокаду похоронившая троих детей и мужа.

Репрессий не миновали жены и мужья репрессированных Маториных. Все они были были реабилитированы во второй половине 1950-х гг.

Жена Николая Михайловича - Лидия Петровна Ильменская родилась 22 марта 1895 г. в Новой Ладоге. В 1910 г. вступила в партию большевиков. В начале 20-х гг. работала в Гдовском укоме, где и познакомилась с Маториным. В 1920 г. они поженились. В дальнейшем занимала посты в культурно-просветительских учреждениях Ленинграда, Себежа, Казани. В последние годы свободной жизни возглавляла журнал «Работница и крестьянка». 27 февраля 1935 г. была отправлена в Ташкент в административную ссылку вместе с детьми. Умерла 26 июля 1968 г.

Н. М. Маторин проживал в Ленинграде по адресу: ул. Герцена, д. 6, кв. 3

Труды

• Религия у народов Волжско-Камского края прежде и теперь. Язычество. Ислам. Православие. Сектантство. М., 1929.
• Этнография и советское строительство: (Тез. докл.) // Этнография. 1929. № 2. С. 118—121.
• Религия и борьба с нею в Северном крае. Л., 1930.
• Программа для изучения бытового православия. Л., 1930 (совм. с А. Невским).
• Женское божество в православном культе. Пятница-Богородица. Очерк по сравнительной мифологии. М., 1931.
• Современный этап и задачи советской этнографии" //СЭ. 1931. № 2. С. 3—38.
• Иконопись в антирелигиозной пропаганде. // Сов. музей. 1931. № 2. С. 45—54.
• Жрецы и знахари: Классовая роль жречества у народов Волжско-Камского края // Религиозные верования народов СССР. Т. 2. М., 1931. С. 282—286
• Первобытное общество (учебное пособие, соавтор и редактор) Л., 1932.
• 15 лет советской этнографии // СЭ. 1932. № 5/6. С. 1—14.
• Н. Я Марр и историческая наука (К 45-летию научной деятельности) // СЭ. 1933. № 5—6. С. 3—13.
• С. Ф. Ольденбург как этнограф: (Некролог) // СЭ. 1934. № 1/2. С. 3-5.
• К вопросу о методологии изучения религиозного синкретизма. (Сергею Фёдоровичу Ольденбургу. К 50-летию научно-общественной деятельности). 1882—1932. Л., 1934. С. 337—358.
• Две поездки в Поволжье // СЭ. 1934. № 4. С. 115—117.
• Этнография в краеведческой работе // Советское краеведение. 1934. №11. С. 1—5
• Уральская советская энциклопедия. Т 1. Свердловск Москва, 1933 // СЭ. 1932. №5—6. С. 209.
• Живые святые //Антирелигиозник. 1934. № 4. С.17—21.
• Абиссиния (Эфиопия): Сб. ст. М.; Л., 1936 (ред., совм. с Д. А. Ольдерогге; имя Маторина после ареста снято с титула).
• Программа для собирания этнографических и фольклорных материалов // ЭО. 1994. № 3. С. 155—158.
• К вопросу об идеологии скопчества // Критика религиозного сектантства. М., 1974. С. 178—182. (второе, посмертное издание)

Библиография

• Руммель, В. В., Голубцов, В. В. Родословный сборник русских дворянских фамилий. СПб, 1886—1887, Т.2. С. 576-593.
• Генеалогия господ дворян, внесенных в родословную книгу Тверской губернии с 1788 по 1869 с алф.указателем. Тверь, 1809. С.240—241.
• Весь Петроград на 1916 год. Адресная и справочная книга Петрограда 1916 год. СПб., изд. т-ва А. С. Суворина «Новое время».
• Те,чье дело мы продолжаем. Николай Михайлович Маторин (1898—1936). — Наука и религия.1967 ,No7. С.15
• Носова, Г. А. Н. М. Маторин как исследователь религии (К 70-летию со дня рождения) // Вопросы научного атеизма. Вып. 7. М., 1969. С. З66—386.
• Абрамзон, С. М. «Советская этнография» в начале 30-х годов (из воспоминаний этнографа) //СЭ. 1976. № 4. С. 91.
• Решетов, А. М. Н. М. Маторин — педагог, организатор науки, исследователь (к 90-летию со дня рождения) // Полевые исследования ГМЭ народов СССР 1985—1987 гг. Тезисы докладов научной сессии. Л., 1989. С. 23—25.
• Костина И. Д. К истории создания Царь-колокола // Колокола. История и современность : Сб. — М., 1990.
• Решетов, А. М. Н. М. Маторин. Краткая биографическая справка. // К. Винтер. Международный словарь антропологии. Нью-Йорк—Лондон, 1991. С.460.
• Решетов, А. М. Николай Михайлович Маторин: (Опыт портрета ученого в контексте времени) // Этнографическое обозрение. 1994. № 3. С. 132—159; № 4. С. 204—205, 213—216, 221.
• Слезкин, Ю. Советская этнография в нокдауне. 1928-1938. // Этнографическое обозрение. 1993. №2. С. 113—125.
• Решетов, А. М. К 100-летию со дня рождения Н. М. Маторина. Письмо Н. М. Маторина к доктору Андрэ Вараньяку // Курьер Петровской Кунсткамеры. Вып. 8-9. [1999 г.]. С. 201—213.
• Тверская деревня. Т. 1. Энциклопедия. Тверь, 2001. Первитино. С. 416— 429.
• Решетов, А. М. [www.ihst.ru/projects/sohist/books/ethnography/2/147-192.pdf Трагедия личности: Николай Михайлович Маторин] // Репрессированные этнографы. Вып. 2. Сост. Д. Д. Тумаркин. М.: Вост. лит., 2003. С. 147—192.
• Васильков, Я. В.; Сорокина, М. Ю. (2003). «Маторин (Моторин) Николай Михайлович (1898—1936)». Люди и судьбы. Биобиблиографический словарь востоковедов — жертв политического террора в советский период (1917—1991). Петербургское Востоковедение. ISBN 5-85803-225-7
• Тамбовкина, Т. И. Из рода Хвостовых. История одной семьи. Калининград—Лихославль, 2003.
• Тамбовкина, Т. И. Челкар (1937—1942). Калининград, 2006.
• Финкельштейн, К. И. Императорская Николаевская Царскосельская гимназия. Ученики. СПб,: Серебряный век, 2009. С. 234—238.
• Ленинградский мартиролог: 1937-1938

Ссылки

• [kunstkamera.ru/history/museum_directors/matorin Страница] на сайте Кунсткамеры
• [kfinkelshteyn.narod.ru/Tzarskoye_Selo/Uch_zav/Nik_Gimn/NGU_Matorin.htm НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ МАТОРИН (1898—1936) — этнограф, фольклорист, организатор научной и музейной работы]

Отрывок, характеризующий Маторин, Николай Михайлович

– Воротить, воротить! – вдруг решительно сказал граф Орлов, глядя на часы, – поздно будет, совсем светло.
И адъютант поскакал лесом за Грековым. Когда Греков вернулся, граф Орлов Денисов, взволнованный и этой отмененной попыткой, и тщетным ожиданием пехотных колонн, которые все не показывались, и близостью неприятеля (все люди его отряда испытывали то же), решил наступать.
Шепотом прокомандовал он: «Садись!» Распределились, перекрестились…
– С богом!
«Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю.
Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало.
Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки.
Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше.
Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.
– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем.


Между тем с фронта другая колонна должна была напасть на французов, но при этой колонне был Кутузов. Он знал хорошо, что ничего, кроме путаницы, не выйдет из этого против его воли начатого сражения, и, насколько то было в его власти, удерживал войска. Он не двигался.
Кутузов молча ехал на своей серенькой лошадке, лениво отвечая на предложения атаковать.
– У вас все на языке атаковать, а не видите, что мы не умеем делать сложных маневров, – сказал он Милорадовичу, просившемуся вперед.
– Не умели утром взять живьем Мюрата и прийти вовремя на место: теперь нечего делать! – отвечал он другому.
Когда Кутузову доложили, что в тылу французов, где, по донесениям казаков, прежде никого не было, теперь было два батальона поляков, он покосился назад на Ермолова (он с ним не говорил еще со вчерашнего дня).
– Вот просят наступления, предлагают разные проекты, а чуть приступишь к делу, ничего не готово, и предупрежденный неприятель берет свои меры.
Ермолов прищурил глаза и слегка улыбнулся, услыхав эти слова. Он понял, что для него гроза прошла и что Кутузов ограничится этим намеком.
– Это он на мой счет забавляется, – тихо сказал Ермолов, толкнув коленкой Раевского, стоявшего подле него.
Вскоре после этого Ермолов выдвинулся вперед к Кутузову и почтительно доложил:
– Время не упущено, ваша светлость, неприятель не ушел. Если прикажете наступать? А то гвардия и дыма не увидит.
Кутузов ничего не сказал, но когда ему донесли, что войска Мюрата отступают, он приказал наступленье; но через каждые сто шагов останавливался на три четверти часа.
Все сраженье состояло только в том, что сделали казаки Орлова Денисова; остальные войска лишь напрасно потеряли несколько сот людей.
Вследствие этого сражения Кутузов получил алмазный знак, Бенигсен тоже алмазы и сто тысяч рублей, другие, по чинам соответственно, получили тоже много приятного, и после этого сражения сделаны еще новые перемещения в штабе.
«Вот как у нас всегда делается, все навыворот!» – говорили после Тарутинского сражения русские офицеры и генералы, – точно так же, как и говорят теперь, давая чувствовать, что кто то там глупый делает так, навыворот, а мы бы не так сделали. Но люди, говорящие так, или не знают дела, про которое говорят, или умышленно обманывают себя. Всякое сражение – Тарутинское, Бородинское, Аустерлицкое – всякое совершается не так, как предполагали его распорядители. Это есть существенное условие.
Бесчисленное количество свободных сил (ибо нигде человек не бывает свободнее, как во время сражения, где дело идет о жизни и смерти) влияет на направление сражения, и это направление никогда не может быть известно вперед и никогда не совпадает с направлением какой нибудь одной силы.
Ежели многие, одновременно и разнообразно направленные силы действуют на какое нибудь тело, то направление движения этого тела не может совпадать ни с одной из сил; а будет всегда среднее, кратчайшее направление, то, что в механике выражается диагональю параллелограмма сил.
Ежели в описаниях историков, в особенности французских, мы находим, что у них войны и сражения исполняются по вперед определенному плану, то единственный вывод, который мы можем сделать из этого, состоит в том, что описания эти не верны.
Тарутинское сражение, очевидно, не достигло той цели, которую имел в виду Толь: по порядку ввести по диспозиции в дело войска, и той, которую мог иметь граф Орлов; взять в плен Мюрата, или цели истребления мгновенно всего корпуса, которую могли иметь Бенигсен и другие лица, или цели офицера, желавшего попасть в дело и отличиться, или казака, который хотел приобрести больше добычи, чем он приобрел, и т. д. Но, если целью было то, что действительно совершилось, и то, что для всех русских людей тогда было общим желанием (изгнание французов из России и истребление их армии), то будет совершенно ясно, что Тарутинское сражение, именно вследствие его несообразностей, было то самое, что было нужно в тот период кампании. Трудно и невозможно придумать какой нибудь исход этого сражения, более целесообразный, чем тот, который оно имело. При самом малом напряжении, при величайшей путанице и при самой ничтожной потере были приобретены самые большие результаты во всю кампанию, был сделан переход от отступления к наступлению, была обличена слабость французов и был дан тот толчок, которого только и ожидало наполеоновское войско для начатия бегства.


Наполеон вступает в Москву после блестящей победы de la Moskowa; сомнения в победе не может быть, так как поле сражения остается за французами. Русские отступают и отдают столицу. Москва, наполненная провиантом, оружием, снарядами и несметными богатствами, – в руках Наполеона. Русское войско, вдвое слабейшее французского, в продолжение месяца не делает ни одной попытки нападения. Положение Наполеона самое блестящее. Для того, чтобы двойными силами навалиться на остатки русской армии и истребить ее, для того, чтобы выговорить выгодный мир или, в случае отказа, сделать угрожающее движение на Петербург, для того, чтобы даже, в случае неудачи, вернуться в Смоленск или в Вильну, или остаться в Москве, – для того, одним словом, чтобы удержать то блестящее положение, в котором находилось в то время французское войско, казалось бы, не нужно особенной гениальности. Для этого нужно было сделать самое простое и легкое: не допустить войска до грабежа, заготовить зимние одежды, которых достало бы в Москве на всю армию, и правильно собрать находившийся в Москве более чем на полгода (по показанию французских историков) провиант всему войску. Наполеон, этот гениальнейший из гениев и имевший власть управлять армиею, как утверждают историки, ничего не сделал этого.
Он не только не сделал ничего этого, но, напротив, употребил свою власть на то, чтобы из всех представлявшихся ему путей деятельности выбрать то, что было глупее и пагубнее всего. Из всего, что мог сделать Наполеон: зимовать в Москве, идти на Петербург, идти на Нижний Новгород, идти назад, севернее или южнее, тем путем, которым пошел потом Кутузов, – ну что бы ни придумать, глупее и пагубнее того, что сделал Наполеон, то есть оставаться до октября в Москве, предоставляя войскам грабить город, потом, колеблясь, оставить или не оставить гарнизон, выйти из Москвы, подойти к Кутузову, не начать сражения, пойти вправо, дойти до Малого Ярославца, опять не испытав случайности пробиться, пойти не по той дороге, по которой пошел Кутузов, а пойти назад на Можайск и по разоренной Смоленской дороге, – глупее этого, пагубнее для войска ничего нельзя было придумать, как то и показали последствия. Пускай самые искусные стратегики придумают, представив себе, что цель Наполеона состояла в том, чтобы погубить свою армию, придумают другой ряд действий, который бы с такой же несомненностью и независимостью от всего того, что бы ни предприняли русские войска, погубил бы так совершенно всю французскую армию, как то, что сделал Наполеон.
Гениальный Наполеон сделал это. Но сказать, что Наполеон погубил свою армию потому, что он хотел этого, или потому, что он был очень глуп, было бы точно так же несправедливо, как сказать, что Наполеон довел свои войска до Москвы потому, что он хотел этого, и потому, что он был очень умен и гениален.
В том и другом случае личная деятельность его, не имевшая больше силы, чем личная деятельность каждого солдата, только совпадала с теми законами, по которым совершалось явление.
Совершенно ложно (только потому, что последствия не оправдали деятельности Наполеона) представляют нам историки силы Наполеона ослабевшими в Москве. Он, точно так же, как и прежде, как и после, в 13 м году, употреблял все свое уменье и силы на то, чтобы сделать наилучшее для себя и своей армии. Деятельность Наполеона за это время не менее изумительна, чем в Египте, в Италии, в Австрии и в Пруссии. Мы не знаем верно о том, в какой степени была действительна гениальность Наполеона в Египте, где сорок веков смотрели на его величие, потому что эти все великие подвиги описаны нам только французами. Мы не можем верно судить о его гениальности в Австрии и Пруссии, так как сведения о его деятельности там должны черпать из французских и немецких источников; а непостижимая сдача в плен корпусов без сражений и крепостей без осады должна склонять немцев к признанию гениальности как к единственному объяснению той войны, которая велась в Германии. Но нам признавать его гениальность, чтобы скрыть свой стыд, слава богу, нет причины. Мы заплатили за то, чтоб иметь право просто и прямо смотреть на дело, и мы не уступим этого права.
Деятельность его в Москве так же изумительна и гениальна, как и везде. Приказания за приказаниями и планы за планами исходят из него со времени его вступления в Москву и до выхода из нее. Отсутствие жителей и депутации и самый пожар Москвы не смущают его. Он не упускает из виду ни блага своей армии, ни действий неприятеля, ни блага народов России, ни управления долами Парижа, ни дипломатических соображений о предстоящих условиях мира.


В военном отношении, тотчас по вступлении в Москву, Наполеон строго приказывает генералу Себастиани следить за движениями русской армии, рассылает корпуса по разным дорогам и Мюрату приказывает найти Кутузова. Потом он старательно распоряжается об укреплении Кремля; потом делает гениальный план будущей кампании по всей карте России. В отношении дипломатическом, Наполеон призывает к себе ограбленного и оборванного капитана Яковлева, не знающего, как выбраться из Москвы, подробно излагает ему всю свою политику и свое великодушие и, написав письмо к императору Александру, в котором он считает своим долгом сообщить своему другу и брату, что Растопчин дурно распорядился в Москве, он отправляет Яковлева в Петербург. Изложив так же подробно свои виды и великодушие перед Тутолминым, он и этого старичка отправляет в Петербург для переговоров.
В отношении юридическом, тотчас же после пожаров, велено найти виновных и казнить их. И злодей Растопчин наказан тем, что велено сжечь его дома.
В отношении административном, Москве дарована конституция, учрежден муниципалитет и обнародовано следующее:
«Жители Москвы!
Несчастия ваши жестоки, но его величество император и король хочет прекратить течение оных. Страшные примеры вас научили, каким образом он наказывает непослушание и преступление. Строгие меры взяты, чтобы прекратить беспорядок и возвратить общую безопасность. Отеческая администрация, избранная из самих вас, составлять будет ваш муниципалитет или градское правление. Оное будет пещись об вас, об ваших нуждах, об вашей пользе. Члены оного отличаются красною лентою, которую будут носить через плечо, а градской голова будет иметь сверх оного белый пояс. Но, исключая время должности их, они будут иметь только красную ленту вокруг левой руки.
Городовая полиция учреждена по прежнему положению, а чрез ее деятельность уже лучший существует порядок. Правительство назначило двух генеральных комиссаров, или полицмейстеров, и двадцать комиссаров, или частных приставов, поставленных во всех частях города. Вы их узнаете по белой ленте, которую будут они носить вокруг левой руки. Некоторые церкви разного исповедания открыты, и в них беспрепятственно отправляется божественная служба. Ваши сограждане возвращаются ежедневно в свои жилища, и даны приказы, чтобы они в них находили помощь и покровительство, следуемые несчастию. Сии суть средства, которые правительство употребило, чтобы возвратить порядок и облегчить ваше положение; но, чтобы достигнуть до того, нужно, чтобы вы с ним соединили ваши старания, чтобы забыли, если можно, ваши несчастия, которые претерпели, предались надежде не столь жестокой судьбы, были уверены, что неизбежимая и постыдная смерть ожидает тех, кои дерзнут на ваши особы и оставшиеся ваши имущества, а напоследок и не сомневались, что оные будут сохранены, ибо такая есть воля величайшего и справедливейшего из всех монархов. Солдаты и жители, какой бы вы нации ни были! Восстановите публичное доверие, источник счастия государства, живите, как братья, дайте взаимно друг другу помощь и покровительство, соединитесь, чтоб опровергнуть намерения зломыслящих, повинуйтесь воинским и гражданским начальствам, и скоро ваши слезы течь перестанут».
В отношении продовольствия войска, Наполеон предписал всем войскам поочередно ходить в Москву a la maraude [мародерствовать] для заготовления себе провианта, так, чтобы таким образом армия была обеспечена на будущее время.
В отношении религиозном, Наполеон приказал ramener les popes [привести назад попов] и возобновить служение в церквах.
В торговом отношении и для продовольствия армии было развешено везде следующее:
Провозглашение
«Вы, спокойные московские жители, мастеровые и рабочие люди, которых несчастия удалили из города, и вы, рассеянные земледельцы, которых неосновательный страх еще задерживает в полях, слушайте! Тишина возвращается в сию столицу, и порядок в ней восстановляется. Ваши земляки выходят смело из своих убежищ, видя, что их уважают. Всякое насильствие, учиненное против их и их собственности, немедленно наказывается. Его величество император и король их покровительствует и между вами никого не почитает за своих неприятелей, кроме тех, кои ослушиваются его повелениям. Он хочет прекратить ваши несчастия и возвратить вас вашим дворам и вашим семействам. Соответствуйте ж его благотворительным намерениям и приходите к нам без всякой опасности. Жители! Возвращайтесь с доверием в ваши жилища: вы скоро найдете способы удовлетворить вашим нуждам! Ремесленники и трудолюбивые мастеровые! Приходите обратно к вашим рукодельям: домы, лавки, охранительные караулы вас ожидают, а за вашу работу получите должную вам плату! И вы, наконец, крестьяне, выходите из лесов, где от ужаса скрылись, возвращайтесь без страха в ваши избы, в точном уверении, что найдете защищение. Лабазы учреждены в городе, куда крестьяне могут привозить излишние свои запасы и земельные растения. Правительство приняло следующие меры, чтоб обеспечить им свободную продажу: 1) Считая от сего числа, крестьяне, земледельцы и живущие в окрестностях Москвы могут без всякой опасности привозить в город свои припасы, какого бы роду ни были, в двух назначенных лабазах, то есть на Моховую и в Охотный ряд. 2) Оные продовольствия будут покупаться у них по такой цене, на какую покупатель и продавец согласятся между собою; но если продавец не получит требуемую им справедливую цену, то волен будет повезти их обратно в свою деревню, в чем никто ему ни под каким видом препятствовать не может. 3) Каждое воскресенье и середа назначены еженедельно для больших торговых дней; почему достаточное число войск будет расставлено по вторникам и субботам на всех больших дорогах, в таком расстоянии от города, чтоб защищать те обозы. 4) Таковые ж меры будут взяты, чтоб на возвратном пути крестьянам с их повозками и лошадьми не последовало препятствия. 5) Немедленно средства употреблены будут для восстановления обыкновенных торгов. Жители города и деревень, и вы, работники и мастеровые, какой бы вы нации ни были! Вас взывают исполнять отеческие намерения его величества императора и короля и способствовать с ним к общему благополучию. Несите к его стопам почтение и доверие и не медлите соединиться с нами!»
В отношении поднятия духа войска и народа, беспрестанно делались смотры, раздавались награды. Император разъезжал верхом по улицам и утешал жителей; и, несмотря на всю озабоченность государственными делами, сам посетил учрежденные по его приказанию театры.
В отношении благотворительности, лучшей доблести венценосцев, Наполеон делал тоже все, что от него зависело. На богоугодных заведениях он велел надписать Maison de ma mere [Дом моей матери], соединяя этим актом нежное сыновнее чувство с величием добродетели монарха. Он посетил Воспитательный дом и, дав облобызать свои белые руки спасенным им сиротам, милостиво беседовал с Тутолминым. Потом, по красноречивому изложению Тьера, он велел раздать жалованье своим войскам русскими, сделанными им, фальшивыми деньгами. Relevant l'emploi de ces moyens par un acte digue de lui et de l'armee Francaise, il fit distribuer des secours aux incendies. Mais les vivres etant trop precieux pour etre donnes a des etrangers la plupart ennemis, Napoleon aima mieux leur fournir de l'argent afin qu'ils se fournissent au dehors, et il leur fit distribuer des roubles papiers. [Возвышая употребление этих мер действием, достойным его и французской армии, он приказал раздать пособия погоревшим. Но, так как съестные припасы были слишком дороги для того, чтобы давать их людям чужой земли и по большей части враждебно расположенным, Наполеон счел лучшим дать им денег, чтобы они добывали себе продовольствие на стороне; и он приказал оделять их бумажными рублями.]
В отношении дисциплины армии, беспрестанно выдавались приказы о строгих взысканиях за неисполнение долга службы и о прекращении грабежа.

Х
Но странное дело, все эти распоряжения, заботы и планы, бывшие вовсе не хуже других, издаваемых в подобных же случаях, не затрогивали сущности дела, а, как стрелки циферблата в часах, отделенного от механизма, вертелись произвольно и бесцельно, не захватывая колес.
В военном отношении, гениальный план кампании, про который Тьер говорит; que son genie n'avait jamais rien imagine de plus profond, de plus habile et de plus admirable [гений его никогда не изобретал ничего более глубокого, более искусного и более удивительного] и относительно которого Тьер, вступая в полемику с г м Феном, доказывает, что составление этого гениального плана должно быть отнесено не к 4 му, а к 15 му октября, план этот никогда не был и не мог быть исполнен, потому что ничего не имел близкого к действительности. Укрепление Кремля, для которого надо было срыть la Mosquee [мечеть] (так Наполеон назвал церковь Василия Блаженного), оказалось совершенно бесполезным. Подведение мин под Кремлем только содействовало исполнению желания императора при выходе из Москвы, чтобы Кремль был взорван, то есть чтобы был побит тот пол, о который убился ребенок. Преследование русской армии, которое так озабочивало Наполеона, представило неслыханное явление. Французские военачальники потеряли шестидесятитысячную русскую армию, и только, по словам Тьера, искусству и, кажется, тоже гениальности Мюрата удалось найти, как булавку, эту шестидесятитысячную русскую армию.
В дипломатическом отношении, все доводы Наполеона о своем великодушии и справедливости, и перед Тутолминым, и перед Яковлевым, озабоченным преимущественно приобретением шинели и повозки, оказались бесполезны: Александр не принял этих послов и не отвечал на их посольство.
В отношении юридическом, после казни мнимых поджигателей сгорела другая половина Москвы.
В отношении административном, учреждение муниципалитета не остановило грабежа и принесло только пользу некоторым лицам, участвовавшим в этом муниципалитете и, под предлогом соблюдения порядка, грабившим Москву или сохранявшим свое от грабежа.
В отношении религиозном, так легко устроенное в Египте дело посредством посещения мечети, здесь не принесло никаких результатов. Два или три священника, найденные в Москве, попробовали исполнить волю Наполеона, но одного из них по щекам прибил французский солдат во время службы, а про другого доносил следующее французский чиновник: «Le pretre, que j'avais decouvert et invite a recommencer a dire la messe, a nettoye et ferme l'eglise. Cette nuit on est venu de nouveau enfoncer les portes, casser les cadenas, dechirer les livres et commettre d'autres desordres». [«Священник, которого я нашел и пригласил начать служить обедню, вычистил и запер церковь. В ту же ночь пришли опять ломать двери и замки, рвать книги и производить другие беспорядки».]
В торговом отношении, на провозглашение трудолюбивым ремесленникам и всем крестьянам не последовало никакого ответа. Трудолюбивых ремесленников не было, а крестьяне ловили тех комиссаров, которые слишком далеко заезжали с этим провозглашением, и убивали их.
В отношении увеселений народа и войска театрами, дело точно так же не удалось. Учрежденные в Кремле и в доме Познякова театры тотчас же закрылись, потому что ограбили актрис и актеров.
Благотворительность и та не принесла желаемых результатов. Фальшивые ассигнации и нефальшивые наполняли Москву и не имели цены. Для французов, собиравших добычу, нужно было только золото. Не только фальшивые ассигнации, которые Наполеон так милостиво раздавал несчастным, не имели цены, но серебро отдавалось ниже своей стоимости за золото.
Но самое поразительное явление недействительности высших распоряжений в то время было старание Наполеона остановить грабежи и восстановить дисциплину.
Вот что доносили чины армии.
«Грабежи продолжаются в городе, несмотря на повеление прекратить их. Порядок еще не восстановлен, и нет ни одного купца, отправляющего торговлю законным образом. Только маркитанты позволяют себе продавать, да и то награбленные вещи».
«La partie de mon arrondissement continue a etre en proie au pillage des soldats du 3 corps, qui, non contents d'arracher aux malheureux refugies dans des souterrains le peu qui leur reste, ont meme la ferocite de les blesser a coups de sabre, comme j'en ai vu plusieurs exemples».
«Rien de nouveau outre que les soldats se permettent de voler et de piller. Le 9 octobre».
«Le vol et le pillage continuent. Il y a une bande de voleurs dans notre district qu'il faudra faire arreter par de fortes gardes. Le 11 octobre».
[«Часть моего округа продолжает подвергаться грабежу солдат 3 го корпуса, которые не довольствуются тем, что отнимают скудное достояние несчастных жителей, попрятавшихся в подвалы, но еще и с жестокостию наносят им раны саблями, как я сам много раз видел».
«Ничего нового, только что солдаты позволяют себе грабить и воровать. 9 октября».
«Воровство и грабеж продолжаются. Существует шайка воров в нашем участке, которую надо будет остановить сильными мерами. 11 октября».]
«Император чрезвычайно недоволен, что, несмотря на строгие повеления остановить грабеж, только и видны отряды гвардейских мародеров, возвращающиеся в Кремль. В старой гвардии беспорядки и грабеж сильнее, нежели когда либо, возобновились вчера, в последнюю ночь и сегодня. С соболезнованием видит император, что отборные солдаты, назначенные охранять его особу, долженствующие подавать пример подчиненности, до такой степени простирают ослушание, что разбивают погреба и магазины, заготовленные для армии. Другие унизились до того, что не слушали часовых и караульных офицеров, ругали их и били».
«Le grand marechal du palais se plaint vivement, – писал губернатор, – que malgre les defenses reiterees, les soldats continuent a faire leurs besoins dans toutes les cours et meme jusque sous les fenetres de l'Empereur».
[«Обер церемониймейстер дворца сильно жалуется на то, что, несмотря на все запрещения, солдаты продолжают ходить на час во всех дворах и даже под окнами императора».]
Войско это, как распущенное стадо, топча под ногами тот корм, который мог бы спасти его от голодной смерти, распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Москве.