Маттеи, Христиан-Фридрих

Христиан Фридрих фон Маттеи
Christian Friedrich von Matthäi
Дата рождения:	4 марта 1744(1744-03-04)
Место рождения:	Саксония
Дата смерти:	4 сентября 1811(1811-09-04) (67 лет)
Место смерти:	Москва
Научная сфера:	филология
Альма-матер:	Лейпцигский университет

Христиа́н Фри́дрих фон Матте́и (нем. Christian Friedrich von Matthäi; 4 марта 1744, Саксония — 14 сентября 1811, Москва) — русско-немецкий филолог, специалист по древним греческим и латинским рукописям. Тексты Нового Завета, изданные Маттеи, вместе с текстами Нового Завета, изданные Иоганном Мартином Августином Шольцом легли в основу написания второго издания Синодального перевода книг Нового Завета 1860-62 года. Считается одним из зачинателей библейской текстуальной критики в России.

Научно-педагогическая деятельность

Учился в Дрездене у Иоганна Августа Эрнести (1707—1781) и в Лейпцигском университете, после чего был приглашен в Московский университет. Переехав в Россию, занимал должности ректора университетских гимназий и профессора словесности (1772—1784). Затем в течение 18 лет преподавал и занимался наукой в Германии (был ректором Виттенбергского университета). В 1803 году он снова приехал в Москву и до конца своих дней преподавал греческую и латинскую словесность в Московском университете.

Кроме двух каталогов (1776 и 1780), он издал в Москве Новый Завет на греческом и латинском языках, с примечаниями (1782—1788;, в Мейссене — Послания св. апостола Павла; в Лейпциге — греческое Евангелие по чину константинопольской церкви. Общее описание библиотек святейшего синода и синодальной типографии Маттеи издал в 1805 году в Лейпциге. Им же составлены «Греческая хрестоматия» (1773 и 1805) и «Латинский синтаксис для употребления российского юношества» (1780).

Церковный археограф митрополит Евгений (Болховитинов), отмечая научные достижения Маттеи, писал о нём: «По смерть свою он был в уважении у всех учёных людей».

Масонство

С 1779 года был мастером масонской ложи «Трёх мечей»:

<…>император Павел, приехав в Москву на коронацию, повелел профессору Маттеи, управлявшему ложей «Трёх мечей», созвать всех главных масонов.

— Шумигорский Е.С. Император Павел I и масонство — //Масонство в его прошлом и настоящем. Т. 2 – М.: СП «ИКПА», 1991, сс. 136-152

Хищение рукописей

В 1789—1780 годах писатель Н. М. Карамзин во время поездки в Европу обратил внимание на тот факт, что в дрезденской библиотеке:

Между греческими манускриптами показывают весьма древний список одной Эврипидовой трагедии, проданный в библиотеку бывшим московским профессором Маттеем; за сей манускрипт, вместе с некоторыми другими, взял он с курфюрста около 1500 талеров. Спрашивается, где г. Маттей достал сии рукописи?

— Н. М. Карамзин. Письма русского путешественника - М.: Сов. Россия, 1983, 512 с.

П. А. Бессонов в 1870 году упомянул в своей статье, что Маттеи увёз за границу из патриаршей библиотеки найденную им «драгоценную рукопись Гомера».

Через десятки лет после смерти учёного стало известно, что работая в российских архивах он похищал ценные рукописи целиком и частями, и продавал их в различные германские собрания. Таким образом из России оказались вывезены ценнейшие тексты «Илиады», произведений Еврипида и пр.

<…> среди большой коллекции рукописей, попавшей после падения Константинополя от греческих патриархов в Москву, находились также сочинения Гиппократа и ряда других врачей позднейшего времени. Они хранились впоследствии в синодальной библиотеке, и профессор московского университета Маттеи, разбиравший и публиковавший греческие рукописи, в начале XIX в. вывез, отъезжая из Москвы, Гиппократа за границу.

— Карпов В. Гиппократ и Гиппократов сборник // Гиппократ. Избранные книги. — М.: Биомедгиз, 1936. — С. 57

Возвращение рукописей стало возможным только в 1945 году, когда территорию Германии заняли советские войска, и похищенные недобросовестным учёным палеографические редкости вновь заняли своё место в российских собраниях.

Позднее, как писала историк Г. А. Тюрина, только ссылки на сам факт хищения профессором Матеи древних рукописей вытеснили в научной и, особенно, в популярной литературе указания на его выдающийся вклад в исследование греческих рукописей.

Приписываемый афоризм

Х.-Ф. Матеи приписывается афоризм:

Россия принадлежит русским, ее произведения — всему свету.

Труды

• [books.google.pl/books?id=NC8UAAAAQAAJ&pg=onepage&q=&f=false#v=onepage&q=&f=false Lectiones Mosquenses] (Leipzig 1779).
• Novum Testamentum Graece. [books.google.ru/books?id=CGUUAAAAQAAJ&pg=RA2#v=onepage&q=&f=false Wittenberg 1803. tomus 1], [digital.onb.ac.at/OnbViewer/viewer.faces?doc=ABO_%2BZ183993204 Wittenbergae: 1804. tomus 2], [digital.onb.ac.at/OnbViewer/viewer.faces?doc=ABO_%2BZ183993307 Wittenbergae: 1807. tomus 3]
• [www.europeana.eu/portal/ru/search?page=4&q=Christian+Friedrich+von+Matth%C3%A4i книги Христиана Фридриха фон Маттеи на Europeana]

Источники

• Маттеи, Христиан-Фридрих // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [krotov.info/spravki/essays_bible/bibleists/1811.html Биографическая справка] из «Библиологического словаря» священника Александра Меня
• [www.philol.msu.ru/~classic/persons/mattei/ Биографическая справка]
• Белокуров С. А. О греческих рукописях Московских библиотек, похищенных проф. Маттеи. // Временник Общества истории и древностей Российских. Кн. 2. — 1899. — № 189.
• Тюрина Г. А. Из истории изучения греческих рукописей в Европе в XVIII — начале XIX в. Христиан Фридрих Маттеи (1744—1811) — М. : Языки славянской культуры, 2012 , 408 с.. ISBN 978-5-9551-0585-7

Отрывок, характеризующий Маттеи, Христиан-Фридрих

– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.