Риччи, Маттео

Маттео Риччи

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Маттео Риччи (итал.  Matteo Ricci, в кит. традиции — Ли Ма-доу, 利瑪竇; 6 октября 1552, Мачерата — 11 мая 1610, Пекин) — итальянский миссионер-иезуит, математик, картограф и переводчик, который провёл последние тридцать лет своей жизни в Китае, положив начало иезуитской миссии в Пекине. Всемирно-историческое значение его деятельности состоит в установлении постоянных культурных контактов между христианской Европой и замкнутым китайским обществом. Почитаем современными буддистами как бог-покровитель часовщиков — Ли Ма-доу.

Биография

Родился в дворянской семье. В 1568 приехал в Рим, изучал право, математику, богословие. В 1571 подал прошение зачислить его в орден иезуитов. В 1578 продолжил учебу в Коимбрском университете. Вдохновленный примером Ксаверия, в 1578 из Лиссабона отправился с миссией в Индию, в сентябре прибыл в Гоа, где прожил два года. В 1582 он был послан в Макао, в помощь Микеле Руджери, который с 1579 г. работал там, занимаясь изучением китайского языка и пытаясь найти способ получить от китайских властей разрешение иезуитам работать во «внутреннем» Китае (то есть вне Макао).

Миссионерская деятельность

См. также: Три столпа китайского католицизма

С прибытием в Макао, Риччи стал интенсивно изучать китайский язык с помощью Руджери и местных (живших в Макао) китайцев-католиков. Его занятия продолжились в Чжаоцине — городе, где тогда находилась резиденция генерал-губернатора Гуандуна и Гуанси, и где Руджери и Риччи смогли в 1583 г. основать постоянную миссию.

В 1588 г. Руджери отбыл в Италию в надежде организовать посольство от папы римского к китайскому императору, что, по мнению иезуитов, помогло бы им наконец-то достичь Пекина. Его планы не увенчались успехом, и он так и не вернулся в Азию — а Риччи на некоторое время остался единственным европейским иезуитом «внутри» Китая. Впоследствии Риччи смог получить разрешение от властей на въезд других иезуитов в страну, но до конца своей жизни он оставался самым опытным из всех своих собратьев в Китае, и в 1597 он был официально назначен их руководителем.

В отличие от своих предшественников, Риччи пытался не столько проповедовать священное писание с позиции всезнания и превосходства, сколько привлечь китайцев на свою сторону ученостью и гуманизмом, не казаться им чужестранцем. С этой целью он носил наряд буддийского монаха, который позже сменил на облачение ученого конфуцианца (когда выяснилось, что образ монаха-буддиста ассоциируется у местных интеллектуалов не с образованностью, а с бродяжничеством). Побывал в таких городах, как Пекин, Наньчан, Гуанчжоу, Сучжоу, Нанкин. Проповедуя католицизм, Риччи прибегал к традиционным понятиям конфуцианской этики, демонстрируя глубинное родство духовно-нравственных традиций разных народов.[books.google.com/books?id=CRArQFHGfn8C&pg=PA60&dq=xu+ricci+euclid&lr=&as_brr=0&sig=r3flQjntWx7TAdP8BQS_MFIYjlY] Важным способом завоевать признание конфуцианской элиты стала демонстрация иезуитской мнемотехники, при помощи которой он овладел китайским языком в изумительно короткий срок.

Риччи первым из европейцев посетил Запретный город, вступил в контакт с еврейской общиной Кайфына, приобрел доверие принцев крови. Он знакомил китайцев с западной наукой и культурой, в то же время знакомя Европу с культурой и наукой Китая. Благодаря Маттео Риччи, китайцы впервые узнали западную картографию, математику, астрономию. В 1602 году Маттео Риччи по просьбе императора Ваньли издал первую китайскую географическую карту «Куньюй Ваньго Цюаньту», которая познакомила китайцев с Новым светом. Неизгладимое впечатление произвели на китайцев механические часы Риччи.[books.google.com/books?id=8bXxHSZkWssC&pg=PA18&dq=ricci+matteo+li&as_brr=0&sig=BKtNRmp6xUWxp0CAvvvWRqUaukU] Под руководством иезуитской миссии Риччи китайский двор стал свидетелем исполнения оды Горация, уникального в своем роде: хором евнухов в сопровождении клавесина. В сотрудничестве с конфуцианскими учёными он перевёл на китайский труды Эпиктета и Эзопа, а также Начала Евклида (которые произвели настоящую сенсацию среди ученых Китая), а на латинский — конфуцианских классиков.

Считается, что перу Риччи и его соратников принадлежат первые в мире европейско-китайские и китайско-европейские словари. Как полагают, в 1583-88 гг. Риччи вместе с Микеле Руджери составили португальско-китайский словарь, для которого они разработали систему латинской транскрипции китайских слов. Рукопись затерялась в иезуитских архивах в Риме, и была обнаружена лишь в 1934 г. Словарь был наконец-то издан в Португалии в 2001 г. Зимой 1598 г. Риччи с помощью другого иезуита, Лаццаро Каттанео, составил и китайско-португальский словарь, в котором тоны китайских слогов обозначались при помощи диакритических знаков (за что Риччи был благодарен музыкальному слуху Каттанео). Этот словарь также был утерян.

Умер и похоронен в Пекине.

Признание

Наряду со своим предшественником Джованни Монтекорвино, Маттео Риччи стал символом связи между Западом и Востоком. Благодаря его деятельности иезуиты были довольно благосклонно приняты в Пекине, где их миссии сохранялись вплоть до Восстания боксёров. Его имя носят многие места в Гонконге, на Тайване, на Филиппинах, в Индонезии, Институты Риччи работают в Париже, [www.istitutomatteoricci.com/ Мачерате] и Сан-Франциско. В Наньчане создана площадь в память о Маттео Риччи.

Имя Риччи носит кратер на Луне.

Литература

• Cronin V. The Wise Man from the West: Matteo Ricci and his Mission to China. London: Harvill Press, 2000
• Dreyfus P. Mattèo Ricci: le jésuite qui voulait convertir la Chine. Paris: Éd. du Jubilé-Asie, 2004
• Fontana M. Matteo Ricci. Un gesuita alla corte dei Ming. Milano: Mondadori, 2005
• Дубровская Д. В. Миссия иезуитов в Китае. Маттео Риччи и другие (1552—1775 гг.). М.: Крафт+; Институт Востоковедения РАН, 2001
• Еремеев В. Е., «[www.synologia.ru/a/%D0%A0%D0%B8%D1%87%D1%87%D0%B8 Риччи]»
• Jonathan D. Spence. The Memory Palace of Matteo Ricci. London: Faber and Faber, 1985

Ссылки

• [www.enciclopediacatolica.com/m/mateoricci.htm Страница в Католической энциклопедии] (исп.)
• [www.vokrugsveta.ru/chronograph/1724 «Хронограф» журнала «Вокруг света»] (рус.)
• [www.pmatteoricci.it/ Сайт католической епархии города Мачераты, посвященный падре Маттео Риччи]  (итал.)

Отрывок, характеризующий Риччи, Маттео

– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.