Матчи сборной Польши по футболу 1921

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

В 1921 году сборная Польши провела один товарищеский матч, со сборной Венгрии. В этом году сборная Польши не поражала ворота соперника.





Создание сборной Польши

Впервые идея о создании футбольной сборной в Польше появилась 20 декабря 1919 года, во время учредительного собрания Польского Союза Футбола (PZPN), состоявшегося в Варшаве. В январе 1920 года было принято решение готовить сборную к Олимпийским Играм 1920 года в Антверпене.

В марте 1920 года на должность тренера будущей сборной был назначен американский военный, капитан Крис Бурфорд, а в апреле 1920 года Польский Олимпийский Комитет (тогда имевший название Польский Комитет Олимпийских Игр (польск. Polski Komitet Igrzysk Olimpijskich)), организовал в Кракове первые учебные сборы для всей олимпийской делегации, в том числе и для футболистов. Специально созданный отдел Комитета распределил вызванных польских футболистов на две команды — олимпийская команда и резервная. Больше всех в этих сборных было игроков львовских и краковских клубов, как имевших опыт игр в чемпионатах Галиции, которые были пополнены лучшими игроками клубов Варшавы, Лодзи и Познани. Первоначально проводились тренировки и внутренние контрольные игры, а в конце мая 1920 года олимпийская команда сыграла неофициальный спарринг-матч со сборной Львова, составленной из игроков львовских клубов, не приглашённых в национальную сборную, победив в нём со счётом 12:1. После этого было принято решение об организации в июле и августе 1920 года официальных встреч со сборными Австрии, Чехословакии и Венгрии, которые должны были стать пробой сил перед олимпийским дебютом. Все планы были сорваны началом советско-польской войны, из-за чего, 27 июля 1920 года Польша окончательно отказалась посылать футбольную сборную на антверпенскую олимпиаду[1].

Первый матч польской сборной

Свой первый официальный матч польская сборная провела вскоре после окончания II чемпионата Польши.

При поиске партнёров для первого товарищеского матча возникли трудности, как из-за того, что Польша не являлась членом ФИФА, так и из-за финансово-организационных трудностей с проведением матчей на большом расстоянии (например во Франции или Швеции). По политическим причинам не мог состояться также и матч со сборными СССР, Германии или Чехословакии.

Первоначально первым соперником поляков должна была стать сборная Австрии, у которой были личные связи с игроками бывших галицких клубов Кракова и Львова, и даже была назначена дата проведения матча — 3 июля 1921 года, но матч не был проведён из-за отсутствия интереса со стороны Австрийской федерации[1].

В середине 1921 года, с предложением о проведении матча со сборной Польши обратился Венгерский футбольный союз, который предложил провести матч в Будапеште 24 декабря 1921 года. Польская сторона выразила своё согласие, но попросила о переносе матча или на ноябрь или на начало следующего года, что было аргументировано тем, что розыгрыш чемпионата в Польше кончается в ноябре, а перерыв плохо скажется на форме футболистов. Окончательно была установлена дата игры — 18 декабря 1921 года[2].

В ноябре польский штаб подготовки к матчу, во главе с начальником отдела игр PZPN Юзефом Школьниковским и тренером Краковии Имре Пожоньи, отобрали несколько десятков футболистов, которые были собраны в Кракове. В рамках подготовки польская сборная провела три спарринг-матча с воеводскими командами. Сборная выиграла 4 декабря 1921 года у команды Бельско-Бялы 3:1, у сборной Кракова 8 декабря 7:1 и у сборной Львова 11 декабря 9:1[1].

По результатам этих сборов были выбраны 13 футболистов, которым и предстояло встретиться с венграми. В списке доминировали представители чемпиона Польши Краковии — их было 7 (Станислав Циковский, Людвик Гинтель, Юзеф Калюжа, Станислав Мелех, Леон Сперлинг, Здзислав Стычень, Тадеуш Сыновец). Кроме них в состав были включены три игрока варшавской Полонии (Артур Марчевский, Ян Лётц, Стефан Лётц), два игрока львовской Погони (Мечислав Бач, Вацлав Кухар), а также один представитель познаньской Варты — Мариан Эйнбахер. В расширенный список также входили: из Краковии — Стефан Фрыц, Болеслав Котапка, Палик и Стефан Сулима—Попель, из Ютженки — Максимилиан Гумплович, Зигмунт Крумгольц и Юзеф Клоц, из варшавской Короны — Владислав Карасяк, из краковского Маккаби — Фришер и Осиек, из львовской Погони — Людвик Шнайдер, из познаньской Варты — Вавжинец Сталиньски, из лодзинского Униона — Мечислав Кукла, из краковской Вислы — Вильгельм Цепурский, Францишек Данц, Мариан Данц, Станислав Марцинковский, Витольд Герас, Владислав Ковальски.

На поле стадиона «Хунгария»[hu] команды вышли в 13:45. После фотографирования на память чехословацкий арбитр Эмиль Гретц[3] провёл жеребьёвку, которую выиграли поляки. Матч проходил в равной борьбе, успеха на 18 минуте добился нападающий хозяев Ено Шабо. Поляки имели шанс сравнять счёт, когда на 23 минуте матча Вацлав Кухар обвёл вратаря венгров Кароля Чака, но замешкался из-за упавшего вратаря и защитник хозяев успел выбить мяч в аут[1]. Капитаном команды в её первом матче был Тадеуш Сыновец.

Матч № 1

Товарищеский матч

Отчёт о матче

 Венгрия 1:0  Польша
Ено Сабо  18' [pzpn.pl/index.php/klub/mecz/1377/rep (отчёт)]
«Хунгария»[hu], Будапешт
Зрителей: 8000
Судья: Эмиль Гретц

Сборная Венгрии:
Вр Кароли Зак 46'
Защ Гиула Манди
Защ Кароли Фогл
ПЗ Золтан Блюм
ПЗ Габор Обиц
ПЗ Вильмош Кертеш (к)
Нап Ено Винер
Нап Имре Шлоссер
Нап Ено Сабо
Нап Георги Мольнар
Нап Иштван Плюгар
Запасные:
Вр Игнац Амсель 46'
Главный тренер:
Гиула Кисс
Сборная Польши:
Вр Ян Лётц
Защ Артур Марчевский
Защ Людвик Гинтель
ПЗ Тадеуш Сыновец (к)
ПЗ Станислав Циковский
ПЗ Здзислав Стычень
Нап Леон Сперлинг
Нап Мариан Эйнбахер
Нап Юзеф Калюжа
Нап Вацлав Кухар
Нап Станислав Мелех
Запасные:
ПЗ Стефан Лётц
Нап Мечислав Бач
Главный тренер:
Имре Пожоньи

Напишите отзыв о статье "Матчи сборной Польши по футболу 1921"

Примечания

  • Нумерация матчей приводится по официальной польской нумерации в справочнике ПЗПН.
  1. 1 2 3 4 Andrzej Gowarzewski: Encyklopedia piłkarska Fuji. Tom 2. — Biało-Czerwoni. Dzieje reprezentacji Polski (1). Katowice: Wydawnictwo GiA, 1991 [krotka-pilka.blogspot.co.il/2009/03/by-sobie-mecz-wegry-polska-18121921.html Był sobie mecz… Węgry — Polska (18.12.1921)]
  2. [buwcd.buw.uw.edu.pl/e_zbiory/ckcp/p_sportowy/1921/numer025/imagepages/image7.htm Przed zawodami Węgry − Polska] Przegląd Sportowy 25, s. 8, 5 listopada 1921. Kraków: Polski Związek Piłki Nożnej.
  3. [eu-football.info/_match.php?id=4872 Football MATCH: 18.12.1921 Hungary v Poland]

Ссылки

  • [buwcd.buw.uw.edu.pl/e_zbiory/ckcp/p_sportowy/1921/numer032/imagepages/image1.htm Sukces polskiego sportu piłki nożnej w Budapeszcie]. Węgry − Polska 1:0 (1:0). «Przegląd Sportowy». 32, s. 4, 24 grudnia 1921. Kraków
  • [www.huszadikszazad.hu/sport/magyarorszag-lengyelorszag-10-10 Magyarország — Lengyelország 1:0 (1:0)]

Отрывок, характеризующий Матчи сборной Польши по футболу 1921

– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.