Матчи сборной России по футболу 1993
Поделись знанием:
Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.
Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.
Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Товарищеский матч
| 13 февраля 1993 |
|
Стадион: «Сайрес Боул», Орландо Зрителей: 13 650 Судья:  Д. Д'Акила |
||||||
| США: Меола, Бальбоа, Лэппер, Калиджури (Эгус, 83'), Клавихо, Вудринг (Михалик, 79'), Армстронг (Сорбер, 63'), Киннир, Вермес (Джонс, 63'), Клопас, Хендерсон (Мор, 63'). Россия: Черчесов (к), Хлестов, Чернышов, Ан. Иванов, Онопко, Ледяхов (Афанасьев, 58'), Дм. Попов (Тедеев, 33'), Карпин, Бесчастных, Сергеев (Ю. Матвеев, 70'), Радченко. |
||||||||
Товарищеский матч
| 17 февраля 1993 |
|
Стадион: «Роуз Боул», Пасадена, США Зрителей: 16 000 Судья: А. А. Анджелес |
||||||
| Сальвадор: К. Ривера, Портильо (Кастро Борха, 46'), Тригерос, Майен Месса, Абрего, Гамес, Ласо (Мелендес, 46'), Менхивар, Кореас Привадо, Махико, Диас Арсе (к). Россия: Овчинников, Хлестов, Скляров, Ан. Иванов, Афанасьев, Онопко (к), Карпин (Сергеев, 46'), Ледяхов, Тедеев, Бесчастных (Ю. Матвеев, 78'), Радченко. |
||||||||
Товарищеский матч
| 21 февраля 1993 |
|
Стадион: «Пало Альто», Сан-Хосе Зрителей: 26 450 Судья: Б. Л. Холл |
|||
| США: Фридель, Бальбоа, Армстронг (Калиджури, 59'), Клавихо, Дойл, Лэппер, Хендерсон (Джоунз, 59'), Куинн, Вермес (Мор, 68'), Киннир, Харбор. Россия: Черчесов (к), Хлестов, Чернышов, Ан. Иванов, Онопко, Ледяхов, Карпин, Дм. Попов (Тедеев, 46'), Бесчастных (Ю. Матвеев, 46'), Сергеев, Радченко. |
|||||
Товарищеский матч
| 24 марта 1993 |
|
Стадион: «Кирьят Элиезер», Хайфа Зрителей: 3 000 Судья:  Яаков Шейнер |
||||||
| Израиль: Гинзбург (Антман, 46'), Хальфон, Гилель (Мизрахи, 46'), Амар, Шелах, Клингер, Банин, Нимни (А. Харази, 35'; Глам, 88'), Р. Харази, Атар, Хазан. Россия: Черчесов, Д. Кузнецов, Горлукович, Мох, Ан. Иванов, Кульков, Онопко (к), Карпин, И. Корнеев, Радченко (Дм. Попов, 46'), Кирьяков. |
||||||||
Отборочная стадия XV чемпионата мира. Матч группы 5 зоны УЕФА
| 14 апреля 1993 |
|
Стадион: Муниципальный стадион, Люксембург Зрителей: 3 200 Судья:  Алан Снодди |
||||||
| Люксембург: Кох, Босси, Петри, Бирсенс, Вольф, Мальже, Вайс, Сэбен (Скуто, 84'), Эллерс, Грофф, Морокутти (Тилль, 61'). Россия: Черчесов, Горлукович, Ан. Иванов, Онопко, Канчельскис, Шалимов (к), Добровольский, И. Корнеев (Кульков, 66'), Колыванов, Юран, Кирьяков (Дм. Попов, 77'). |
||||||||
Отборочная стадия XV чемпионата мира. Матч группы 5 зоны УЕФА
| 28 апреля 1993 |
|
Стадион: «Лужники», Москва Зрителей: 25 000 Судья:  Ги Гуталс |
||||||
| Россия: Харин, Онопко, Ан. Иванов, Горлукович, Канчельскис, Шалимов (к), Добровольский, И. Корнеев (Кульков, 56'), Колыванов, Юран, Кирьяков (Мостовой, 74'). Венгрия: Петри, Чаби, Телек, Дуро (Банфи, 63'), Лёринц, Мартон, Киприх, Балог (Винце, 63'), Пишонт, Детари, К. Ковач. |
||||||||
Отборочная стадия XV чемпионата мира. Матч группы 5 зоны УЕФА
| 23 мая 1993 |
|
Стадион: «Лужники», Москва Зрителей: 45 000 Судья:  Петер Миккельсен |
||||||
| Россия: Харин, Горлукович, Онопко, Ан. Иванов, Канчельскис, Шалимов (к), Добровольский, Кульков (Татарчук, 65'), Колыванов, Юран, Кирьяков. Греция: Мину, Апостолакис, Колицидакис, Манолас, Калидзакис, Цалухидис, Марагос, Ниоплиас, Махлас (Антониу, 86'), Митропулос (Карапиалис, 67'), Циантакис. |
||||||||
Отборочная стадия XV чемпионата мира. Матч группы 5 зоны УЕФА
| 2 июня 1993 |
|
Стадион: «Лаугардалсвёллур», Рейкьявик Зрителей: 12 500 Судья:  Лесли Моттрэм |
||||||
| Исландия: Б. Кристинссон, Биргиссон, К. Йонссон, О. Тордарсон, Дервич, Р. Кристинссон (Гретарссон, 70'), Бергссон (к), Стефанссон, Гуннлаугссон, Гудьонсен, Сверриссон (Ингольфссон, 83'). Россия: Харин, Горлукович, Онопко (к), Ан. Иванов, Канчельскис, Татарчук (И. Корнеев, 68'), Добровольский, Кульков, Колыванов, Юран (Ледяхов, 75'), Кирьяков. |
||||||||
Товарищеский матч
| 28 июля 1993 |
|
Стадион: «Мишель-д’Орнано», Кан Зрителей: 22 000 Судья:  Альфредо Тренталандже |
||||||
| Франция: Мартини (Лама, 46'), Рош, Пети (Гравлен, 80'), Боли (Догон, 61'), Блан, Ле Гуэн, Дешам, Созе (Педрос, 85'), Папен, Мартен (Лизаразю, 65'), Кантона. Россия: Черчесов, Хлестов (Дм. Попов, 46'), Онопко (к), Ан. Иванов, Канчельскис, Горлукович, Ледяхов, Карпин (Тетрадзе, 70'), Пятницкий, Юран, Радченко (Файзуллин, 65'). |
||||||||
Отборочная стадия XV чемпионата мира. Матч группы 5 зоны УЕФА
| 8 сентября 1993 |
|
Стадион: «Иллёй Ут», Будапешт Зрителей: 15 000 Судья:  Георге Константин |
||||||
| Венгрия: Вег, Пуглич, Куттор, Бордаш, Банфи, Липчеи (Халмаи, 67'), Чертёи, Ф. Альберт II (К. Ковач, 57'), Клаус, Детари, Винце. Россия: Харин, Горлукович, Онопко, Ан. Иванов, Канчельскис, Шалимов (к), Пятницкий (Добровольский, 70'), Никифоров, Колыванов, Юран (Бородюк, 55'), Кирьяков. |
||||||||
Товарищеский матч
| 6 октября 1993 |
|
Стадион: стадион принца Мохаммеда бен Фахда, Даммам Зрителей: 20 000 Судья:  Абдула Аль-Хальди |
||||||
| Саудовская Аравия: Аль-Деайеа, Аль-Доссари, Зубромави, Аль-Муайнеа, Амин, Аль-Муваллид, Аль-Джабер, Аль-Мехалель, Салех, Мохаммед, Оварайн. (На замену вышли: Аль-Темави, Идрисс.) Россия: Овчинников (Подшивалов, 63'), Галямин, Онопко (к), Кульков, Хлестов, Карпин (Косолапов, 63'), Пятницкий, Тетрадзе, Мостовой, Юран, Бесчастных (Тедеев, 63'). |
||||||||
Отборочная стадия XV чемпионата мира. Матч группы 5 зоны УЕФА
| 17 ноября 1993 |
|
Стадион: Олимпийский стадион, Афины Зрителей: 70 000 Судья:  Жан-Фиделе Дирамба |
||||||
| Греция: Мину, Апостолакис, Каратаидис, Манолас, Иоаннидис, Цалухидис, Саравакос (Александрис, 77'), Ниоплиас, Махлас, Митропулос (Марагос, 34'), Циантакис. Россия: Черчесов, Хлестов, Онопко, Никифоров, Кульков, Шалимов (к), Добровольский, Дм. Попов (Мостовой, 82'), Колыванов, Юран (Саленко, 46'), Кирьяков. |
||||||||
Напишите отзыв о статье "Матчи сборной России по футболу 1993"
Ссылки
- [www.rusteam.permian.ru/history/1993.html Сборная России в 1993 году] на сайте rusteam.permian.ru
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Матчи сборной России по футболу 1993
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.
Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.
Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
