Матчи сборной СССР по хоккею с шайбой (1975—1979)
Поделись знанием:
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.
Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.
Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.
Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.
Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его.
К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.
Летом еще в 1809 году, Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухий успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага каменьщического дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивая в нем, и всем показалось, что он что то скрывает и готовит.
Назначено было торжественное заседание ложи 2 го градуса, в которой Пьер обещал сообщить то, что он имеет передать петербургским братьям от высших руководителей ордена. Заседание было полно. После обыкновенных обрядов Пьер встал и начал свою речь.
– Любезные братья, – начал он, краснея и запинаясь и держа в руке написанную речь. – Недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства – нужно действовать… действовать. Мы находимся в усыплении, а нам нужно действовать. – Пьер взял свою тетрадь и начал читать.
«Для распространения чистой истины и доставления торжества добродетели, читал он, должны мы очистить людей от предрассудков, распространить правила, сообразные с духом времени, принять на себя воспитание юношества, соединиться неразрывными узами с умнейшими людьми, смело и вместе благоразумно преодолевать суеверие, неверие и глупость, образовать из преданных нам людей, связанных между собою единством цели и имеющих власть и силу.
«Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много – нынешние политические учреждения. Что же делать при таковом положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, всё ниспровергнуть, изгнать силу силой?… Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания, потому что ни мало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому что мудрость не имеет нужды в насилии.
«Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха людей достойных, присоединяя их к нашему братству. Тогда только орден наш будет иметь власть – нечувствительно вязать руки покровителям беспорядка и управлять ими так, чтоб они того не примечали. Одним словом, надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом, не разрушая гражданских уз, и при коем все прочие правления могли бы продолжаться обыкновенным своим порядком и делать всё, кроме того только, что препятствует великой цели нашего ордена, то есть доставлению добродетели торжества над пороком. Сию цель предполагало само христианство. Оно учило людей быть мудрыми и добрыми, и для собственной своей выгоды следовать примеру и наставлениям лучших и мудрейших человеков.
«Тогда, когда всё погружено было во мраке, достаточно было, конечно, одного проповедания: новость истины придавала ей особенную силу, но ныне потребны для нас гораздо сильнейшие средства. Теперь нужно, чтобы человек, управляемый своими чувствами, находил в добродетели чувственные прелести. Нельзя искоренить страстей; должно только стараться направить их к благородной цели, и потому надобно, чтобы каждый мог удовлетворять своим страстям в пределах добродетели, и чтобы наш орден доставлял к тому средства.
«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся – тогда всё будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко благу человечества».
Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.
По окончании заседания великий мастер с недоброжелательством и иронией сделал Безухому замечание о его горячности и о том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре. Пьер не отвечал ему и коротко спросил, будет ли принято его предложение. Ему сказали, что нет, и Пьер, не дожидаясь обычных формальностей, вышел из ложи и уехал домой.
На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся. Он три дня после произнесения своей речи в ложе лежал дома на диване, никого не принимая и никуда не выезжая.
В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.
В конце письма она извещала его, что на днях приедет в Петербург из за границы.
Вслед за письмом в уединение Пьера ворвался один из менее других уважаемых им братьев масонов и, наведя разговор на супружеские отношения Пьера, в виде братского совета, высказал ему мысль о том, что строгость его к жене несправедлива, и что Пьер отступает от первых правил масона, не прощая кающуюся.
В это же самое время теща его, жена князя Василья, присылала за ним, умоляя его хоть на несколько минут посетить ее для переговоров о весьма важном деле. Пьер видел, что был заговор против него, что его хотели соединить с женою, и это было даже не неприятно ему в том состоянии, в котором он находился. Ему было всё равно: Пьер ничто в жизни не считал делом большой важности, и под влиянием тоски, которая теперь овладела им, он не дорожил ни своею свободою, ни своим упорством в наказании жены.
«Никто не прав, никто не виноват, стало быть и она не виновата», думал он. – Ежели Пьер не изъявил тотчас же согласия на соединение с женою, то только потому, что в состоянии тоски, в котором он находился, он не был в силах ничего предпринять. Ежели бы жена приехала к нему, он бы теперь не прогнал ее. Разве не всё равно было в сравнении с тем, что занимало Пьера, жить или не жить с женою?
Не отвечая ничего ни жене, ни теще, Пьер раз поздним вечером собрался в дорогу и уехал в Москву, чтобы повидаться с Иосифом Алексеевичем. Вот что писал Пьер в дневнике своем.
«Москва, 17 го ноября.
Сейчас только приехал от благодетеля, и спешу записать всё, что я испытал при этом. Иосиф Алексеевич живет бедно и страдает третий год мучительною болезнью пузыря. Никто никогда не слыхал от него стона, или слова ропота. С утра и до поздней ночи, за исключением часов, в которые он кушает самую простую пищу, он работает над наукой. Он принял меня милостиво и посадил на кровати, на которой он лежал; я сделал ему знак рыцарей Востока и Иерусалима, он ответил мне тем же, и с кроткой улыбкой спросил меня о том, что я узнал и приобрел в прусских и шотландских ложах. Я рассказал ему всё, как умел, передав те основания, которые я предлагал в нашей петербургской ложе и сообщил о дурном приеме, сделанном мне, и о разрыве, происшедшем между мною и братьями. Иосиф Алексеевич, изрядно помолчав и подумав, на всё это изложил мне свой взгляд, который мгновенно осветил мне всё прошедшее и весь будущий путь, предлежащий мне. Он удивил меня, спросив о том, помню ли я, в чем состоит троякая цель ордена: 1) в хранении и познании таинства; 2) в очищении и исправлении себя для воспринятия оного и 3) в исправлении рода человеческого чрез стремление к таковому очищению. Какая есть главнейшая и первая цель из этих трех? Конечно собственное исправление и очищение. Только к этой цели мы можем всегда стремиться независимо от всех обстоятельств. Но вместе с тем эта то цель и требует от нас наиболее трудов, и потому, заблуждаясь гордостью, мы, упуская эту цель, беремся либо за таинство, которое недостойны воспринять по нечистоте своей, либо беремся за исправление рода человеческого, когда сами из себя являем пример мерзости и разврата. Иллюминатство не есть чистое учение именно потому, что оно увлеклось общественной деятельностью и преисполнено гордости. На этом основании Иосиф Алексеевич осудил мою речь и всю мою деятельность. Я согласился с ним в глубине души своей. По случаю разговора нашего о моих семейных делах, он сказал мне: – Главная обязанность истинного масона, как я сказал вам, состоит в совершенствовании самого себя. Но часто мы думаем, что, удалив от себя все трудности нашей жизни, мы скорее достигнем этой цели; напротив, государь мой, сказал он мне, только в среде светских волнений можем мы достигнуть трех главных целей: 1) самопознания, ибо человек может познавать себя только через сравнение, 2) совершенствования, только борьбой достигается оно, и 3) достигнуть главной добродетели – любви к смерти. Только превратности жизни могут показать нам тщету ее и могут содействовать – нашей врожденной любви к смерти или возрождению к новой жизни. Слова эти тем более замечательны, что Иосиф Алексеевич, несмотря на свои тяжкие физические страдания, никогда не тяготится жизнию, а любит смерть, к которой он, несмотря на всю чистоту и высоту своего внутреннего человека, не чувствует еще себя достаточно готовым. Потом благодетель объяснил мне вполне значение великого квадрата мироздания и указал на то, что тройственное и седьмое число суть основание всего. Он советовал мне не отстраняться от общения с петербургскими братьями и, занимая в ложе только должности 2 го градуса, стараться, отвлекая братьев от увлечений гордости, обращать их на истинный путь самопознания и совершенствования. Кроме того для себя лично советовал мне первее всего следить за самим собою, и с этою целью дал мне тетрадь, ту самую, в которой я пишу и буду вписывать впредь все свои поступки».
«Петербург, 23 го ноября.
«Я опять живу с женой. Теща моя в слезах приехала ко мне и сказала, что Элен здесь и что она умоляет меня выслушать ее, что она невинна, что она несчастна моим оставлением, и многое другое. Я знал, что ежели я только допущу себя увидать ее, то не в силах буду более отказать ей в ее желании. В сомнении своем я не знал, к чьей помощи и совету прибегнуть. Ежели бы благодетель был здесь, он бы сказал мне. Я удалился к себе, перечел письма Иосифа Алексеевича, вспомнил свои беседы с ним, и из всего вывел то, что я не должен отказывать просящему и должен подать руку помощи всякому, тем более человеку столь связанному со мною, и должен нести крест свой. Но ежели я для добродетели простил ее, то пускай и будет мое соединение с нею иметь одну духовную цель. Так я решил и так написал Иосифу Алексеевичу. Я сказал жене, что прошу ее забыть всё старое, прошу простить мне то, в чем я мог быть виноват перед нею, а что мне прощать ей нечего. Мне радостно было сказать ей это. Пусть она не знает, как тяжело мне было вновь увидать ее. Устроился в большом доме в верхних покоях и испытываю счастливое чувство обновления».
Как и всегда, и тогда высшее общество, соединяясь вместе при дворе и на больших балах, подразделялось на несколько кружков, имеющих каждый свой оттенок. В числе их самый обширный был кружок французский, Наполеоновского союза – графа Румянцева и Caulaincourt'a. В этом кружке одно из самых видных мест заняла Элен, как только она с мужем поселилась в Петербурге. У нее бывали господа французского посольства и большое количество людей, известных своим умом и любезностью, принадлежавших к этому направлению.
Элен была в Эрфурте во время знаменитого свидания императоров, и оттуда привезла эти связи со всеми Наполеоновскими достопримечательностями Европы. В Эрфурте она имела блестящий успех. Сам Наполеон, заметив ее в театре, сказал про нее: «C'est un superbe animal». [Это прекрасное животное.] Успех ее в качестве красивой и элегантной женщины не удивлял Пьера, потому что с годами она сделалась еще красивее, чем прежде. Но удивляло его то, что за эти два года жена его успела приобрести себе репутацию
«d'une femme charmante, aussi spirituelle, que belle». [прелестной женщины, столь же умной, сколько красивой.] Известный рrince de Ligne [князь де Линь] писал ей письма на восьми страницах. Билибин приберегал свои mots [словечки], чтобы в первый раз сказать их при графине Безуховой. Быть принятым в салоне графини Безуховой считалось дипломом ума; молодые люди прочитывали книги перед вечером Элен, чтобы было о чем говорить в ее салоне, и секретари посольства, и даже посланники, поверяли ей дипломатические тайны, так что Элен была сила в некотором роде. Пьер, который знал, что она была очень глупа, с странным чувством недоуменья и страха иногда присутствовал на ее вечерах и обедах, где говорилось о политике, поэзии и философии. На этих вечерах он испытывал чувство подобное тому, которое должен испытывать фокусник, ожидая всякий раз, что вот вот обман его откроется. Но оттого ли, что для ведения такого салона именно нужна была глупость, или потому что сами обманываемые находили удовольствие в этом обмане, обман не открывался, и репутация d'une femme charmante et spirituelle так непоколебимо утвердилась за Еленой Васильевной Безуховой, что она могла говорить самые большие пошлости и глупости, и всё таки все восхищались каждым ее словом и отыскивали в нем глубокий смысл, которого она сама и не подозревала.
Пьер был именно тем самым мужем, который нужен был для этой блестящей, светской женщины. Он был тот рассеянный чудак, муж grand seigneur [большой барин], никому не мешающий и не только не портящий общего впечатления высокого тона гостиной, но, своей противоположностью изяществу и такту жены, служащий выгодным для нее фоном. Пьер, за эти два года, вследствие своего постоянного сосредоточенного занятия невещественными интересами и искреннего презрения ко всему остальному, усвоил себе в неинтересовавшем его обществе жены тот тон равнодушия, небрежности и благосклонности ко всем, который не приобретается искусственно и который потому то и внушает невольное уважение. Он входил в гостиную своей жены как в театр, со всеми был знаком, всем был одинаково рад и ко всем был одинаково равнодушен. Иногда он вступал в разговор, интересовавший его, и тогда, без соображений о том, были ли тут или нет les messieurs de l'ambassade [служащие при посольстве], шамкая говорил свои мнения, которые иногда были совершенно не в тоне настоящей минуты. Но мнение о чудаке муже de la femme la plus distinguee de Petersbourg [самой замечательной женщины в Петербурге] уже так установилось, что никто не принимал au serux [всерьез] его выходок.
В числе многих молодых людей, ежедневно бывавших в доме Элен, Борис Друбецкой, уже весьма успевший в службе, был после возвращения Элен из Эрфурта, самым близким человеком в доме Безуховых. Элен называла его mon page [мой паж] и обращалась с ним как с ребенком. Улыбка ее в отношении его была та же, как и ко всем, но иногда Пьеру неприятно было видеть эту улыбку. Борис обращался с Пьером с особенной, достойной и грустной почтительностию. Этот оттенок почтительности тоже беспокоил Пьера. Пьер так больно страдал три года тому назад от оскорбления, нанесенного ему женой, что теперь он спасал себя от возможности подобного оскорбления во первых тем, что он не был мужем своей жены, во вторых тем, что он не позволял себе подозревать.
– Нет, теперь сделавшись bas bleu [синим чулком], она навсегда отказалась от прежних увлечений, – говорил он сам себе. – Не было примера, чтобы bas bleu имели сердечные увлечения, – повторял он сам себе неизвестно откуда извлеченное правило, которому несомненно верил. Но, странное дело, присутствие Бориса в гостиной жены (а он был почти постоянно), физически действовало на Пьера: оно связывало все его члены, уничтожало бессознательность и свободу его движений.
– Такая странная антипатия, – думал Пьер, – а прежде он мне даже очень нравился.
В глазах света Пьер был большой барин, несколько слепой и смешной муж знаменитой жены, умный чудак, ничего не делающий, но и никому не вредящий, славный и добрый малый. В душе же Пьера происходила за всё это время сложная и трудная работа внутреннего развития, открывшая ему многое и приведшая его ко многим духовным сомнениям и радостям.
Он продолжал свой дневник, и вот что он писал в нем за это время:
«24 ro ноября.
«Встал в восемь часов, читал Св. Писание, потом пошел к должности (Пьер по совету благодетеля поступил на службу в один из комитетов), возвратился к обеду, обедал один (у графини много гостей, мне неприятных), ел и пил умеренно и после обеда списывал пиесы для братьев. Ввечеру сошел к графине и рассказал смешную историю о Б., и только тогда вспомнил, что этого не должно было делать, когда все уже громко смеялись.
«Ложусь спать с счастливым и спокойным духом. Господи Великий, помоги мне ходить по стезям Твоим, 1) побеждать часть гневну – тихостью, медлением, 2) похоть – воздержанием и отвращением, 3) удаляться от суеты, но не отлучать себя от а) государственных дел службы, b) от забот семейных, с) от дружеских сношений и d) экономических занятий».
«27 го ноября.
«Встал поздно и проснувшись долго лежал на постели, предаваясь лени. Боже мой! помоги мне и укрепи меня, дабы я мог ходить по путям Твоим. Читал Св. Писание, но без надлежащего чувства. Пришел брат Урусов, беседовали о суетах мира. Рассказывал о новых предначертаниях государя. Я начал было осуждать, но вспомнил о своих правилах и слова благодетеля нашего о том, что истинный масон должен быть усердным деятелем в государстве, когда требуется его участие, и спокойным созерцателем того, к чему он не призван. Язык мой – враг мой. Посетили меня братья Г. В. и О., была приуготовительная беседа для принятия нового брата. Они возлагают на меня обязанность ритора. Чувствую себя слабым и недостойным. Потом зашла речь об объяснении семи столбов и ступеней храма. 7 наук, 7 добродетелей, 7 пороков, 7 даров Святого Духа. Брат О. был очень красноречив. Вечером совершилось принятие. Новое устройство помещения много содействовало великолепию зрелища. Принят был Борис Друбецкой. Я предлагал его, я и был ритором. Странное чувство волновало меня во всё время моего пребывания с ним в темной храмине. Я застал в себе к нему чувство ненависти, которое я тщетно стремлюсь преодолеть. И потому то я желал бы истинно спасти его от злого и ввести его на путь истины, но дурные мысли о нем не оставляли меня. Мне думалось, что его цель вступления в братство состояла только в желании сблизиться с людьми, быть в фаворе у находящихся в нашей ложе. Кроме тех оснований, что он несколько раз спрашивал, не находится ли в нашей ложе N. и S. (на что я не мог ему отвечать), кроме того, что он по моим наблюдениям не способен чувствовать уважения к нашему святому Ордену и слишком занят и доволен внешним человеком, чтобы желать улучшения духовного, я не имел оснований сомневаться в нем; но он мне казался неискренним, и всё время, когда я стоял с ним с глазу на глаз в темной храмине, мне казалось, что он презрительно улыбается на мои слова, и хотелось действительно уколоть его обнаженную грудь шпагой, которую я держал, приставленною к ней. Я не мог быть красноречив и не мог искренно сообщить своего сомнения братьям и великому мастеру. Великий Архитектон природы, помоги мне находить истинные пути, выводящие из лабиринта лжи».
После этого в дневнике было пропущено три листа, и потом было написано следующее:
«Имел поучительный и длинный разговор наедине с братом В., который советовал мне держаться брата А. Многое, хотя и недостойному, мне было открыто. Адонаи есть имя сотворившего мир. Элоим есть имя правящего всем. Третье имя, имя поизрекаемое, имеющее значение Всего . Беседы с братом В. подкрепляют, освежают и утверждают меня на пути добродетели. При нем нет места сомнению. Мне ясно различие бедного учения наук общественных с нашим святым, всё обнимающим учением. Науки человеческие всё подразделяют – чтобы понять, всё убивают – чтобы рассмотреть. В святой науке Ордена всё едино, всё познается в своей совокупности и жизни. Троица – три начала вещей – сера, меркурий и соль. Сера елейного и огненного свойства; она в соединении с солью, огненностью своей возбуждает в ней алкание, посредством которого притягивает меркурий, схватывает его, удерживает и совокупно производит отдельные тела. Меркурий есть жидкая и летучая духовная сущность – Христос, Дух Святой, Он».
«3 го декабря.
«Проснулся поздно, читал Св. Писание, но был бесчувствен. После вышел и ходил по зале. Хотел размышлять, но вместо того воображение представило одно происшествие, бывшее четыре года тому назад. Господин Долохов, после моей дуэли встретясь со мной в Москве, сказал мне, что он надеется, что я пользуюсь теперь полным душевным спокойствием, несмотря на отсутствие моей супруги. Я тогда ничего не отвечал. Теперь я припомнил все подробности этого свидания и в душе своей говорил ему самые злобные слова и колкие ответы. Опомнился и бросил эту мысль только тогда, когда увидал себя в распалении гнева; но недостаточно раскаялся в этом. После пришел Борис Друбецкой и стал рассказывать разные приключения; я же с самого его прихода сделался недоволен его посещением и сказал ему что то противное. Он возразил. Я вспыхнул и наговорил ему множество неприятного и даже грубого. Он замолчал и я спохватился только тогда, когда было уже поздно. Боже мой, я совсем не умею с ним обходиться. Этому причиной мое самолюбие. Я ставлю себя выше его и потому делаюсь гораздо его хуже, ибо он снисходителен к моим грубостям, а я напротив того питаю к нему презрение. Боже мой, даруй мне в присутствии его видеть больше мою мерзость и поступать так, чтобы и ему это было полезно. После обеда заснул и в то время как засыпал, услыхал явственно голос, сказавший мне в левое ухо: – „Твой день“.
«Я видел во сне, что иду я в темноте, и вдруг окружен собаками, но иду без страха; вдруг одна небольшая схватила меня за левое стегно зубами и не выпускает. Я стал давить ее руками. И только что я оторвал ее, как другая, еще большая, стала грызть меня. Я стал поднимать ее и чем больше поднимал, тем она становилась больше и тяжеле. И вдруг идет брат А. и взяв меня под руку, повел с собою и привел к зданию, для входа в которое надо было пройти по узкой доске. Я ступил на нее и доска отогнулась и упала, и я стал лезть на забор, до которого едва достигал руками. После больших усилий я перетащил свое тело так, что ноги висели на одной, а туловище на другой стороне. Я оглянулся и увидал, что брат А. стоит на заборе и указывает мне на большую аллею и сад, и в саду большое и прекрасное здание. Я проснулся. Господи, Великий Архитектон природы! помоги мне оторвать от себя собак – страстей моих и последнюю из них, совокупляющую в себе силы всех прежних, и помоги мне вступить в тот храм добродетели, коего лицезрения я во сне достигнул».
«7 го декабря.
«Видел сон, будто Иосиф Алексеевич в моем доме сидит, я рад очень, и желаю угостить его. Будто я с посторонними неумолчно болтаю и вдруг вспомнил, что это ему не может нравиться, и желаю к нему приблизиться и его обнять. Но только что приблизился, вижу, что лицо его преобразилось, стало молодое, и он мне тихо что то говорит из ученья Ордена, так тихо, что я не могу расслышать. Потом, будто, вышли мы все из комнаты, и что то тут случилось мудреное. Мы сидели или лежали на полу. Он мне что то говорил. А мне будто захотелось показать ему свою чувствительность и я, не вслушиваясь в его речи, стал себе воображать состояние своего внутреннего человека и осенившую меня милость Божию. И появились у меня слезы на глазах, и я был доволен, что он это приметил. Но он взглянул на меня с досадой и вскочил, пресекши свой разговор. Я обробел и спросил, не ко мне ли сказанное относилось; но он ничего не отвечал, показал мне ласковый вид, и после вдруг очутились мы в спальне моей, где стоит двойная кровать. Он лег на нее на край, и я будто пылал к нему желанием ласкаться и прилечь тут же. И он будто у меня спрашивает: „Скажите по правде, какое вы имеете главное пристрастие? Узнали ли вы его? Я думаю, что вы уже его узнали“. Я, смутившись сим вопросом, отвечал, что лень мое главное пристрастие. Он недоверчиво покачал головой. И я ему, еще более смутившись, отвечал, что я, хотя и живу с женою, по его совету, но не как муж жены своей. На это он возразил, что не должно жену лишать своей ласки, дал чувствовать, что в этом была моя обязанность. Но я отвечал, что я стыжусь этого, и вдруг всё скрылось. И я проснулся, и нашел в мыслях своих текст Св. Писания: Живот бе свет человеком, и свет во тме светит и тма его не объят . Лицо у Иосифа Алексеевича было моложавое и светлое. В этот день получил письмо от благодетеля, в котором он пишет об обязанностях супружества».
«9 го декабря.
«Видел сон, от которого проснулся с трепещущимся сердцем. Видел, будто я в Москве, в своем доме, в большой диванной, и из гостиной выходит Иосиф Алексеевич. Будто я тотчас узнал, что с ним уже совершился процесс возрождения, и бросился ему на встречу. Я будто его целую, и руки его, а он говорит: „Приметил ли ты, что у меня лицо другое?“ Я посмотрел на него, продолжая держать его в своих объятиях, и будто вижу, что лицо его молодое, но волос на голове нет, и черты совершенно другие. И будто я ему говорю: „Я бы вас узнал, ежели бы случайно с вами встретился“, и думаю между тем: „Правду ли я сказал?“ И вдруг вижу, что он лежит как труп мертвый; потом понемногу пришел в себя и вошел со мной в большой кабинет, держа большую книгу, писанную, в александрийский лист. И будто я говорю: „это я написал“. И он ответил мне наклонением головы. Я открыл книгу, и в книге этой на всех страницах прекрасно нарисовано. И я будто знаю, что эти картины представляют любовные похождения души с ее возлюбленным. И на страницах будто я вижу прекрасное изображение девицы в прозрачной одежде и с прозрачным телом, возлетающей к облакам. И будто я знаю, что эта девица есть ничто иное, как изображение Песни песней. И будто я, глядя на эти рисунки, чувствую, что я делаю дурно, и не могу оторваться от них. Господи, помоги мне! Боже мой, если это оставление Тобою меня есть действие Твое, то да будет воля Твоя; но ежели же я сам причинил сие, то научи меня, что мне делать. Я погибну от своей развратности, буде Ты меня вовсе оставишь».
Денежные дела Ростовых не поправились в продолжение двух лет, которые они пробыли в деревне.
Несмотря на то, что Николай Ростов, твердо держась своего намерения, продолжал темно служить в глухом полку, расходуя сравнительно мало денег, ход жизни в Отрадном был таков, и в особенности Митенька так вел дела, что долги неудержимо росли с каждым годом. Единственная помощь, которая очевидно представлялась старому графу, это была служба, и он приехал в Петербург искать места; искать места и вместе с тем, как он говорил, в последний раз потешить девчат.
Вскоре после приезда Ростовых в Петербург, Берг сделал предложение Вере, и предложение его было принято.
Несмотря на то, что в Москве Ростовы принадлежали к высшему обществу, сами того не зная и не думая о том, к какому они принадлежали обществу, в Петербурге общество их было смешанное и неопределенное. В Петербурге они были провинциалы, до которых не спускались те самые люди, которых, не спрашивая их к какому они принадлежат обществу, в Москве кормили Ростовы.
Ростовы в Петербурге жили так же гостеприимно, как и в Москве, и на их ужинах сходились самые разнообразные лица: соседи по Отрадному, старые небогатые помещики с дочерьми и фрейлина Перонская, Пьер Безухов и сын уездного почтмейстера, служивший в Петербурге. Из мужчин домашними людьми в доме Ростовых в Петербурге очень скоро сделались Борис, Пьер, которого, встретив на улице, затащил к себе старый граф, и Берг, который целые дни проводил у Ростовых и оказывал старшей графине Вере такое внимание, которое может оказывать молодой человек, намеревающийся сделать предложение.
Берг недаром показывал всем свою раненую в Аустерлицком сражении правую руку и держал совершенно не нужную шпагу в левой. Он так упорно и с такою значительностью рассказывал всем это событие, что все поверили в целесообразность и достоинство этого поступка, и Берг получил за Аустерлиц две награды.
В Финляндской войне ему удалось также отличиться. Он поднял осколок гранаты, которым был убит адъютант подле главнокомандующего и поднес начальнику этот осколок. Так же как и после Аустерлица, он так долго и упорно рассказывал всем про это событие, что все поверили тоже, что надо было это сделать, и за Финляндскую войну Берг получил две награды. В 19 м году он был капитан гвардии с орденами и занимал в Петербурге какие то особенные выгодные места.
Хотя некоторые вольнодумцы и улыбались, когда им говорили про достоинства Берга, нельзя было не согласиться, что Берг был исправный, храбрый офицер, на отличном счету у начальства, и нравственный молодой человек с блестящей карьерой впереди и даже прочным положением в обществе.
Четыре года тому назад, встретившись в партере московского театра с товарищем немцем, Берг указал ему на Веру Ростову и по немецки сказал: «Das soll mein Weib werden», [Она должна быть моей женой,] и с той минуты решил жениться на ней. Теперь, в Петербурге, сообразив положение Ростовых и свое, он решил, что пришло время, и сделал предложение.
Предложение Берга было принято сначала с нелестным для него недоумением. Сначала представилось странно, что сын темного, лифляндского дворянина делает предложение графине Ростовой; но главное свойство характера Берга состояло в таком наивном и добродушном эгоизме, что невольно Ростовы подумали, что это будет хорошо, ежели он сам так твердо убежден, что это хорошо и даже очень хорошо. Притом же дела Ростовых были очень расстроены, чего не мог не знать жених, а главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения. Согласие было дано.
– Вот видите ли, – говорил Берг своему товарищу, которого он называл другом только потому, что он знал, что у всех людей бывают друзья. – Вот видите ли, я всё это сообразил, и я бы не женился, ежели бы не обдумал всего, и это почему нибудь было бы неудобно. А теперь напротив, папенька и маменька мои теперь обеспечены, я им устроил эту аренду в Остзейском крае, а мне прожить можно в Петербурге при моем жалованьи, при ее состоянии и при моей аккуратности. Прожить можно хорошо. Я не из за денег женюсь, я считаю это неблагородно, но надо, чтоб жена принесла свое, а муж свое. У меня служба – у нее связи и маленькие средства. Это в наше время что нибудь такое значит, не так ли? А главное она прекрасная, почтенная девушка и любит меня…
Берг покраснел и улыбнулся.
– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.
Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
1975
| 09.03.75. | Ландсхут. СССР — ФРГ — 10:2 (2:0, 6:1, 2:1) | Товарищеский матч |
| СССР: Третьяк (Криволапов, 41); Васильев — Гусев, Тюрин — Лутченко (2), А. Филиппов — Федоров (1); Михайлов (1) — Петров (1) — Харламов, Шалимов (2) — Шадрин — Капустин, Лебедев (1) — Анисин (1) — Климов (1), Викулов. | ||
| 8.03.75. | Прага. СССР — ЧССР — 1:6 (1:2, 0:2, 0:2) | Приз газеты «Известия» |
| СССР: Третьяк; Васильев — Гусев, Цыганков — Ляпкин, Тюрин — Лутченко, А. Филиппов; Михайлов — Петров — Харламов (1), Викулов — Шадрин — А. Якушев, Мальцев — Шалимов — Капустин, Лебедев, Анисин. | ||
| 19.03.75. | Прага. СССР — ЧССР — 2:4 (1:0, 1:1, 0:3) | Приз газеты «Известия» |
| СССР: Третьяк; Васильев (1) — Гусев, А. Филиппов — Ляпкин, Цыганков — Лутченко; Михайлов — Петров — Харламов, Анисин — Шадрин — А. Якушев, Викулов — Мальцев (1) — Лебедев. | ||
| 21.03.75. | Прага. СССР — ЧССР — 3:9 (1:4, 1:3, 1:2) | Приз газеты «Известия» |
| СССР: Третьяк (Криволапов 9; Третьяк 41); Васильев — Гусев, А. Филиппов — Ляпкин (1), Цыганков — Лутченко, Тюрин; Михайлов — Петров (1) — Харламов, Лебедев — Шадрин — А. Якушев (1), Викулов — Анисин — Мальцев, Капустин, Климов, Шалимов. | ||
| 25.03.75. | Стокгольм. СССР — Швеция — 9:2 (4:1, 3:0, 2:1) | Приз газеты «Известия» |
| СССР: Третьяк; Васильев — Лутченко (4), Тюрин — Ляпкин, Цыганков — А. Филиппов; Михайлов (1) — Петров — Харламов (1), Шалимов (1) — Шадрин — А. Якушев (1), Викулов — Мальцев (1) — Капустин. | ||
| 26.03.75. | Стокгольм. СССР — Швеция — 7:4 (2:3, 4:0, 1:1) | Приз газеты «Известия» |
| СССР: Криволапов; Васильев — Лутченко, Тюрин — Ляпкин, Цыганков — Федоров (1); Михайлов (1) — Петров (3) — Харламов, Шалимов (1) — Шадрин — А. Якушев (1), Лебедев — Анисин — Климов. | ||
| 28.03.75. | Гетеборг. СССР — Швеция — 3:3 (1:1, 1:2, 1:0) | Приз газеты «Известия» |
| СССР: Третьяк; Васильев — Лутченко, Тюрин — Ляпкин (1), Цыганков — Куликов, А. Филиппов — Федоров; Михайлов — Петров — Харламов, Шалимов — Шадрин — А. Якушев, Викулов — Мальцев (2) — Капустин, Лебедев — Анисин — Климов. | ||
| 03.04.75. | Мюнхен. СССР — США — 10:5 (5:2, 1:1, 4:2) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1975 |
| СССР: Третьяк; Васильев — Лутченко, Тюрин — Ляпкин, Цыганков — Федоров; Михайлов (2) — Петров — Харламов (1), Шалимов (1) — Шадрин (1) — А. Якушев (3), Викулов — Мальцев (1) — Капустин (1), Анисин. | ||
| 05.04.75. | Мюнхен. СССР — Финляндия — 8:4 (3:2, 1:1, 4:1) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1975 |
| СССР: Третьяк; Васильев — Лутченко, Ляпкин — А. Филиппов, Цыганков — Федоров; Михайлов — Петров (1) — Харламов (2), Шалимов (2) — Шадрин (1) — А. Якушев, Мальцев (1) — Анисин — Капустин (1). | ||
| 06.04.75. | Мюнхен. СССР — Польша — 13:2 (3:0, 7:0, 3:2) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1975 |
| СССР: Криволапов; Васильев — Лутченко, Цыганков — Ляпкин, Тюрин — Федоров; Михайлов (1) — Петров — Харламов (1), Шалимов (2) — Шадрин (3) — А. Якушев (2), Мальцев — Анисин (3) — Капустин (1), Лебедев, Викулов. | ||
| 08.04.75. | Мюнхен. СССР — ЧССР — 5:2 (0:1, 3:0, 2:1) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1975 |
| СССР: Третьяк; Васильев — Лутченко, Цыганков — Ляпкин, Тюрин — Федоров; Михайлов — Петров (1) — Харламов (1), Шалимов — Шадрин — А. Якушев (2), Мальцев — Анисин — Капустин (1). | ||
| 10.04.75. | Мюнхен. СССР — Швеция — 4:1 (2:0, 1:1, 1:0) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1975 |
| СССР: Третьяк; Васильев — Лутченко, Цыганков — Ляпкин, А. Филиппов — Федоров; Михайлов — Петров — Харламов (1), Шалимов — Шадрин — А. Якушев (1), Мальцев (1) — Анисин — Капустин (1), Викулов — Лебедев. | ||
| 12.04.75. | Дюссельдорф. СССР — США — 13:1 (1:0, 2:0, 10:1) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1975 |
| СССР: Третьяк; Васильев — Лутченко, Цыганков — Ляпкин (1), Тюрин (1) — Федоров; Михайлов — Петров (2) — Викулов (3), Шалимов — Шадрин (1) — А. Якушев (2), Мальцев (1) — Анисин — Капустин (2), Лебедев. | ||
| 14.04.75. | Дюссельдорф. СССР — Финляндия — 5:2 (2:1, 2:0, 1:1) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1975 |
| СССР: Третьяк; Васильев — Лутченко, Цыганков — Ляпкин, Тюрин — Федоров; Михайлов (3) — Петров — Харламов (1), Шалимов — Шадрин — А. Якушев (1), Мальцев — Анисин — Капустин. | ||
| 15.04.75. | Дюссельдорф. СССР — Польша — 15:1 (3:0, 7:1, 5:0) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1975 |
| СССР: Криволапов; Васильев (1) — Лутченко, А. Филиппов (2) — Цыганков, Тюрин (1) — Федоров; Викулов (2) — Петров — Харламов (2), Шалимов (2) — Шадрин (2) — Лебедев, Мальцев (1) — Анисин — Капустин (2). | ||
| 17.04.75. | Дюссельдорф. СССР — ЧССР — 4:1 (1:0, 1:1, 2:0) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1975 |
| СССР: Третьяк; Васильев — Лутченко (1), Цыганков — Ляпкин, Тюрин — Федоров; Михайлов — Петров (1) — Харламов, Шалимов (2) — Шадрин — А. Якушев, Мальцев — Анисин — Капустин. | ||
| 19.04.75. | Дюссельдорф. СССР — Швеция — 13:4 (4:0, 4:2, 5:2) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1975 |
| СССР: Третьяк (Криволапов, 30); Васильев (1) — Лутченко, Цыганков — Ляпкин, А. Филиппов — Федоров (1), Тюрин; Михайлов (1) — Петров (1) — Харламов (1), Лебедев — Шалимов (2) — Викулов (1), Мальцев (3) — Анисин (1) — Капустин (1). | ||
| 11.11.75. | Прага. СССР — ЧССР — 5:3 (2:1, 1:2, 2:0) | Товарищеский матч |
| СССР: Третьяк; Васильев — Лутченко, Коротков — Ляпкин, Цыганков — Кузнецов; Михайлов (1) — Петров — Мальцев (1), Шалимов — Шадрин (3) — А. Якушев, Викулов — Жлуктов — Б. Александров, А. Голиков, Балдерис. | ||
| 13.11.75. | Прага. СССР — ЧССР — 4:1 (1:0, 3:1, 0:0) | Товарищеский матч |
| СССР: Сидельников; Васильев — Лутченко, Коротков (1) — Ляпкин, Бабинов — Цыганков; Михайлов — Петров — Мальцев, Шалимов — Шадрин — А. Якушев (1), Балдерис — Жлуктов (1) — А. Голиков (1). | ||
| 17.12.75. | Москва. СССР — Финляндия — 6:2 (1:1, 0:0, 5:1) | Приз газеты «Известия» |
| СССР: Третьяк; Васильев (1) — Гусев, Коротков — Ляпкин (1), Цыганков — Лутченко, Бабинов — Кузнецов; Михайлов (1) — Петров — Харламов (2), Шалимов (1) — Шадрин — А. Якушев, Балдерис — Мальцев — Капустин, Лебедев — Жлуктов — А. Голиков. | ||
| 20.12.75. | Москва. СССР — Швеция — 5:3 (1:0, 1:0, 3:3) | Приз газеты «Известия» |
| СССР: Сидельников (Третьяк, 51); Васильев (1) — Гусев, Цыганков — Ляпкин, Бабинов — Лутченко; Михайлов — Петров — Харламов (1), Шалимов — Шадрин (2) — А. Якушев, Балдерис — Мальцев (1) — Капустин. | ||
| 21.12.75. | Москва. СССР — ЧССР — 3:2 (2:1, 1:0, 0:1) | Приз газеты «Известия» |
| СССР: Третьяк; Васильев — Гусев, Коротков — Ляпкин, Цыганков — Лутченко; Михайлов — Петров — Харламов (2), Шалимов — Шадрин — А. Якушев (1), Лебедев — Жлуктов — А. Голиков, Мальцев, Капустин. | ||
1976
| 20.01.76. | Турку. СССР — Финляндия — 9:4 (1:2, 2:2, 6:0) | Товарищеский матч |
| СССР: Третьяк; Васильев — Гусев, Тюрин — Ляпкин (1), Цыганков — Лутченко; Михайлов (1) — Петров (1) — Харламов (1), Шалимов (1) — Шадрин — А. Якушев (3), Мальцев — Жлуктов — Капустин (1), Анисин. | ||
| 22.01.76. | Хельсинки. СССР — Финляндия — 3:5 (1:2, 1:0, 1:3) | Товарищеский матч |
| СССР: Третьяк; Васильев — Гусев, Тюрин — Ляпкин, Бабинов — Лутченко; Михайлов — Петров (1) — Харламов (1), Шалимов — Шадрин — А. Якушев, Мальцев — Анисин — Капустин (1). | ||
| 03.02.76. | Инсбрук. СССР — Австрия — 16:3 (4:0, 8:2, 4:1) | Олимпийские игры 1976 |
| СССР: Сидельников; Васильев — Гусев, Цыганков — Ляпкин, Бабинов — Лутченко; Михайлов (1) — Петров (2) — Харламов, Шалимов (2) — Шадрин (4) — А. Якушев (1), Мальцев (2) — Жлуктов (1) — Капустин (3), Б. Александров. | ||
| 06.02.76. | Инсбрук. СССР — США — 6:2 (3:0, 1:1, 2:1) | Олимпийские игры 1976 |
| СССР: Третьяк; Васильев — Гусев, Цыганков — Ляпкин (1), Бабинов (1) — Лутченко; Михайлов — Петров — Харламов (1), Шалимов — Шадрин (1) — А. Якушев, Мальцев (1) — Жлуктов — Капустин (1). | ||
| 08.02.76. | Инсбрук. СССР — Польша — 16:1 (7:1, 6:0, 3:0) | Олимпийские игры 1976 |
| СССР: Сидельников; Васильев — Гусев (1), Цыганков (1) — Ляпкин, Бабинов — Лутченко; Б. Александров (2) — Петров (2) — Харламов (1), Шалимов (1) — Шадрин (3) — А. Якушев (1), Мальцев (1) — Жлуктов (1) — Капустин (2). | ||
| 10.02.76. | Инсбрук. СССР — ФРГ — 7:3 (5:2, 1:0, 1:1) | Олимпийские игры 1976 |
| СССР: Третьяк; Васильев (1) — Гусев, Цыганков — Ляпкин, Бабинов (1) — Лутченко; Михайлов (2) — Петров (1) — Харламов, Шалимов (1) — Шадрин — А. Якушев, Мальцев (1) — Жлуктов — Капустин. | ||
| 12.02.76. | Инсбрук. СССР — Финляндия — 7:2 (3:0, 1:0, 3:2) | Олимпийские игры 1976 |
| СССР: Третьяк; Васильев — Гусев, Цыганков — Ляпкин, Бабинов — Лутченко; Михайлов — Петров — Харламов, Шалимов (3) — Шадрин (1) — А. Якушев (1), Мальцев (2) — Жлуктов — Капустин, Б. Александров. | ||
| 14.02.76. | Инсбрук. СССР — ЧССР — 4:3 (0:2, 2:0, 2:1) | Олимпийские игры 1976 |
| СССР: Третьяк; Васильев — Гусев, Цыганков — Ляпкин, Бабинов — Лутченко; Михайлов — Петров (1) — Харламов (1), Шалимов — Шадрин (1) — А. Якушев (1), Мальцев — Жлуктов — Капустин. | ||
| 24.03.76. | Стокгольм. СССР — Швеция — 1:2 (0:1, 1:1, 0:0) | Товарищеский матч |
| СССР: Сидельников; Лутченко — Гусев, Тюрин — Ляпкин, Васильев — В. Филиппов; Бабинов; Михайлов — Петров — Харламов, Шалимов — А. Голиков — А. Якушев, Мальцев — Жлуктов — Капустин (1), Лебедев, В. Голиков. | ||
| 25.03.76. | Гетеборг. СССР — Швеция — 2:2 (0:0, 1:2, 1:0) | Товарищеский матч |
| СССР: Третьяк; Лутченко — Гусев, Васильев — Ляпкин, Бабинов — В. Филиппов; Михайлов — Петров — Капустин (1), Шалимов — Жлуктов (1) — А. Якушев, Лебедев — В. Голиков — А. Голиков. | ||
| 08.04.76. | Катовице. СССР — Польша — 4:6 (0:2, 2:3, 2:1) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1976 |
| СССР: Сидельников (Третьяк, 24); Васильев — Лутченко, Коротков — Ляпкин, Бабинов — Цыганков; Михайлов (1) — Мальцев — Харламов (2), Шалимов — Шадрин — А. Якушев (1), Капустин — В. Голиков — А. Голиков, Балдерис. | ||
| 09.04.76. | Катовице. СССР — ГДР — 4:0 (1:0, 1:0, 2:0) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1976 |
| СССР: Третьяк; Васильев — Лутченко, Коротков — Ляпкин, Бабинов — Цыганков; Михайлов (1) — Мальцев — Харламов (1), Шалимов — Шадрин — А. Якушев, Балдерис — Жлуктов (1) — Капустин (1), А. Голиков. | ||
| 11.04.76. | Катовице. СССР — Финляндия — 8:1 (1:0, 3:1, 4:0) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1976 |
| СССР: Третьяк; Васильев — Лутченко (1), Коротков (1) — Ляпкин (1), Бабинов — Цыганков; Михайлов — Мальцев (1) — Харламов, Шалимов (1) — Шадрин — А. Якушев, Балдерис (1) — Жлуктов (2) — Капустин, А. Голиков. | ||
| 13.04.76. | Катовице. СССР — Швеция — 6:1 (2:0, 2:0, 2:1) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1976 |
| СССР: Третьяк; Васильев — Лутченко, Коротков — Ляпкин, Бабинов — Цыганков; Михайлов (2) — Мальцев (2) — Харламов, Шалимов (1) — Шадрин — А. Якушев (1), Балдерис — Жлуктов — Капустин. | ||
| 15.04.76. | Катовице. СССР — ФРГ — 8:2 (3:1, 3:1, 2:0) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1976 |
| СССР: Третьяк; Васильев (2) — Лутченко, Коротков — Ляпкин (1), Бабинов — Цыганков, В. Филиппов; Михайлов — Мальцев — Харламов (1), Шалимов — Шадрин — А. Якушев (2), Балдерис — Жлуктов — Капустин (2), А. Голиков, В. Голиков. | ||
| 17.04.76. | Катовице. СССР — ЧССР — 2:3 (0:1, 1:0, 1:2) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1976 |
| СССР: Третьяк; Васильев (1) — Лутченко, Коротков — Ляпкин, Бабинов — Цыганков; Михайлов — В. Голиков — Харламов, Шалимов — Шадрин — А. Якушев, Балдерис (1) — Жлуктов — А. Голиков. | ||
| 19.04.76. | Катовице. СССР — США — 5:2 (2:0, 2:1, 1:1) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1976 |
| СССР: Третьяк; Васильев — В. Филиппов, Цыганков — Ляпкин (1), Бабинов — Лутченко; Михайлов (1) — В. Голиков — Харламов, Шалимов (1) — Коротков — А. Якушев, Балдерис (1) — Жлуктов (1) — А. Голиков. | ||
| 21.04.76. | Катовице. СССР — Швеция — 3:4 (0:1, 1:3, 2:0) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1976 |
| СССР: Третьяк; Васильев — Лутченко, Коротков — Ляпкин, Бабинов — Цыганков; Михайлов (1) — В. Голиков — Харламов, Шалимов — Шадрин (1) — А. Якушев (1), Балдерис — Жлуктов — А. Голиков. | ||
| 23.04.76. | Катовице. СССР — США — 7:1 (1:1, 3:0, 3:0) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1976 |
| СССР: Третьяк; Васильев (1) — Лутченко, Коротков — Ляпкин (1), Бабинов — Цыганков; Михайлов — Харламов — А. Голиков (2), Шалимов — Шадрин (1) — А. Якушев (1), Балдерис — Жлуктов — В. Голиков (1). | ||
| 25.04.76. | Катовице. СССР — ЧССР — 3:3 (3:1, 0:1, 0:1) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1976 |
| СССР: Третьяк; Васильев (1) — Цыганков, Коротков — Ляпкин, Бабинов — Лутченко; Михайлов (1) — Харламов — А. Голиков (1), Шалимов — Шадрин — А. Якушев, Балдерис — Жлуктов — В. Голиков. | ||
| 18.08.76. | Гетеборг. СССР — Швеция — 1:4 (0:1, 1:0, 0:3) | Товарищеский матч |
| СССР: Третьяк; Васильев — Федоров, Лутченко — Гусев, Бабинов — Крикунов; Шалимов — Мальцев — А. Голиков, Балдерис — Жлуктов — Б. Александров, Белоусов (1), Ковин, Скворцов, Репнев. | ||
| 20.08.76. | Гетеборг. СССР — Швеция — 4:2 (0:1, 2:1, 2:0) | Товарищеский матч |
| СССР: Третьяк; Васильев — Билялетдинов, Лутченко — Гусев, Куликов — Крикунов, Федоров, Бабинов; Шалимов (1) — Мальцев (1) — А. Голиков, Балдерис (1) — Жлуктов — Б. Александров, Белоусов — Ковин (1) — Скворцов, Лебедев. | ||
| 31.08.76. | Монреаль. СССР — США — 5:4 (1:1, 3:0, 1:3) | Товарищеский матч |
| СССР: Зингер; Гусев — Лутченко, Бабинов — Крикунов, Васильев — Билялетдинов, Кузнецов; Викулов (1) — Жлуктов — Б. Александров, Лебедев — Репнев (2) — Капустин, Ковин (1) — Белоусов — Скворцов, Шалимов — А. Голиков (1) — Балдерис. | ||
| 03.09.76. | Монреаль. СССР — ЧССР — 3:5 (0:2, 1:1, 2:2) | Кубок Канады |
| СССР: Третьяк; Васильев — Билялетдинов, Лутченко — Гусев, Бабинов — Крикунов; Балдерис (1) — Мальцев (1) — Шалимов, Викулов — Жлуктов — Б. Александров, Лебедев — Репнев — Капустин, Скворцов — Ковин (1) — Белоусов. | ||
| 05.09.76. | Монреаль. СССР — Швеция — 3:3 (0:2, 1:0, 2:1) | Кубок Канады |
| СССР: Третьяк; Бабинов — Крикунов, Васильев — Билялетдинов, Лутченко — Куликов, Гусев; Скворцов — Ковин — Белоусов; Мальцев — Репнев — Капустин (2), Балдерис (1) — Жлуктов — Б. Александров. | ||
| 07.09.76. | Монреаль. СССР — Финляндия — 11:3 (4:2, 4:1, 3:0) | Кубок Канады |
| СССР: Третьяк; Куликов — Гусев, Васильев — Билялетдинов, Бабинов — Крикунов; Балдерис — Жлуктов (4) — Б. Александров, Мальцев (2) — Репнев (1) — Капустин (1), Скворцов — Ковин (1) — Белоусов, Лебедев — Викулов (2) — А. Голиков. | ||
| 09.09.76. | Филадельфия. СССР — США — 5:0 (3:0, 1:0, 1:0) | Кубок Канады |
| СССР: Третьяк; Куликов — Гусев, Васильев — Билялетдинов, Бабинов — Крикунов; Викулов (1) — Жлуктов (1) — Б. Александров (2), Балдерис — Мальцев — Капустин, Скворцов — Ковин — Белоусов, Лебедев, Репнев (1), А. Голиков. | ||
| 11.09.76. | Торонто. СССР — Канада — 1:3 (1:2, 0:1, 0:0) | Кубок Канады |
| СССР: Третьяк; Васильев — Билялетдинов, Лутченко — Гусев, Бабинов — Крикунов; Мальцев — Репнев — Капустин, Викулов (1) — Жлуктов — Б. Александров, Скворцов — Ковин — Белоусов, Балдерис, Лебедев. | ||
| 12.11.76. | Прага. СССР — ЧССР — 3:5 (1:2, 1:3, 1:0) | Товарищеский матч |
| СССР: Третьяк; Лутченко — Гусев, Цыганков — Ляпкин, Васильев — Билялетдинов, Крикунов; Михайлов — Петров (1) — Анисин (1), Шалимов (1) — Шадрин — А. Якушев, Природин — Мальцев — А. Голиков, Капустин, Репнев. | ||
| 13.11.76. | Прага. СССР — ЧССР — 6:3 (2:0, 3:1, 1:2) | Товарищеский матч |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Ляпкин, Васильев — Лутченко, Бабинов — Крикунов; Михайлов (2) — Петров (1) — Анисин, Викулов — Жлуктов — Б. Александров, Балдерис (1) — Репнев (1) — Капустин (1). | ||
| 16.12.76. | Москва. СССР — Швеция — 4:2 (1:0, 3:0, 0:2) | Приз газеты «Известия» |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Ляпкин, Васильев — Лутченко, Первухин — Билялетдинов, Бабинов — Крикунов; Михайлов (1) — Петров — Харламов (3), Викулов — Жлуктов — Б. Александров, Природин — Мальцев — А. Голиков, Балдерис — Репнев — Капустин. | ||
| 17.12.76. | Москва. СССР — Финляндия — 9:3 (1:1, 5:1, 3:1) | Приз газеты «Известия» |
| СССР: Сидельников; Цыганков — Ляпкин, Первухин — Билялетдинов, Бабинов — Крикунов, Лутченко, Васильев; Михайлов (2) — Петров — Харламов, Природин (1) — Мальцев (1) — А. Голиков (1), Балдерис (1) — Репнев — Капустин (2), Викулов (1) — Жлуктов — Б. Александров. | ||
| 17.12.76. | Москва. СССР — ВХА («Виннипег Джетс») — 6:4 (1:1, 3:0, 2:3) | Приз газеты «Известия» |
| СССР: Третьяк, Цыганков — Ляпкин, Бабинов — Лутченко, Билялетдинов — Первухин, Михайлов (1) — Петров — Харламов, Викулов — Жлуктов (2) — Б. Александров (1), Балдерис (2) — Мальцев — А. Голиков, Репнев. | ||
| 21.12.76. | Москва. СССР — ЧССР — 3:2 (1:1, 0:1, 2:0) | Приз газеты «Известия» |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Ляпкин, Бабинов — Лутченко, Васильев — Первухин, Билялетдинов; Балдерис (1) — Петров (1) — Харламов, Викулов — Жлуктов (1) — Б. Александров, Природин — Мальцев — А. Голиков, Репнев. | ||
1977
| 04.04.77. | Хельсинки. СССР — Финляндия — 7:1 (3:0, 2:1, 2:0) | Товарищеский матч |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Гусев, Бабинов — Лутченко, Васильев — Первухин (1); Михайлов (3) — Петров — Харламов (1), Шалимов — Шадрин — А. Якушев, Балдерис (1) — Жлуктов — Капустин (1). | ||
| 06.04.77. | Турку. СССР — Финляндия — 4:0 (0:0, 3:0, 1:0) | Товарищеский матч |
| СССР: Сидельников; Цыганков — Гусев, Бабинов — Лутченко, Васильев — Первухин; Михайлов — Петров (1) — Харламов, Мальцев — Ковин (2) — А. Голиков, Балдерис — Жлуктов — Капустин (1). | ||
| 10.04.77. | Стокгольм. СССР — Швеция — 4:2 (3:0, 0:1, 1:1) | Товарищеский матч |
| СССР: Третьяк; Цыганков (1) — Гусев, Бабинов — Лутченко, Васильев — Первухин; Михайлов — Петров — Харламов, Мальцев (1) — Шадрин — А. Якушев (1), Балдерис (1) — Жлуктов — Капустин. | ||
| 21.04.77. | Вена. СССР — ФРГ — 10:0 (5:0, 3:0, 2:0) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1977 |
| СССР: Третьяк (Сидельников, 41); Цыганков — Гусев, Бабинов (1) — Лутченко (2), Васильев — Первухин; Михайлов (1) — Петров (1) — Харламов (2), Мальцев — Шадрин — А. Якушев, Балдерис (1) — Жлуктов (1) — Капустин (1), Шалимов, А. Голиков. | ||
| 22.04.77. | Вена. СССР — Финляндия — 11:6 (2:0, 6:2, 3:4) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1977 |
| СССР: Третьяк (Сидельников, 51).; Цыганков — Гусев, Бабинов — Лутченко, Васильев — Первухин, Фетисов (1); Михайлов (1) — Петров (2) — Харламов (3), Мальцев (1) — Шадрин — А. Якушев, Балдерис — Жлуктов (1) — Капустин (2), А. Голиков. | ||
| 24.04.77. | Вена. СССР — Канада — 11:1 (3:0, 5:1, 3:0) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1977 |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Гусев, Бабинов — Лутченко, Васильев (1) — Первухин; Михайлов (2) — Петров — Харламов (1), Мальцев — Шадрин — А. Якушев (4), Балдерис (2) — Жлуктов (1) — Капустин, Шалимов. | ||
| 25.04.77. | Вена. СССР — Румыния — 18:1 (4:0, 8:0, 6:1) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1977 |
| СССР: Сидельников; Цыганков — Фетисов (2), Бабинов (1) — Лутченко, Васильев — Первухин (1); Михайлов (3) — Петров (2) — Харламов (1), Шалимов (3) — Шадрин — А. Якушев, Балдерис (2) — Жлуктов (1) — Капустин (2). | ||
| 28.04.77. | Вена. СССР — ЧССР — 6:1 (1:1, 4:0, 1:0) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1977 |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Гусев, Бабинов (1) — Лутченко, Васильев — Первухин; Михайлов (1) — Петров — Харламов, Шалимов — Шадрин — А. Якушев (1), Балдерис — Жлуктов (1) — Капустин (2). | ||
| 30.04.77. | Вена. СССР — США — 8:2 (5:0, 3:2, 0:0) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1977 |
| СССР: Третьяк (Сидельников, 33); Цыганков — Гусев, Бабинов — Лутченко, Васильев — Первухин, Фетисов; Михайлов (3) — Петров (2) — Харламов, Шалимов (1) — Шадрин (1) — А. Якушев, Балдерис — Жлуктов — Капустин (1), Мальцев, А. Голиков. | ||
| 02.05.77. | Вена. СССР — Швеция — 1:5 (0:1, 0:2, 1:2) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1977 |
| СССР: Третьяк; Цыганков (1) — Гусев, Бабинов — Лутченко, Васильев — Первухин; Михайлов — Петров — Харламов, Шалимов — Шадрин — А. Якушев, Мальцев — Жлуктов — Капустин, А. Голиков. | ||
| 04.05.77. | Вена. СССР — ЧССР — 3:4 (0:3, 3:1, 0:0) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1977 |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Гусев, Бабинов — Лутченко, Васильев — Первухин; Михайлов (1) — Петров — Харламов (1), Мальцев — Шадрин — А. Якушев, Балдерис (1) — Жлуктов — Капустин. | ||
| 06.05.77. | Вена. СССР — Канада — 8:1 (1:1, 4:0, 3:0) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1977 |
| СССР: Третьяк; Цыганков (1) — Фетисов, Бабинов — Лутченко, Васильев — Первухин; Михайлов — Петров — Харламов (1), Мальцев — Шадрин (1) — А. Якушев (2), Балдерис (2) — Жлуктов — Капустин (1). | ||
| 08.05.77. | Вена. СССР — Швеция — 1:3 (1:1, 0:2, 0:0) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1977 |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Фетисов, Бабинов — Лутченко, Васильев — Первухин; Михайлов — Петров — Харламов, Мальцев — Шадрин (1) — А. Якушев, Балдерис — Жлуктов — Капустин, Шалимов. | ||
| 18.09.77. | Прага. СССР — ЧССР — 4:1 (1:0, 2:1, 1:0) | Приз газеты «Руде Право» |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Фетисов, Билялетдинов — Гусев, Бабинов — Лутченко, Васильев — Первухин; Михайлов (2) — Петров (1) — Харламов, Шалимов — Шадрин — А. Якушев, Балдерис (1) — Жлуктов — Капустин, Мальцев — В. Голиков — Волчков. | ||
| 21.09.77. | Прага. СССР — ЧССР — 4:5 (2:1, 1:2, 1:2) | Приз газеты «Руде Право» |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Фетисов, Билялетдинов — Гусев, Бабинов — Лутченко, Васильев — Первухин; Михайлов — Петров (2) — Харламов, Шалимов — Шадрин — А. Якушев (1), Балдерис — Жлуктов — Капустин, Мальцев — В. Голиков (1) — Волчков. | ||
| 16.12.77. | Москва. СССР — ВХА («Квебек Нордикс») — 5:3 (2:0, 2:2, 1:1) | Приз газеты «Известия» |
| СССР: Третьяк; Цыганков (1) — Ю. Федоров, Бабинов — Лутченко (1), Васильев — Первухин; Михайлов — Петров — Харламов, Мальцев — Ковин — Лебедев, Балдерис — Анисин (3) — Капустин, Викулов — Лобанов — Б. Александров. | ||
| 18.12.77. | Москва. СССР — ЧССР — 3:8 (0:2, 0:3, 3:3) | Приз газеты «Известия» |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Федоров, Бабинов — Лутченко, Васильев — Первухин; Михайлов (2) — Петров — Харламов (1), Балдерис — Анисин — Капустин, Шалимов — Ковин — Лебедев, Викулов — Лобанов — Б. Александров, Мальцев. | ||
| 20.12.77. | Москва. СССР — Финляндия — 7:3 (3:0, 2:0, 2:3) | Приз газеты «Известия» |
| СССР: Третьяк; Цыганков (1) — Федоров (2), Бабинов — Лутченко, Васильев — Первухин (1), Хатулев; Михайлов — Петров (1) — Харламов (1), Балдерис — Анисин (1) — Капустин, Шалимов — Мальцев — Лебедев, Викулов — Лобанов — Б. Александров. | ||
| 21.12.77. | Москва. СССР — Швеция — 9:2 (2:1, 4:0, 3:1) | Приз газеты «Известия» |
| СССР: Третьяк (Сидельников, 44); Цыганков — Федоров, Бабинов (1) — Лутченко, Васильев (1) — Первухин, Хатулев; Михайлов — Петров — Харламов (2), Балдерис (2) — Анисин — Капустин (1), Лебедев — Мальцев (1) — Б. Александров, Шалимов (1) — Лобанов — Ковин. | ||
| 29.12.77. | Токио. СССР — ВХА («Виннипег Джетс») — 7:5 (2:2, 4:3, 1:0) | Товарищеский матч |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Гусев, Бабинов — Ю. Федоров, Васильев — Первухин; Михайлов (1) — Петров (1) — Харламов (2), Балдерис — Анисин (1) — Капустин, Мальцев — В. Голиков (1) — А. Голиков (1), Лебедев. | ||
| 30.12.77. | Токио. СССР — ВХА («Квебек Нордикс») — 4:2 (2:0, 2:2, 1:1) | Товарищеский матч |
| СССР: Сидельников; Цыганков (1) — Лутченко, Бабинов — Ю. Федоров, Васильев — Первухин (1), Хатулев; Балдерис — Анисин — Капустин, Мальцев — В. Голиков — А. Голиков, Викулов — Лобанов (2) — Б. Александров, Лебедев. | ||
1978
| 01.12.78. | Токио. СССР — ВХА («Квебек Нордикс») — 5:1 (0:1, 4:0, 1:0) | Товарищеский матч |
| СССР: Сидельников; Цыганков (1) — Лутченко, Бабинов — Ю. Федоров, Васильев — Первухин, Хатулев; Михайлов — Петров (1) — Харламов (2), Мальцев — В. Голиков — А. Голиков, Викулов — Лобанов — Б. Александров, Лебедев (1). | ||
| 09.04.78. | Хельсинки. СССР — Финляндия — 9:0 (3:0, 3:0, 3:0) | Товарищеский матч |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Фетисов, Лутченко — Федоров, Васильев — Первухин, Билялетдинов — Н. Макаров; Михайлов (1) — Петров — Харламов, Балдерис — Жлуктов (1) — Капустин (1), Мальцев — В. Голиков (1) — А. Голиков (2), Лебедев (1) — Шадрин — Емельяненко (1), С. Макаров (1) | ||
| 11.04.78. | Тампере. СССР — Финляндия — 4:2 (1:1, 1:1, 2:0) | Товарищеский матч |
| СССР: Пашков; Лутченко — Федоров, Васильев — Первухин, Билялетдинов — Н. Макаров; Балдерис — Жлуктов — Капустин (1), Мальцев (1) — В. Голиков (1) — А. Голиков, Лебедев — Шадрин — Емельяненко, С. Макаров (1). | ||
| 13.04.78. | Гетеборг. СССР — Швеция — 10:0 (4:0, 3:0, 3:0) | Товарищеский матч |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Фетисов (1), Лутченко — Федоров, Билялетдинов (1) — Н. Макаров (1); Михайлов (2) — Петров (1) — Харламов, Балдерис (1) — Жлуктов — Капустин (2), Лебедев (1) — Шадрин — Емельяненко, С. Макаров. | ||
| 14.04.78. | Стокгольм. СССР — Швеция — 7:1 (2:0, 3:1, 2:0) | Товарищеский матч |
| СССР: Пашков; Цыганков — Фетисов, Васильев (1) — Первухин, Билялетдинов — Н. Макаров; Михайлов — Петров (1) — Харламов; Мальцев (1) — В. Голиков — А. Голиков (1), Лебедев (1) — Шадрин — Емельяненко (1), С. Макаров (1). | ||
| 26.04.78. | Прага. СССР — США — 9:5 (3:2, 1:2, 5:1) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1978 |
| СССР: Третьяк; Билялетдинов — Фетисов, Лутченко — Федоров, Васильев — Первухин; Михайлов (3) — Петров — Харламов, Балдерис (2) — Жлуктов — Капустин, Мальцев (1) — В. Голиков (1) — А. Голиков (2),С. Макаров, Лебедев. | ||
| 27.04.78. | Прага. СССР — ФРГ — 7:4 (4:2, 0:0, 3:2) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1978 |
| СССР: Третьяк; Билялетдинов — Фетисов (1), Лутченко — Федоров, Васильев — Первухин; Михайлов (1) — Петров — Харламов (1), Балдерис — Жлуктов (1) — Капустин, Мальцев (1) — В. Голиков — А. Голиков (1), С. Макаров (1), Лебедев. | ||
| 30.04.78. | Прага. СССР — Финляндия — 6:3 (0:2, 3:0, 3:1) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1978 |
| СССР: Пашков; Билялетдинов — Фетисов (1), Лутченко — Федоров, Васильев — Первухин; Михайлов (2) — Петров — Харламов (1), Балдерис — Жлуктов (1) — Капустин, Мальцев — В. Голиков — А. Голиков, Лебедев, С. Макаров (1). | ||
| 01.05.78. | Прага. СССР — ГДР — 10:2 (2:1, 0:1, 8:0) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1978 |
| СССР: Пашков; Билялетдинов — Фетисов, Лутченко — Федоров, Васильев (2) — Первухин; Михайлов — Петров (1) — Лебедев, Балдерис — Жлуктов — Капустин (3), Мальцев (2) — В. Голиков (1) — С. Макаров (1), Харламов. | ||
| 04.05.78. | Прага. СССР — Швеция — 6:1 (2:0, 1:0, 3:1) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1978 |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Фетисов, Билялетдинов — Лутченко, Васильев — Первухин, Федоров; Михайлов (1) — Петров — Харламов (1), Балдерис (1) — Жлуктов — Капустин (1), Мальцев — В. Голиков (2) — А. Голиков, С. Макаров, Лебедев. | ||
| 06.05.78. | Прага. СССР — ЧССР — 4:6 (2:1, 1:3, 1:2) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1978 |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Фетисов, Билялетдинов — Лутченко (1), Васильев — Первухин (1); Михайлов — Мальцев — Харламов, Балдерис (2) — Жлуктов — Капустин, Лебедев — В. Голиков — С. Макаров. | ||
| 08.05.78. | Прага. СССР — Канада — 4:2 (1:0, 0:0, 3:2) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1978 |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Фетисов (1), Билялетдинов — Лутченко, Васильев — Первухин; Михайлов (1) — Мальцев — Харламов (1), Балдерис — Жлуктов — Капустин (1), С. Макаров — В. Голиков — А. Голиков, Лебедев. | ||
| 10.05.78. | Прага. СССР — Канада — 5:1 (0:0, 3:0, 2:1) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1978 |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Фетисов (1), Билялетдинов — Лутченко, Васильев — Первухин, Федоров; Михайлов — Петров — Харламов, Балдерис — Жлуктов (1) — Капустин (1), Мальцев (1) — В. Голиков (1) — А. Голиков, С. Макаров, Лебедев. | ||
| 12.05.78. | Прага. СССР — Швеция — 7:1 (2:0, 5:1, 0:0) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1978 |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Фетисов, Билялетдинов — Лутченко, Васильев (1) — Первухин; Михайлов (1) — Петров (1) — Харламов, Балдерис (3) — Мальцев — Капустин, С. Макаров — В. Голиков (1) — А. Голиков. | ||
| 14.05.78. | Прага. СССР — ЧССР — 3:1 (1:0, 1:0, 1:1) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1978 |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Фетисов, Билялетдинов — Лутченко, Васильев — Первухин; Михайлов — Петров (1) — Харламов, Балдерис (1) — Жлуктов — Капустин, Мальцев — В. Голиков (1) — А. Голиков, С. Макаров, Лебедев. | ||
| 19.09.78. | Братислава. СССР — ЧССР — 8:2 (2:1, 3:1, 3:0) | Приз газеты «Руде Право» |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Стариков, Билялетдинов — Фетисов, Васильев — Первухин; Михайлов — Петров (1) — Харламов (1), Балдерис (2) — Жлуктов — Капустин (2), С. Макаров — Шостак (1) — Лаврентьев (1). | ||
| 21.09.78. | Пардубице. СССР — ЧССР — 5:4 (2:1, 2:0, 1:3) | Приз газеты «Руде Право» |
| СССР: Мышкин; Билялетдинов — Фетисов (1), Васильев — Первухин, Лутченко — Стариков; Балдерис — Жлуктов (1) — Капустин (2), Лебедев — Мальцев (1) — А. Голиков, С. Макаров — Шостак — Лаврентьев. | ||
| 23.09.78. | Прага. СССР — ЧССР — 5:4 (0:2, 2:0, 3:2) | Приз газеты «Руде Право» |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Стариков, Билялетдинов — Фетисов (1), Васильев — Первухин; Михайлов — Петров (2) — Харламов, Балдерис — Жлуктов — Капустин, Лебедев — Мальцев (2) — А. Голиков, Макаров. | ||
| 16.12.78. | Москва: СССР — Швеция — 6:0 (2:0, 3:0, 1:0) | Приз газеты «Известия» |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Стариков, Бабинов — Фетисов, Билялетдинов — Первухин, Васильев — Хатулев; Михайлов — Петров — Харламов (1), Балдерис — Жлуктов (3) — Капустин (1), Природин — В. Голиков — А. Голиков, Фроликов — Шостак (1) — С. Макаров. | ||
| 17.12.78. | Москва. СССР — Финляндия — 4:1 (2:1, 1:0, 1:0) | Приз газеты «Известия» |
| СССР: Дорощенко; Цыганков — Стариков, Бабинов — Фетисов, Билялетдинов — Первухин, Васильев — Хатулев; Михайлов (1) — Петров — Харламов, Балдерис (1) — Жлуктов — Капустин, Природин — В. Голиков — А. Голиков (2), Фроликов — Шостак — С. Макаров. | ||
| 19.12.78. | Москва. СССР — НХЛ («Будущие звезды») — 9:3 (4:1, 3:1, 2:1) | Приз газеты «Известия» |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Стариков, Бабинов — Фетисов, Билялетдинов — Первухин, Васильев — Хатулев; Михайлов (2) — Петров (1) — Харламов, Балдерис (2) — Жлуктов (1) — Капустин (1), Природин — В. Голиков — А. Голиков, Фроликов (1) — Шостак — С. Макаров (1). | ||
| 22.12.78. | Москва. СССР — ЧССР — 3:3 (0:1, 0:1, 3:1) | Приз газеты «Известия» |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Стариков, Бабинов — Фетисов, Билялетдинов — Первухин, Васильев (1) — Хатулев; Михайлов (1) — Петров — Харламов, Балдерис — Жлуктов — Капустин, Природин — В. Голиков — А. Голиков, Фроликов — Шостак — С. Макаров (1). | ||
| 29.12.78. | Гаага. СССР — Голландия — 13:3 (3:3, 2:0, 8:0) | Товарищеский матч |
| СССР: Третьяк (Дорощенко, 51); Лутченко — Цыганков, Васильев — Бабинов, Билялетдинов (1) — Первухин, С. Макаров — Петров (2) — Харламов (1), Балдерис (1) — Жлуктов — Капустин (1), Природин (2) — В. Голиков (3) — А. Голиков (2). | ||
| 30.12.78. | Гронинген. СССР — Голландия — 10:5 (4:0, 4:2, 2:3) | Товарищеский матч |
| СССР: Дорощенко; Васильев — Первухин, Бабинов — Цыганков, Билялетдинов; Михайлов (1) — Петров — С. Макаров (3), Балдерис (1) — Жлуктов (2) — Капустин, Природин (1) — В. Голиков (1) — А. Голиков (1). | ||
1979
| 04.01.79. | Ассен. СССР — Голландия — 18:1 (8:0, 2:0, 8:1) | Товарищеский матч |
| СССР: Третьяк; Васильев — Бабинов, Билялетдинов — Первухин, Лутченко (1); Михайлов (2) — Петров — Харламов (1), Балдерис (2) — Жлуктов (1) — Капустин (3), Природин (4) — В. Голиков (1) — А. Голиков (1), С. Макаров (2). | ||
| 08.02.79. | Нью-Йорк. СССР — НХЛ — 2:4 (1:3, 0:1, 1:0) | Кубок Вызова |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Стариков, Васильев — Федоров, Билялетдинов — Первухин; Михайлов (1) — Петров — Харламов, Балдерис — Жлуктов — Капустин, С. Макаров — В. Голиков (1) — А. Голиков, Скворцов — Ковин — Варнаков. | ||
| 10.02.79. | Нью-Йорк. СССР — НХЛ — 5:4 (1:2, 3:2, 1:0) | Кубок Вызова |
| СССР: Третьяк; Васильев — Стариков, Бабинов — Федоров, Билялетдинов — Первухин; Михайлов (1) — Петров — Тюменев, Балдерис — Жлуктов — Капустин (2), С. Макаров — А. Голиков — В. Голиков (1), Скворцов — Ковин — Варнаков (1). | ||
| 11.02.79. | Нью-Йорк. СССР — НХЛ — 6:0 (0:0, 2:0, 4:0) | Кубок Вызова |
| СССР: Мышкин; Васильев — Стариков, Бабинов — Федоров, Билялетдинов — Первухин; Михайлов (1) — Петров — А. Голиков (1), Балдерис (1) — Жлуктов (1) — Капустин, С. Макаров (1) — И. Гимаев — Тюменев, Скворцов — Ковин (1) — Варнаков. | ||
| 28.03.79. | Хельсинки. СССР — Финляндия — 8:1 (4:0, 1:0, 3:1) | Товарищеский матч |
| СССР: Третьяк; Стариков — Крикунов, Васильев — Бабинов, Билялетдинов — Первухин, И. Гимаев — Федоров; Михайлов — Петров — Харламов (1), Балдерис (1) — Жлуктов — Капустин, С. Макаров (1) — В. Голиков (1) — А. Голиков (1), Скворцов (2) — Ковин (1) — Варнаков, А. Якушев. | ||
| 29.03.79. | Пори. СССР — Финляндия — 4:2 (2:2, 0:0, 2:0) | Товарищеский матч |
| СССР: Мышкин; Стариков — Касатонов, Васильев — Бабинов, Билялетдинов — Первухин, И. Гимаев — Федоров; Михайлов — Петров — Харламов (1), Балдерис — Жлуктов — Капустин, С. Макаров (1) — В. Голиков (1) — А. Голиков (1), Варнаков — Ковин — А. Якушев. | ||
| 01.04.79. | Стокгольм. СССР — Швеция — 7:5 (1:1, 3:3, 3:1) | Товарищеский матч |
| СССР: Третьяк (Мышкин, 30); Стариков — Крикунов, Васильев — Касатонов, Билялетдинов — Первухин, И. Гимаев (1) — Федоров; Михайлов (2) — Петров (1) — Харламов, Балдерис — Жлуктов — Капустин, С. Макаров (1) — В. Голиков — А. Голиков (1), Скворцов — Ковин — Варнаков (1). | ||
| 02.04.79. | Стокгольм. СССР — Швеция — 8:0 (0:0, 3:0, 5:0) | Товарищеский матч |
| СССР: Третьяк; Стариков — Крикунов, Васильев (1) — И. Гимаев, Билялетдинов — Первухин, Федоров — Бабинов; Михайлов (2) — Петров — Харламов, Капустин (1) — Жлуктов (1) — А. Якушев (2), С. Макаров — В. Голиков — А. Голиков, Скворцов — Ковин — Варнаков (1). | ||
| 14.04.79. | Москва. СССР — Польша — 7:0 (2:0, 1:0, 4:0) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1979 |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Лутченко, Васильев — Бабинов (1), Билялетдинов — Первухин; Михайлов — Петров (1) — Харламов (1), Балдерис — Жлуктов — Капустин (1), С. Макаров — В. Голиков — А. Голиков (1), Скворцов (2) — Лебедев — А. Якушев. | ||
| 15.04.79. | Москва. СССР — ФРГ — 3:2 (2:0, 1:2, 0:0) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1979 |
| СССР: Мышкин; Цыганков — Лутченко, Васильев — Стариков, Билялетдинов — И. Гимаев; Михайлов — Петров (1) — Харламов (1), Балдерис — Жлуктов (1) — Капустин, С. Макаров — В. Голиков — А. Голиков, Скворцов — Лебедев — А. Якушев. | ||
| 17.04.79. | Москва. СССР — Швеция — 9:3 (3:0, 3:1, 3:2) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1979 |
| СССР: Третьяк; Цыганков (1) — Лутченко, Васильев(1) — Бабинов, Билялетдинов (1) — Первухин; Михайлов (1) — Петров — Харламов (1), Балдерис (2) — Жлуктов — Капустин, С. Макаров — В. Голиков (1) — А. Голиков, Скворцов — И. Гимаев — А. Якушев (1). | ||
| 19.04.79. | Москва. СССР — Канада — 5:2 (2:0, 1:1, 2:1) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1979 |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Лутченко, Васильев — Бабинов, Билялетдинов (1) — Первухин; Михайлов — Петров (2) — Харламов, Балдерис — Жлуктов — Капустин, С. Макаров (1) — В. Голиков — А. Голиков, И. Гимаев — Лебедев — А. Якушев (1). | ||
| 21.04.79. | Москва. СССР — ЧССР — 11:1 (4:0, 5:1, 2:0) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1979 |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Лутченко, Васильев — Бабинов (1), Билялетдинов (1) — Первухин; Михайлов — Петров (1) — Харламов, Балдерис (1) — Жлуктов (1) — Капустин (1), С. Макаров (3) — В. Голиков — А. Голиков (1), Скворцов — Лебедев (1) — А. Якушев. | ||
| 23.04.79. | Москва. СССР — Швеция — 11:3 (3:0, 5:2, 3:1) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1979 |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Лутченко, Васильев — Бабинов, Билялетдинов — Первухин; Михайлов (1) — Петров — Харламов (1), Балдерис (1) — Жлуктов (1) — Капустин (2), С. Макаров (1) — В. Голиков — А. Голиков (1), Скворцов — Лебедев (1) — А. Якушев (2). | ||
| 25.04.79. | Москва. СССР — Канада — 9:2 (4:0, 3:2, 2:0) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1979 |
| СССР: Третьяк; Цыганков — Лутченко, Васильев — Бабинов, Билялетдинов — Первухин; Михайлов (2) — Петров (1) — Харламов (1), Балдерис — Жлуктов (1) — Капустин (1), С. Макаров (2) — В. Голиков — А. Голиков (1), Скворцов — Лебедев — А. Якушев. | ||
| 27.04.79. | Москва. СССР — ЧССР — 6:1 (2:1, 2:0, 2:0) | Чемпионат мира по хоккею с шайбой 1979 |
| СССР: Третьяк (Мышкин, 48); И. Гимаев — Лутченко, Васильев — Бабинов, Билялетдинов — Первухин; Михайлов — Петров (1) — Харламов (2), Балдерис — Жлуктов — Капустин (1), С. Макаров (1) — В. Голиков — А. Голиков (1), Скворцов — Лебедев — А. Якушев. | ||
| 08.09.79. | Москва. СССР — Канада — 5:3 (1:1, 3:1, 1:1) | Приз газеты «Руде Право» |
| СССР: Третьяк; Касатонов — Лутченко, Бабинов — Фетисов, Билялетдинов — Первухин (1), Васильев — Стариков; Михайлов — Петров — Харламов (1), Балдерис — Жлуктов — Капустин (1), С. Макаров (1) — В. Голиков — А. Голиков (1), Мальцев — Шостак — А. Якушев. | ||
| 09.09.79. | Прага. СССР — Финляндия — 4:1 (1:0, 1:1, 2:0) | Приз газеты «Руде Право» |
| СССР: Мышкин; Касатонов — Лутченко, Бабинов (1) — Фетисов, Билялетдинов (1) — Первухин, Васильев — Стариков; Михайлов — Петров — Харламов, Балдерис (1) — Жлуктов — Капустин, С. Макаров — В. Голиков (1) — А. Голиков, Мальцев — Шостак — А. Якушев. | ||
| 11.09.79. | Прага. СССР — Швеция — 8:2 (1:1, 4:0, 3:1) | Приз газеты «Руде Право» |
| СССР: Третьяк; Касатонов — Лутченко, Бабинов — Фетисов, Билялетдинов — Первухин (2), Васильев — Стариков; Михайлов — Петров (1) — Харламов (1), Балдерис — Жлуктов (1) — Капустин (1), С. Макаров — В. Голиков (1) — А. Голиков, Мальцев — Шостак — А. Якушев (1). | ||
| 13.09.79. | Прага. СССР — ЧССР — 6:4 (1:0, 2:4, 3:0) | Приз газеты «Руде Право» |
| СССР: Третьяк; Касатонов — Лутченко (1), Бабинов — Фетисов, Билялетдинов — Первухин, Васильев — Стариков; Михайлов — Петров (1) — Харламов, Балдерис — Жлуктов (1) — Капустин, С. Макаров (1) — В. Голиков — А. Голиков (1), Мальцев — Шостак — А. Якушев (1). | ||
| 16.12.79. | Москва. СССР — Швеция — 5:1 (0:1, 3:0, 2:0) | Приз газеты «Известия» |
| СССР: Третьяк; Бабинов — Фетисов, Васильев — Стариков, Билялетдинов — Первухин, Касатонов — Лутченко; Михайлов (1) — Петров — Харламов, С. Макаров — Жлуктов (1) — Балдерис (1), Мальцев (1) — В. Голиков — А. Голиков (1), Лебедев — Лаврентьев — Капустин. | ||
| 18.12.79. | Москва. СССР — Финляндия — 6:3 (1:1, 1:1, 4:1) | Приз газеты «Известия» |
| СССР: Мышкин; Бабинов (1) — Фетисов (1), Васильев — Стариков, Билялетдинов — Первухин, Касатонов — Лутченко; Михайлов — Петров — Харламов (1), С. Макаров (2) — Жлуктов — Балдерис (1), Мальцев — В. Голиков — А. Голиков, Лебедев — Лаврентьев — Капустин. | ||
| 19.12.79. | Москва. СССР — Канада — 5:2 (1:0, 2:1, 2:1) | Приз газеты «Известия» |
| СССР: Мышкин; Бабинов — Фетисов, Васильев (1) — Стариков, Билялетдинов — Первухин, Касатонов — Лутченко; Михайлов (1) — Петров (1) — Харламов, С. Макаров — Жлуктов (1) — Балдерис, Мальцев — В. Голиков — А. Голиков (1), Лебедев — Лаврентьев — Капустин. | ||
| 21.12.79. | Москва. СССР — ЧССР — 3:2 (2:2, 1:0, 0:0) | Приз газеты «Известия» |
| СССР: Третьяк; Васильев — Стариков, Билялетдинов — Первухин, Касатонов — Лутченко, Фетисов; Михайлов — Петров — Харламов (1), С. Макаров — Жлуктов — Балдерис (1), Мальцев — В. Голиков — А. Голиков (1), Лебедев — Лаврентьев — Капустин. | ||
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Напишите отзыв о статье "Матчи сборной СССР по хоккею с шайбой (1975—1979)"
Отрывок, характеризующий Матчи сборной СССР по хоккею с шайбой (1975—1979)
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.
Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.
Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.
Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.
Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его.
К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.
Летом еще в 1809 году, Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухий успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага каменьщического дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивая в нем, и всем показалось, что он что то скрывает и готовит.
Назначено было торжественное заседание ложи 2 го градуса, в которой Пьер обещал сообщить то, что он имеет передать петербургским братьям от высших руководителей ордена. Заседание было полно. После обыкновенных обрядов Пьер встал и начал свою речь.
– Любезные братья, – начал он, краснея и запинаясь и держа в руке написанную речь. – Недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства – нужно действовать… действовать. Мы находимся в усыплении, а нам нужно действовать. – Пьер взял свою тетрадь и начал читать.
«Для распространения чистой истины и доставления торжества добродетели, читал он, должны мы очистить людей от предрассудков, распространить правила, сообразные с духом времени, принять на себя воспитание юношества, соединиться неразрывными узами с умнейшими людьми, смело и вместе благоразумно преодолевать суеверие, неверие и глупость, образовать из преданных нам людей, связанных между собою единством цели и имеющих власть и силу.
«Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много – нынешние политические учреждения. Что же делать при таковом положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, всё ниспровергнуть, изгнать силу силой?… Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания, потому что ни мало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому что мудрость не имеет нужды в насилии.
«Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха людей достойных, присоединяя их к нашему братству. Тогда только орден наш будет иметь власть – нечувствительно вязать руки покровителям беспорядка и управлять ими так, чтоб они того не примечали. Одним словом, надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом, не разрушая гражданских уз, и при коем все прочие правления могли бы продолжаться обыкновенным своим порядком и делать всё, кроме того только, что препятствует великой цели нашего ордена, то есть доставлению добродетели торжества над пороком. Сию цель предполагало само христианство. Оно учило людей быть мудрыми и добрыми, и для собственной своей выгоды следовать примеру и наставлениям лучших и мудрейших человеков.
«Тогда, когда всё погружено было во мраке, достаточно было, конечно, одного проповедания: новость истины придавала ей особенную силу, но ныне потребны для нас гораздо сильнейшие средства. Теперь нужно, чтобы человек, управляемый своими чувствами, находил в добродетели чувственные прелести. Нельзя искоренить страстей; должно только стараться направить их к благородной цели, и потому надобно, чтобы каждый мог удовлетворять своим страстям в пределах добродетели, и чтобы наш орден доставлял к тому средства.
«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся – тогда всё будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко благу человечества».
Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.
По окончании заседания великий мастер с недоброжелательством и иронией сделал Безухому замечание о его горячности и о том, что не одна любовь к добродетели, но и увлечение борьбы руководило им в споре. Пьер не отвечал ему и коротко спросил, будет ли принято его предложение. Ему сказали, что нет, и Пьер, не дожидаясь обычных формальностей, вышел из ложи и уехал домой.
На Пьера опять нашла та тоска, которой он так боялся. Он три дня после произнесения своей речи в ложе лежал дома на диване, никого не принимая и никуда не выезжая.
В это время он получил письмо от жены, которая умоляла его о свидании, писала о своей грусти по нем и о желании посвятить ему всю свою жизнь.
В конце письма она извещала его, что на днях приедет в Петербург из за границы.
Вслед за письмом в уединение Пьера ворвался один из менее других уважаемых им братьев масонов и, наведя разговор на супружеские отношения Пьера, в виде братского совета, высказал ему мысль о том, что строгость его к жене несправедлива, и что Пьер отступает от первых правил масона, не прощая кающуюся.
В это же самое время теща его, жена князя Василья, присылала за ним, умоляя его хоть на несколько минут посетить ее для переговоров о весьма важном деле. Пьер видел, что был заговор против него, что его хотели соединить с женою, и это было даже не неприятно ему в том состоянии, в котором он находился. Ему было всё равно: Пьер ничто в жизни не считал делом большой важности, и под влиянием тоски, которая теперь овладела им, он не дорожил ни своею свободою, ни своим упорством в наказании жены.
«Никто не прав, никто не виноват, стало быть и она не виновата», думал он. – Ежели Пьер не изъявил тотчас же согласия на соединение с женою, то только потому, что в состоянии тоски, в котором он находился, он не был в силах ничего предпринять. Ежели бы жена приехала к нему, он бы теперь не прогнал ее. Разве не всё равно было в сравнении с тем, что занимало Пьера, жить или не жить с женою?
Не отвечая ничего ни жене, ни теще, Пьер раз поздним вечером собрался в дорогу и уехал в Москву, чтобы повидаться с Иосифом Алексеевичем. Вот что писал Пьер в дневнике своем.
«Москва, 17 го ноября.
Сейчас только приехал от благодетеля, и спешу записать всё, что я испытал при этом. Иосиф Алексеевич живет бедно и страдает третий год мучительною болезнью пузыря. Никто никогда не слыхал от него стона, или слова ропота. С утра и до поздней ночи, за исключением часов, в которые он кушает самую простую пищу, он работает над наукой. Он принял меня милостиво и посадил на кровати, на которой он лежал; я сделал ему знак рыцарей Востока и Иерусалима, он ответил мне тем же, и с кроткой улыбкой спросил меня о том, что я узнал и приобрел в прусских и шотландских ложах. Я рассказал ему всё, как умел, передав те основания, которые я предлагал в нашей петербургской ложе и сообщил о дурном приеме, сделанном мне, и о разрыве, происшедшем между мною и братьями. Иосиф Алексеевич, изрядно помолчав и подумав, на всё это изложил мне свой взгляд, который мгновенно осветил мне всё прошедшее и весь будущий путь, предлежащий мне. Он удивил меня, спросив о том, помню ли я, в чем состоит троякая цель ордена: 1) в хранении и познании таинства; 2) в очищении и исправлении себя для воспринятия оного и 3) в исправлении рода человеческого чрез стремление к таковому очищению. Какая есть главнейшая и первая цель из этих трех? Конечно собственное исправление и очищение. Только к этой цели мы можем всегда стремиться независимо от всех обстоятельств. Но вместе с тем эта то цель и требует от нас наиболее трудов, и потому, заблуждаясь гордостью, мы, упуская эту цель, беремся либо за таинство, которое недостойны воспринять по нечистоте своей, либо беремся за исправление рода человеческого, когда сами из себя являем пример мерзости и разврата. Иллюминатство не есть чистое учение именно потому, что оно увлеклось общественной деятельностью и преисполнено гордости. На этом основании Иосиф Алексеевич осудил мою речь и всю мою деятельность. Я согласился с ним в глубине души своей. По случаю разговора нашего о моих семейных делах, он сказал мне: – Главная обязанность истинного масона, как я сказал вам, состоит в совершенствовании самого себя. Но часто мы думаем, что, удалив от себя все трудности нашей жизни, мы скорее достигнем этой цели; напротив, государь мой, сказал он мне, только в среде светских волнений можем мы достигнуть трех главных целей: 1) самопознания, ибо человек может познавать себя только через сравнение, 2) совершенствования, только борьбой достигается оно, и 3) достигнуть главной добродетели – любви к смерти. Только превратности жизни могут показать нам тщету ее и могут содействовать – нашей врожденной любви к смерти или возрождению к новой жизни. Слова эти тем более замечательны, что Иосиф Алексеевич, несмотря на свои тяжкие физические страдания, никогда не тяготится жизнию, а любит смерть, к которой он, несмотря на всю чистоту и высоту своего внутреннего человека, не чувствует еще себя достаточно готовым. Потом благодетель объяснил мне вполне значение великого квадрата мироздания и указал на то, что тройственное и седьмое число суть основание всего. Он советовал мне не отстраняться от общения с петербургскими братьями и, занимая в ложе только должности 2 го градуса, стараться, отвлекая братьев от увлечений гордости, обращать их на истинный путь самопознания и совершенствования. Кроме того для себя лично советовал мне первее всего следить за самим собою, и с этою целью дал мне тетрадь, ту самую, в которой я пишу и буду вписывать впредь все свои поступки».
«Петербург, 23 го ноября.
«Я опять живу с женой. Теща моя в слезах приехала ко мне и сказала, что Элен здесь и что она умоляет меня выслушать ее, что она невинна, что она несчастна моим оставлением, и многое другое. Я знал, что ежели я только допущу себя увидать ее, то не в силах буду более отказать ей в ее желании. В сомнении своем я не знал, к чьей помощи и совету прибегнуть. Ежели бы благодетель был здесь, он бы сказал мне. Я удалился к себе, перечел письма Иосифа Алексеевича, вспомнил свои беседы с ним, и из всего вывел то, что я не должен отказывать просящему и должен подать руку помощи всякому, тем более человеку столь связанному со мною, и должен нести крест свой. Но ежели я для добродетели простил ее, то пускай и будет мое соединение с нею иметь одну духовную цель. Так я решил и так написал Иосифу Алексеевичу. Я сказал жене, что прошу ее забыть всё старое, прошу простить мне то, в чем я мог быть виноват перед нею, а что мне прощать ей нечего. Мне радостно было сказать ей это. Пусть она не знает, как тяжело мне было вновь увидать ее. Устроился в большом доме в верхних покоях и испытываю счастливое чувство обновления».
Как и всегда, и тогда высшее общество, соединяясь вместе при дворе и на больших балах, подразделялось на несколько кружков, имеющих каждый свой оттенок. В числе их самый обширный был кружок французский, Наполеоновского союза – графа Румянцева и Caulaincourt'a. В этом кружке одно из самых видных мест заняла Элен, как только она с мужем поселилась в Петербурге. У нее бывали господа французского посольства и большое количество людей, известных своим умом и любезностью, принадлежавших к этому направлению.
Элен была в Эрфурте во время знаменитого свидания императоров, и оттуда привезла эти связи со всеми Наполеоновскими достопримечательностями Европы. В Эрфурте она имела блестящий успех. Сам Наполеон, заметив ее в театре, сказал про нее: «C'est un superbe animal». [Это прекрасное животное.] Успех ее в качестве красивой и элегантной женщины не удивлял Пьера, потому что с годами она сделалась еще красивее, чем прежде. Но удивляло его то, что за эти два года жена его успела приобрести себе репутацию
«d'une femme charmante, aussi spirituelle, que belle». [прелестной женщины, столь же умной, сколько красивой.] Известный рrince de Ligne [князь де Линь] писал ей письма на восьми страницах. Билибин приберегал свои mots [словечки], чтобы в первый раз сказать их при графине Безуховой. Быть принятым в салоне графини Безуховой считалось дипломом ума; молодые люди прочитывали книги перед вечером Элен, чтобы было о чем говорить в ее салоне, и секретари посольства, и даже посланники, поверяли ей дипломатические тайны, так что Элен была сила в некотором роде. Пьер, который знал, что она была очень глупа, с странным чувством недоуменья и страха иногда присутствовал на ее вечерах и обедах, где говорилось о политике, поэзии и философии. На этих вечерах он испытывал чувство подобное тому, которое должен испытывать фокусник, ожидая всякий раз, что вот вот обман его откроется. Но оттого ли, что для ведения такого салона именно нужна была глупость, или потому что сами обманываемые находили удовольствие в этом обмане, обман не открывался, и репутация d'une femme charmante et spirituelle так непоколебимо утвердилась за Еленой Васильевной Безуховой, что она могла говорить самые большие пошлости и глупости, и всё таки все восхищались каждым ее словом и отыскивали в нем глубокий смысл, которого она сама и не подозревала.
Пьер был именно тем самым мужем, который нужен был для этой блестящей, светской женщины. Он был тот рассеянный чудак, муж grand seigneur [большой барин], никому не мешающий и не только не портящий общего впечатления высокого тона гостиной, но, своей противоположностью изяществу и такту жены, служащий выгодным для нее фоном. Пьер, за эти два года, вследствие своего постоянного сосредоточенного занятия невещественными интересами и искреннего презрения ко всему остальному, усвоил себе в неинтересовавшем его обществе жены тот тон равнодушия, небрежности и благосклонности ко всем, который не приобретается искусственно и который потому то и внушает невольное уважение. Он входил в гостиную своей жены как в театр, со всеми был знаком, всем был одинаково рад и ко всем был одинаково равнодушен. Иногда он вступал в разговор, интересовавший его, и тогда, без соображений о том, были ли тут или нет les messieurs de l'ambassade [служащие при посольстве], шамкая говорил свои мнения, которые иногда были совершенно не в тоне настоящей минуты. Но мнение о чудаке муже de la femme la plus distinguee de Petersbourg [самой замечательной женщины в Петербурге] уже так установилось, что никто не принимал au serux [всерьез] его выходок.
В числе многих молодых людей, ежедневно бывавших в доме Элен, Борис Друбецкой, уже весьма успевший в службе, был после возвращения Элен из Эрфурта, самым близким человеком в доме Безуховых. Элен называла его mon page [мой паж] и обращалась с ним как с ребенком. Улыбка ее в отношении его была та же, как и ко всем, но иногда Пьеру неприятно было видеть эту улыбку. Борис обращался с Пьером с особенной, достойной и грустной почтительностию. Этот оттенок почтительности тоже беспокоил Пьера. Пьер так больно страдал три года тому назад от оскорбления, нанесенного ему женой, что теперь он спасал себя от возможности подобного оскорбления во первых тем, что он не был мужем своей жены, во вторых тем, что он не позволял себе подозревать.
– Нет, теперь сделавшись bas bleu [синим чулком], она навсегда отказалась от прежних увлечений, – говорил он сам себе. – Не было примера, чтобы bas bleu имели сердечные увлечения, – повторял он сам себе неизвестно откуда извлеченное правило, которому несомненно верил. Но, странное дело, присутствие Бориса в гостиной жены (а он был почти постоянно), физически действовало на Пьера: оно связывало все его члены, уничтожало бессознательность и свободу его движений.
– Такая странная антипатия, – думал Пьер, – а прежде он мне даже очень нравился.
В глазах света Пьер был большой барин, несколько слепой и смешной муж знаменитой жены, умный чудак, ничего не делающий, но и никому не вредящий, славный и добрый малый. В душе же Пьера происходила за всё это время сложная и трудная работа внутреннего развития, открывшая ему многое и приведшая его ко многим духовным сомнениям и радостям.
Он продолжал свой дневник, и вот что он писал в нем за это время:
«24 ro ноября.
«Встал в восемь часов, читал Св. Писание, потом пошел к должности (Пьер по совету благодетеля поступил на службу в один из комитетов), возвратился к обеду, обедал один (у графини много гостей, мне неприятных), ел и пил умеренно и после обеда списывал пиесы для братьев. Ввечеру сошел к графине и рассказал смешную историю о Б., и только тогда вспомнил, что этого не должно было делать, когда все уже громко смеялись.
«Ложусь спать с счастливым и спокойным духом. Господи Великий, помоги мне ходить по стезям Твоим, 1) побеждать часть гневну – тихостью, медлением, 2) похоть – воздержанием и отвращением, 3) удаляться от суеты, но не отлучать себя от а) государственных дел службы, b) от забот семейных, с) от дружеских сношений и d) экономических занятий».
«27 го ноября.
«Встал поздно и проснувшись долго лежал на постели, предаваясь лени. Боже мой! помоги мне и укрепи меня, дабы я мог ходить по путям Твоим. Читал Св. Писание, но без надлежащего чувства. Пришел брат Урусов, беседовали о суетах мира. Рассказывал о новых предначертаниях государя. Я начал было осуждать, но вспомнил о своих правилах и слова благодетеля нашего о том, что истинный масон должен быть усердным деятелем в государстве, когда требуется его участие, и спокойным созерцателем того, к чему он не призван. Язык мой – враг мой. Посетили меня братья Г. В. и О., была приуготовительная беседа для принятия нового брата. Они возлагают на меня обязанность ритора. Чувствую себя слабым и недостойным. Потом зашла речь об объяснении семи столбов и ступеней храма. 7 наук, 7 добродетелей, 7 пороков, 7 даров Святого Духа. Брат О. был очень красноречив. Вечером совершилось принятие. Новое устройство помещения много содействовало великолепию зрелища. Принят был Борис Друбецкой. Я предлагал его, я и был ритором. Странное чувство волновало меня во всё время моего пребывания с ним в темной храмине. Я застал в себе к нему чувство ненависти, которое я тщетно стремлюсь преодолеть. И потому то я желал бы истинно спасти его от злого и ввести его на путь истины, но дурные мысли о нем не оставляли меня. Мне думалось, что его цель вступления в братство состояла только в желании сблизиться с людьми, быть в фаворе у находящихся в нашей ложе. Кроме тех оснований, что он несколько раз спрашивал, не находится ли в нашей ложе N. и S. (на что я не мог ему отвечать), кроме того, что он по моим наблюдениям не способен чувствовать уважения к нашему святому Ордену и слишком занят и доволен внешним человеком, чтобы желать улучшения духовного, я не имел оснований сомневаться в нем; но он мне казался неискренним, и всё время, когда я стоял с ним с глазу на глаз в темной храмине, мне казалось, что он презрительно улыбается на мои слова, и хотелось действительно уколоть его обнаженную грудь шпагой, которую я держал, приставленною к ней. Я не мог быть красноречив и не мог искренно сообщить своего сомнения братьям и великому мастеру. Великий Архитектон природы, помоги мне находить истинные пути, выводящие из лабиринта лжи».
После этого в дневнике было пропущено три листа, и потом было написано следующее:
«Имел поучительный и длинный разговор наедине с братом В., который советовал мне держаться брата А. Многое, хотя и недостойному, мне было открыто. Адонаи есть имя сотворившего мир. Элоим есть имя правящего всем. Третье имя, имя поизрекаемое, имеющее значение Всего . Беседы с братом В. подкрепляют, освежают и утверждают меня на пути добродетели. При нем нет места сомнению. Мне ясно различие бедного учения наук общественных с нашим святым, всё обнимающим учением. Науки человеческие всё подразделяют – чтобы понять, всё убивают – чтобы рассмотреть. В святой науке Ордена всё едино, всё познается в своей совокупности и жизни. Троица – три начала вещей – сера, меркурий и соль. Сера елейного и огненного свойства; она в соединении с солью, огненностью своей возбуждает в ней алкание, посредством которого притягивает меркурий, схватывает его, удерживает и совокупно производит отдельные тела. Меркурий есть жидкая и летучая духовная сущность – Христос, Дух Святой, Он».
«3 го декабря.
«Проснулся поздно, читал Св. Писание, но был бесчувствен. После вышел и ходил по зале. Хотел размышлять, но вместо того воображение представило одно происшествие, бывшее четыре года тому назад. Господин Долохов, после моей дуэли встретясь со мной в Москве, сказал мне, что он надеется, что я пользуюсь теперь полным душевным спокойствием, несмотря на отсутствие моей супруги. Я тогда ничего не отвечал. Теперь я припомнил все подробности этого свидания и в душе своей говорил ему самые злобные слова и колкие ответы. Опомнился и бросил эту мысль только тогда, когда увидал себя в распалении гнева; но недостаточно раскаялся в этом. После пришел Борис Друбецкой и стал рассказывать разные приключения; я же с самого его прихода сделался недоволен его посещением и сказал ему что то противное. Он возразил. Я вспыхнул и наговорил ему множество неприятного и даже грубого. Он замолчал и я спохватился только тогда, когда было уже поздно. Боже мой, я совсем не умею с ним обходиться. Этому причиной мое самолюбие. Я ставлю себя выше его и потому делаюсь гораздо его хуже, ибо он снисходителен к моим грубостям, а я напротив того питаю к нему презрение. Боже мой, даруй мне в присутствии его видеть больше мою мерзость и поступать так, чтобы и ему это было полезно. После обеда заснул и в то время как засыпал, услыхал явственно голос, сказавший мне в левое ухо: – „Твой день“.
«Я видел во сне, что иду я в темноте, и вдруг окружен собаками, но иду без страха; вдруг одна небольшая схватила меня за левое стегно зубами и не выпускает. Я стал давить ее руками. И только что я оторвал ее, как другая, еще большая, стала грызть меня. Я стал поднимать ее и чем больше поднимал, тем она становилась больше и тяжеле. И вдруг идет брат А. и взяв меня под руку, повел с собою и привел к зданию, для входа в которое надо было пройти по узкой доске. Я ступил на нее и доска отогнулась и упала, и я стал лезть на забор, до которого едва достигал руками. После больших усилий я перетащил свое тело так, что ноги висели на одной, а туловище на другой стороне. Я оглянулся и увидал, что брат А. стоит на заборе и указывает мне на большую аллею и сад, и в саду большое и прекрасное здание. Я проснулся. Господи, Великий Архитектон природы! помоги мне оторвать от себя собак – страстей моих и последнюю из них, совокупляющую в себе силы всех прежних, и помоги мне вступить в тот храм добродетели, коего лицезрения я во сне достигнул».
«7 го декабря.
«Видел сон, будто Иосиф Алексеевич в моем доме сидит, я рад очень, и желаю угостить его. Будто я с посторонними неумолчно болтаю и вдруг вспомнил, что это ему не может нравиться, и желаю к нему приблизиться и его обнять. Но только что приблизился, вижу, что лицо его преобразилось, стало молодое, и он мне тихо что то говорит из ученья Ордена, так тихо, что я не могу расслышать. Потом, будто, вышли мы все из комнаты, и что то тут случилось мудреное. Мы сидели или лежали на полу. Он мне что то говорил. А мне будто захотелось показать ему свою чувствительность и я, не вслушиваясь в его речи, стал себе воображать состояние своего внутреннего человека и осенившую меня милость Божию. И появились у меня слезы на глазах, и я был доволен, что он это приметил. Но он взглянул на меня с досадой и вскочил, пресекши свой разговор. Я обробел и спросил, не ко мне ли сказанное относилось; но он ничего не отвечал, показал мне ласковый вид, и после вдруг очутились мы в спальне моей, где стоит двойная кровать. Он лег на нее на край, и я будто пылал к нему желанием ласкаться и прилечь тут же. И он будто у меня спрашивает: „Скажите по правде, какое вы имеете главное пристрастие? Узнали ли вы его? Я думаю, что вы уже его узнали“. Я, смутившись сим вопросом, отвечал, что лень мое главное пристрастие. Он недоверчиво покачал головой. И я ему, еще более смутившись, отвечал, что я, хотя и живу с женою, по его совету, но не как муж жены своей. На это он возразил, что не должно жену лишать своей ласки, дал чувствовать, что в этом была моя обязанность. Но я отвечал, что я стыжусь этого, и вдруг всё скрылось. И я проснулся, и нашел в мыслях своих текст Св. Писания: Живот бе свет человеком, и свет во тме светит и тма его не объят . Лицо у Иосифа Алексеевича было моложавое и светлое. В этот день получил письмо от благодетеля, в котором он пишет об обязанностях супружества».
«9 го декабря.
«Видел сон, от которого проснулся с трепещущимся сердцем. Видел, будто я в Москве, в своем доме, в большой диванной, и из гостиной выходит Иосиф Алексеевич. Будто я тотчас узнал, что с ним уже совершился процесс возрождения, и бросился ему на встречу. Я будто его целую, и руки его, а он говорит: „Приметил ли ты, что у меня лицо другое?“ Я посмотрел на него, продолжая держать его в своих объятиях, и будто вижу, что лицо его молодое, но волос на голове нет, и черты совершенно другие. И будто я ему говорю: „Я бы вас узнал, ежели бы случайно с вами встретился“, и думаю между тем: „Правду ли я сказал?“ И вдруг вижу, что он лежит как труп мертвый; потом понемногу пришел в себя и вошел со мной в большой кабинет, держа большую книгу, писанную, в александрийский лист. И будто я говорю: „это я написал“. И он ответил мне наклонением головы. Я открыл книгу, и в книге этой на всех страницах прекрасно нарисовано. И я будто знаю, что эти картины представляют любовные похождения души с ее возлюбленным. И на страницах будто я вижу прекрасное изображение девицы в прозрачной одежде и с прозрачным телом, возлетающей к облакам. И будто я знаю, что эта девица есть ничто иное, как изображение Песни песней. И будто я, глядя на эти рисунки, чувствую, что я делаю дурно, и не могу оторваться от них. Господи, помоги мне! Боже мой, если это оставление Тобою меня есть действие Твое, то да будет воля Твоя; но ежели же я сам причинил сие, то научи меня, что мне делать. Я погибну от своей развратности, буде Ты меня вовсе оставишь».
Денежные дела Ростовых не поправились в продолжение двух лет, которые они пробыли в деревне.
Несмотря на то, что Николай Ростов, твердо держась своего намерения, продолжал темно служить в глухом полку, расходуя сравнительно мало денег, ход жизни в Отрадном был таков, и в особенности Митенька так вел дела, что долги неудержимо росли с каждым годом. Единственная помощь, которая очевидно представлялась старому графу, это была служба, и он приехал в Петербург искать места; искать места и вместе с тем, как он говорил, в последний раз потешить девчат.
Вскоре после приезда Ростовых в Петербург, Берг сделал предложение Вере, и предложение его было принято.
Несмотря на то, что в Москве Ростовы принадлежали к высшему обществу, сами того не зная и не думая о том, к какому они принадлежали обществу, в Петербурге общество их было смешанное и неопределенное. В Петербурге они были провинциалы, до которых не спускались те самые люди, которых, не спрашивая их к какому они принадлежат обществу, в Москве кормили Ростовы.
Ростовы в Петербурге жили так же гостеприимно, как и в Москве, и на их ужинах сходились самые разнообразные лица: соседи по Отрадному, старые небогатые помещики с дочерьми и фрейлина Перонская, Пьер Безухов и сын уездного почтмейстера, служивший в Петербурге. Из мужчин домашними людьми в доме Ростовых в Петербурге очень скоро сделались Борис, Пьер, которого, встретив на улице, затащил к себе старый граф, и Берг, который целые дни проводил у Ростовых и оказывал старшей графине Вере такое внимание, которое может оказывать молодой человек, намеревающийся сделать предложение.
Берг недаром показывал всем свою раненую в Аустерлицком сражении правую руку и держал совершенно не нужную шпагу в левой. Он так упорно и с такою значительностью рассказывал всем это событие, что все поверили в целесообразность и достоинство этого поступка, и Берг получил за Аустерлиц две награды.
В Финляндской войне ему удалось также отличиться. Он поднял осколок гранаты, которым был убит адъютант подле главнокомандующего и поднес начальнику этот осколок. Так же как и после Аустерлица, он так долго и упорно рассказывал всем про это событие, что все поверили тоже, что надо было это сделать, и за Финляндскую войну Берг получил две награды. В 19 м году он был капитан гвардии с орденами и занимал в Петербурге какие то особенные выгодные места.
Хотя некоторые вольнодумцы и улыбались, когда им говорили про достоинства Берга, нельзя было не согласиться, что Берг был исправный, храбрый офицер, на отличном счету у начальства, и нравственный молодой человек с блестящей карьерой впереди и даже прочным положением в обществе.
Четыре года тому назад, встретившись в партере московского театра с товарищем немцем, Берг указал ему на Веру Ростову и по немецки сказал: «Das soll mein Weib werden», [Она должна быть моей женой,] и с той минуты решил жениться на ней. Теперь, в Петербурге, сообразив положение Ростовых и свое, он решил, что пришло время, и сделал предложение.
Предложение Берга было принято сначала с нелестным для него недоумением. Сначала представилось странно, что сын темного, лифляндского дворянина делает предложение графине Ростовой; но главное свойство характера Берга состояло в таком наивном и добродушном эгоизме, что невольно Ростовы подумали, что это будет хорошо, ежели он сам так твердо убежден, что это хорошо и даже очень хорошо. Притом же дела Ростовых были очень расстроены, чего не мог не знать жених, а главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения. Согласие было дано.
– Вот видите ли, – говорил Берг своему товарищу, которого он называл другом только потому, что он знал, что у всех людей бывают друзья. – Вот видите ли, я всё это сообразил, и я бы не женился, ежели бы не обдумал всего, и это почему нибудь было бы неудобно. А теперь напротив, папенька и маменька мои теперь обеспечены, я им устроил эту аренду в Остзейском крае, а мне прожить можно в Петербурге при моем жалованьи, при ее состоянии и при моей аккуратности. Прожить можно хорошо. Я не из за денег женюсь, я считаю это неблагородно, но надо, чтоб жена принесла свое, а муж свое. У меня служба – у нее связи и маленькие средства. Это в наше время что нибудь такое значит, не так ли? А главное она прекрасная, почтенная девушка и любит меня…
Берг покраснел и улыбнулся.
– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.
Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
