Матч всех звёзд НХЛ 2016
Поделись знанием:
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.
Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.
Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.
Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
| | |||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| |||||||||||||||||||
| Дата: | 31 января 2016 | ||||||||||||||||||
| Арена: | Бриджстоун-арена | ||||||||||||||||||
| Город: |  Нашвилл, Теннесси
| ||||||||||||||||||
| Зрителей: | 17 139 | ||||||||||||||||||
| MVP: | Джон Скотт[1] | ||||||||||||||||||
| ← 2015 | 2017 → | ||||||||||||||||||
61-й матч всех звёзд Национальной хоккейной лиги состоялся 31 января 2016 года, в городе Нашвилле, штат Теннесси, на домашней арене клуба «Нэшвилл Предаторз», «Бриджстоун-арене». Нашвилл впервые в своей истории принимал матч всех звёзд НХЛ[2]. Матч проходил по новой формуле, в виде мини-турнира среди сборных звёзд дивизионов в формате 3 на 3. Победителем стала сборная звёзд Тихоокеанского дивизиона, а MVP матча был признан тафгай Джон Скотт, попадание которого на Матч звёзд ознаменовалось скандалом[3].
Содержание
Изменение формата
18 ноября 2015 года, стало известно что лига изменила формат проведения матча звёзд. Было объявлено, что Матч звёзд 2016 будет состоять из трех матчей в которых примут участие сборные звёзд каждого дивизиона. В первом мачте встретятся сборные звёзд Центрального и Тихоокеанского дивизионов, а во втором сборные Столичного и Атлантического. Победители каждого матча встретятся в финале для определения победителя турнира. Каждый поединок будет продолжаться по 20 минут в формате 3 на 3. Команды будут меняться воротами по прошествии 10 минут каждого матча. При ничейном счёте после 20 минут победитель определится в серии буллитов.[4] Победитель мини-турнира получает $1 млн.[5]
Определение составов
Каждая команда состоит из 11 игроков: 6 форвардов, 3 защитника и 2 вратаря.
Голосованием болельщиков выбраны по одному игроку в команду каждого дивизиона. Победители голосования, автоматически становятся капитанами команд своих дивизионов. Остальные 40 игроков выбраны департаментом хоккейных операций НХЛ, каждая команда лиги представлена как минимум одним хоккеистом. Наставники команд-лидеров своих дивизионов на 9 января, становятся главными тренерами соответствующих команд звезд.[4] Голосование болельщиков стартовало 1 декабря 2015 года и продлилось до 1 января 2016[6]. Полные составы команд были объявлены 6 января 2016 года.[7]
Скандал вокруг участия Джона Скотта
Победителем голосования болельщиков стал нападающий-тафгай клуба «Аризона Койотис» — Джон Скотт, который был автоматически назначен капитаном Тихоокеанского дивизиона. Однако, 15 января 2016 года, за две недели до матча, «Аризона» обменяла игрока в «Монреаль Канадиенс», который сразу же отправил его в свой фарм-клуб[8]. Это поставило под угрозу его участие в матче звезд, т.к. клуб находится в другом дивизионе.[9] СМИ обвинили руководство «Койотис» в том, что находясь под давлением лиги, осуществили обмен с целью не допустить участия игрока в матче, однако генеральный менеджер «Аризоны» Дон Мэлоуни эту информацию опроверг[10][11]. Известный хоккейный эксперт Дон Черри выступил с критикой в адрес болельщиков голосовавших за игрока "который не забросил вообще ни одной шайбы в сезоне, чтобы досадить НХЛ."[12] Болельщики организовали в социальных сетях акцию «Свободу Скотту», с требованием допустить Скотта к участию в матче.[13] 19 января лига объявила, что Скотт примет участие в матче звёзд и останется капитаном Тихоокеанского дивизиона, несмотря на обмен.[14]
В лиге снова встал вопрос об изменении правил голосования болельщиков за игроков на матч звёзд[15]. Ситуации когда болельщики массово голосуют за «не звёздных» игроков случались в НХЛ и ранее. Так в 2007 году была организована акция «Голосуй за Рори», целью которой было обеспечить участие защитника «Ванкувер Кэнакс» Рори Фицпатрика, но в итоге на матч он так и не попал. В 2015 году жители Латвии массово проголосовали за своего соотечественника, нападающего «Баффало Сейбрз» Земгуса Гиргенсонса, который проводил тогда лишь второй сезон в НХЛ и не являлся лидером своего клуба. В итоге Гиргенсонс стал победителем голосования и принял участие в матче звёзд 2015.[16][17]
Восточная конференция
Западная конференция
Главный тренер: Линди Рафф (Даллас Старз) |
Главный тренер: Дэррил Саттер (Лос-Анджелес Кингз) | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Конкурсы «Суперскиллз»
Конкурсы «Суперскиллз» состоялись 30 января 2016 года, за сутки до матча звёзд. Всего в программе представлено шесть конкурсов: на самое быстрое катание, выход один-на-один, на точность бросков, эстафета хоккейных навыков, на самый сильный бросок, конкурс по исполнению буллитов.[20]
Конкурс на самое быстрое катание
По четыре игрока от каждой команды. Забеги производятся по парам. Команда получает 1 балл за победу в каждом из забегов. Также еще дополнительный балл получает команда, чей игрок показал абсолютно лучшее время. Победитель конкурса получает возможность побить рекорд Майка Гартнера 13,386 сек., в случае успеха команда получит ещё одно бонусное очко.[20]
| Восточная конференция | Время (сек.) | Время (сек.) | Западная конференция |
|---|---|---|---|
| Дилан Ларкин | 12.894 | 13.527 | Роман Йоси |
| Брэндон Саад | 13.634 | 14.026 | Мэтт Дюшен |
| Эрик Карлссон | 14.630 | 13.654 | Тэйлор Холл |
| Крис Летанг | 14.081 | 14.203 | Дастин Бафлин |
| Счёт: 5–1 в пользу Восточной конференции[прим. 5] | |||
Конкурс на выход один-на-один
Победитель в конкурсе определяется путём голосования болельщиков. Победитель приносит своей команде 1 балл.[20]
| Восточная конференция | Западная конференция |
|---|---|
| Брэндон Саад | Джеймс Нил |
| Евгений Кузнецов | Мэтт Дюшен |
| Пи-Кей Суббан — 31% | Брент Бёрнс |
| Счёт в конкурсе: 1-0 в пользу Восточной конференции Общий счёт: 6-1 в пользу Восточной конференции | |
Конкурс на точность бросков
Необходимо поразить 4 мишени за наименьшее время. 1 балл команде за победу в каждой паре и дополнительный балл за абсолютно лучшее время.[20]
| Восточная конференция | Время (сек.) | Время (сек.) | Западная конференция |
|---|---|---|---|
| Джон Таварес | 12.294 | 20.000 | Патрик Кейн |
| Патрис Бержерон | 23.362 | 14.088 | Джо Павелски |
| Клод Жиру | 17.254 | 13.771 | Кори Перри |
| Евгений Малкин | 16.179 | 16.664 | Джейми Бенн |
| Счёт в конкурсе: 3-2 в пользу Восточной конференции Общий счёт: 9-3 в пользу Восточной конференции | |||
Конкурс-эстафета хоккейных навыков
Эстафета мастерства состоит из пяти элементов. Броски в одно касание с трёх разных точек, точность паса, контроль шайбы, владение клюшкой и голы вратарей. Команда, победившая на каждом этапе, получает 1 очко, команда-победитель всего конкурса получит бонусное очко.[20]
| Восточная конференция | Время (мин.) | Время (мин.) | Западная конференция | |
|---|---|---|---|---|
| Группа 1 Патрис Бержерон (пасующий) Аарон Экблад (ван-таймер) Эрик Карлссон (ван-таймер) Стивен Стэмкос (ван-таймер) Никлас Бекстрём (точность паса) Джастин Фолк (контроль шайбы) Клод Жиру (владение клюшкой) Брэйден Холтби (вратарь) |
1:38.410 | 2:15.371 | Группа 1 Тэйлор Холл (пасующий) Ши Уэбер (ван-таймер) Дрю Даути (ван-таймер) Кори Перри (ван-таймер) Даниэль Седин (точность паса) Джонни Гудро (контроль шайбы) Патрик Кейн (владение клюшкой) Пекка Ринне (вратарь) | |
| Группа 2 Яромир Ягр (пасующий) Райан Макдона (ван-таймер) Лео Комаров (ван-таймер) Райан О’Райли (ван-таймер) Евгений Кузнецов (точность паса) Крис Летанг (контроль шайбы) Дилан Ларкин (владение клюшкой) Бен Бишоп (вратарь) |
1:44.446 | 1:27.687 | Группа 2 Мэтт Дюшен (пасующий) Марк Джиордано (ван-таймер) Джеймс Нил (ван-таймер) Владимир Тарасенко (ван-таймер) Джейми Бенн (точность паса) Роман Йоси (контроль шайбы) Тайлер Сегин (владение клюшкой) Деван Дубник (вратарь) | |
| Счёт в конкурсе: 3-2 в пользу Западной конференции Общий счёт: 10-5 в пользу Восточной конференции | ||||
Конкурс на самый сильный бросок
По четыре хоккеиста от каждой команды. Каждому игроку даётся по две попытки. 1 балл команде за победу в каждой паре и дополнительный балл за абсолютно лучший результат.[20]
| Восточная конференция | Скорость (миль/ч) | Скорость (миль/ч) | Западная конференция |
|---|---|---|---|
| Аарон Экблад | 91.9 93.4 |
99.6 99.4 |
Дастин Бафлин |
| Евгений Малкин | 97.0 94.1 |
91.2 95.0 |
Тайлер Сегин |
| Стивен Стэмкос | 98.5 103.9 |
92.6 95.9 |
Джон Скотт |
| Пи-Кей Суббан | 102.3 101.3 |
105.3 108.1 |
Ши Уэбер |
| Счёт в конкурсе: 3-2 в пользу Западной конференции Общий счёт: 12-8 в пользу Восточной конференции | |||
Конкурс по исполнению буллитов
18 полевых игроков и 3 вратаря участвуют в трехраундовом конкурсе исполнения буллитов. Необходимо за 2 минуты забить наибольшее количество голов. Каждая забитая шайба приносит 1 очко, каждая забитая бонусная шайба приносит 2 очка.[20]
| Восточная конференция | Вратарь соперника | Очки | Очки | Вратарь соперника | Западная конференция |
|---|---|---|---|---|---|
| Раунд 1 Евгений Малкин (  , ) х2Яромир Ягр (  , )Пи-Кей Суббан ( , ) х2Райан О’Райли ( )Лео Комаров ( )Аарон Экблад ( ) |
Деван Дубник | 4 | 0 | Роберто Люонго | Раунд 1 Патрик Кейн ( , ) х2Мэтт Дюшен ( , )Брент Бёрнс ( , ) х2Марк Джиордано ( )Владимир Тарасенко ( )Даниэль Седин ( )
|
| Раунд 2 Патрис Бержерон ( , ) х2Никлас Бекстрём ( , )Стивен Стэмкос ( ) х2Евгений Кузнецов ( )Райан Макдона ( )Джастин Фолк ( ) |
Джон Гибсон | 9 | 2 | Брэйден Холтби | Раунд 2 Джо Павелски ( , ) х2Тэйлор Холл ( , )Джейми Бенн ( , ) х2Джеймс Нил ( )Джонни Гудро ( )Дастин Бафлин ( )
|
| Раунд 3 Клод Жиру ( , ) х2Дилан Ларкин ( , )Джон Таварес ( , ) х2Крис Летанг ( )Эрик Карлссон ( )Брэндон Саад ( ) |
Джонатан Куик | 4 | 2 | Кори Шнайдер | Раунд 3 Джон Скотт ( , ) х2Ши Уэбер ( , )Тайлер Сегин ( , ) х2Кори Перри ( , )Дрю Даути ( )Роман Йоси ( )
|
| Счёт в конкурсе: 17-4 в пользу Восточной конференции Общий счёт: 29-12 в пользу Восточной конференции[21] | |||||
Сетка
| Полуфинал | Финал | |||||||
|
<td colspan="2" style="border:1px solid #aaa;" bgcolor=#f9f9f9> Столичный дивизион</td> |
3 | |||||||
|
<td colspan="2" style="border:1px solid #aaa;" bgcolor=#f9f9f9> Атлантический дивизион</td> |
4 | |||||||
|
<td colspan="2" style="border:1px solid #aaa;" bgcolor=#f9f9f9> Атлантический дивизион</td> |
0 | |||||||
|
<td colspan="2" style="border:1px solid #aaa;" bgcolor=#f9f9f9> Тихоокеанский дивизион</td> |
1 | |||||||
|
<td colspan="2" style="border:1px solid #aaa;" bgcolor=#f9f9f9> Тихоокеанский дивизион</td> |
9 | |||||||
|
<td colspan="2" style="border:1px solid #aaa;" bgcolor=#f9f9f9> Центральный дивизион</td> |
6 | |||||||
Матчи
Североамериканское восточное время (UTC-5).
Матч Восточной конференции
| 31 января 2016 17:00 |
Столичный дивизион | 3 : 4 (2:2, 1:2) |
Атлантический дивизион | Бриджстоун-арена, Нэшвилл 17 139 зрителей |
| [www.nhl.com/scores/htmlreports/20152016/GS040611.HTM Отчёт] | ||||
|---|---|---|---|---|
| Брэйден Холтби — 00:00-10:00 Кори Шнайдер — 10:00-19:12 |
Вратари | 00:00-10:00 — Роберто Люонго 10:00-20:00 — Бен Бишоп |
Судьи: Дэн О’Рурк Иэн Уолш Линейные судьи: Вон Роди Джонни Мюррей | |
| Голы: | ||||
| Крис Летанг — 01:01 (Е. Малкин) Евгений Кузнецов — 04:16 (Дж. Фолк) Евгений Малкин — 10:25 (Б. Саад, К. Шнайдер) |
1:0 1:1 2:1 2:2 3:2 3:3 3:4 |
03:47 — Эрик Карлссон (Д. Ларкин) 09:22 — Яромир Ягр (Д. Ларкин) 12:52 — Аарон Экблад (Р. О’Райли, Л. Комаров) 15:22 — Пи-Кей Суббан (Д. Ларкин, Б. Бишоп) | ||
|
|
||||
| 0 мин | Штраф | 0 мин | ||
| 22 | Броски | 22 | ||
Матч Западной конференции
| 31 января 2016 18:00 |
Тихоокеанский дивизион | 9 : 6 (3:3, 6:3) |
Центральный дивизион | Бриджстоун-арена, Нэшвилл 17 139 зрителей |
| [www.nhl.com/scores/htmlreports/20152016/ES040612.HTM Отчёт] | ||||
|---|---|---|---|---|
| Джонатан Куик — 00:00-10:00 Джон Гибсон — 10:00-20:00 |
Вратари | 00:00-10:00 — Пекка Ринне 10:00-18:09 — Деван Дубник |
Судьи: Дэн О’Рурк Иэн Уолш Линейные судьи: Вон Роди Джонни Мюррей | |
| Голы: | ||||
Джон Скотт — 00:47 (Б. Бёрнс) Джо Павелски (бол.) — 05:26 (Д. Седин, К. Перри) Джонни Гудро — 08:17 (М. Джиордано, Т. Холл) Даниэль Седин — 11:49 (Дж. Гибсон) Джон Скотт — 13:27 (Б. Бёрнс) Тэйлор Холл — 14:04 (Дж. Гудро) Даниэль Седин — 14:28 (К. Перри, Д. Даути) Тэйлор Холл — 17:44 (Дж. Гудро, Б. Бёрнс) Дрю Даути (п.в.) — 18:45 (Дж. Павелски) |
0:1 1:1 2:1 2:2 3:2 3:3 4:3 5:3 6:3 7:3 7:4 7:5 8:5 9:5 9:6 |
00:26 — Джеймс Нил (М. Дюшен, Ш. Уэбер) 08:01 — Джеймс Нил (М. Дюшен, Ш. Уэбер) 09:27 — Патрик Кейн (Дж. Бенн, П. Ринне) 14:36 — Дастин Бафлин (Т. Сегин, В. Тарасенко) 14:49 — Тайлер Сегин (Д. Бафлин, В. Тарасенко) 18:53 — Роман Йоси (Т. Сегин, Дж. Нил) | ||
|
|
||||
| 0 мин | Штраф | 1 мин | ||
| 22 | Броски | 17 | ||
Финал
| 31 января 2016 19:00 |
Атлантический дивизион | 0 : 1 (0:0, 0:1) |
Тихоокеанский дивизион | Бриджстоун-арена, Нэшвилл 17 139 зрителей |
| [www.nhl.com/scores/htmlreports/20152016/GS040613.HTM Отчёт] | ||||
|---|---|---|---|---|
| Роберто Люонго — 00:00-10:00 Бен Бишоп — 10:00-18:30 |
Вратари | 00:00-10:00 — Джонатан Куик 10:00-20:00 — Джон Гибсон |
Судьи: Дэн О’Рурк Иэн Уолш Линейные судьи: Вон Роди Джонни Мюррей | |
| Голы: | ||||
| 0:1 | 13:38 — Кори Перри (Д. Седин, Б. Бёрнс) | |||
|
|
||||
| 0 мин | Штраф | 0 мин | ||
| 17 | Броски | 16 | ||
См. также
Суперскиллз Матча всех звёзд НХЛ
Напишите отзыв о статье "Матч всех звёзд НХЛ 2016"
Примечания
Комментарии
- ↑ Джон Таварес назначен капитаном Столичного дивизиона вместо Александра Овечкина
- ↑ Евгений Кузнецов заменил травмированного Александра Овечкина
- ↑ Джеймс Нил заменил Джонатана Тэйвза.
- ↑ Джон Скотт был выбран, в ходе голосования болельщиков, капитаном Тихоокеанского дивизиона от клуба «Аризона Койотис». 15 января 2016 года был обменян в «Монреаль Канадиенс», после чего отправлен в АХЛ. Решением лиги Скотт остался капитаном Тихоокеанского дивизиона.
- ↑ Дилан Ларкин побил рекорд Майка Гартнера с результатом 13.172 сек. и принёс команде Восточной конференции одно дополнительное очко.
Источники
- ↑ [www.nhl.com/ice/ru/news.htm?id=800441 Тафгай Скотт стал героем Матча Звёзд-2016]
- ↑ [www.nhl.com/ice/news.htm?id=734892&cmpid=nhl-fb Predators to host 2016 NHL All-Star festivities]
- ↑ [www.championat.com/hockey/article-240141-v-njeshville-proshjol-match-zvjozd-nkhl.html Звёздные чудеса в столице кантри. Как тафгай стал MVP Матча звёзд]
- ↑ 1 2 [www.nhl.com/ice/ru/news.htm?id=788588 Новый формат Матча Звезд-2016 интригует]
- ↑ [www.vesti.ru/doc.html?id=2714785 Матч звезд НХЛ выиграла команда Тихоокеанского дивизиона]
- ↑ [allhockey.ru/news/show/240070-Na_sajte_NHL_nachalos_golosovanie_za_uchastnikov_Matcha_zvezd На сайте НХЛ началось голосование за участников Матча звезд]
- ↑ [www.nhl.com/ice/ru/news.htm?id=796277 НХЛ объявила составы, свитера Матча Звезд]
- ↑ [www.sports.ru/hockey/1036251566.html НХЛ. «Аризона» обменяла Джона Скотта в «Монреаль»], sports.ru.
- ↑ [www.sports.ru/hockey/1036253474.html Боб Маккензи: «Скотт не сомневается в том, что он был включен в обмен только для того, чтобы решить проблему с Матчем звезд НХЛ»], sports.ru.
- ↑ [allhockey.ru/news/show/245109-Melouni_oproverg_informaciju_ob_obmene_Skotta_s_cel_ju_nedopuska_na_Match_zvezd Мэлоуни опроверг информацию об обмене Скотта с целью недопуска на Матч звезд]
- ↑ [allhockey.ru/news/show/245202-Melouni_kak_mozhno_verit_chto_my_obmenyali_Skotta_pod_davleniem_so_storony_NHL Мэлоуни: как можно верить, что мы обменяли Скотта под давлением со стороны НХЛ?]
- ↑ [allhockey.ru/news/show/245198-Cherri_bolel_schiki_polomali_kar_eru_Skottu Черри: болельщики поломали карьеру Скотту]
- ↑ [www.championat.com/hockey/article-239401-tafgaj-dzhon-skott-edet-na-match-zvjozd-nkhl.html Ждать ли на Матче звёзд НХЛ кулачных боёв?]
- ↑ [allhockey.ru/news/show/245326-Skott_ostanetsya_kapitanom_komandy_Tihookeanskogo_diviziona_v_Matche_zvezd_NHL Скотт останется капитаном команды Тихоокеанского дивизиона в Матче звёзд НХЛ]
- ↑ [www.championat.com/hockey/news-2350047-fridman-nkhl-izmenit-pravila-golosovanija-po-matchu-vsekh-zvjozd-dlja-bolelshhikov.html Фридман: НХЛ изменит правила голосования по Матчу всех звёзд для болельщиков]
- ↑ [www.championat.com/hockey/article-239255-dacjuk-kuznecov-orlov--v-obzore-nedeli-v-nkhl.html Дацюк, Кузнецов и Наместников: это у нас-то слабые центры?]
- ↑ [www.sport-express.ru/hockey/nhl/news/761879/ ЗЕМГУС ГИРГЕНСОНС - О ПОПАДАНИИ НА МАТЧ ЗВЕЗД: "С ОДНОЙ СТОРОНЫ, МНЕ НЕЛОВКО, С ДРУГОЙ - СМЕШНО"]
- ↑ 1 2 3 [www.nhl.com/ice/ru/news.htm?id=795563 Болельщики выбрали капитанов "Матча Звезд"]
- ↑ 1 2 3 [www.nhl.com/ice/ru/news.htm?id=800054&navid=DL|NHL-ru|home Кузнецов дебютирует в "Матче Звезд" НХЛ]
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 [www.nhl.com/ice/ru/news.htm?id=799575 Детали конкурсов в рамках Матча звезд-2016]
- ↑ [www.nhl.com/ice/ru/news.htm?id=800401 Результаты "Мастер-шоу" МЗ-2016]
| Национальная хоккейная лига в сезоне 2015/2016
| |||||
|---|---|---|---|---|---|
| Драфт • Зимняя классика • Матч всех звёзд • Стадионная серия • Плей-офф Кубка Стэнли • Финал Кубка Стэнли | |||||
| Восточная конференция | Западная конференция | ||||
| Столичный дивизион | Атлантический дивизион | Центральный дивизион | Тихоокеанский дивизион | ||
| Вашингтон Кэпиталз | Баффало Сейбрз | Виннипег Джетс | Анахайм Дакс | ||
| Каролина Харрикейнз | Бостон Брюинз | Даллас Старз | Аризона Койотис | ||
| Коламбус Блю Джекетс | Детройт Ред Уингз | Колорадо Эвеланш | Ванкувер Кэнакс | ||
| Нью-Джерси Девилз | Монреаль Канадиенс | Миннесота Уайлд | Калгари Флэймз | ||
| Нью-Йорк Айлендерс | Оттава Сенаторз | Нэшвилл Предаторз | Лос-Анджелес Кингз | ||
| Нью-Йорк Рейнджерс | Тампа-Бэй Лайтнинг | Сент-Луис Блюз | Сан-Хосе Шаркс | ||
| Питтсбург Пингвинз | Торонто Мейпл Лифс | Чикаго Блэкхокс | Эдмонтон Ойлерз | ||
| Филадельфия Флайерз | Флорида Пантерз | ||||
| ||||||
Отрывок, характеризующий Матч всех звёзд НХЛ 2016
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.
Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.
Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.
Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
