Мафусаил (дерево)
Поделись знанием:
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.
Мафусаи́л — экземпляр сосны остистой межгорной (Pinus longaeva), одно из древнейших деревьев на Земле. Приблизительная оценка времени прорастания семени, из которого оно выросло, — 2831 год до нашей эры (по состоянию на 2024 год примерный возраст дерева, таким образом, составляет 4853 года)[1].
Произрастает в Национальном лесу Инио (англ.), на востоке штата Калифорния (США). Местность, где произрастает дерево, находится на высоте свыше трёх тысяч метров над уровнем моря, в районе горного хребта Уайт-Маунтинс[en]. Точное месторасположение дерева не разглашается с целью предотвращения вандализма.
История открытия
Сосна Мафусаил была обнаружена в 1953 году ботаником Эдмундом Шульманом. В 1958 году об этом была опубликована статья в журнале National Geographic[2].
Другие старые деревья
- В шведской провинции Даларна была обнаружена ель возрастом около 9550 лет, которой дали имя Старый Тикко. Это дерево было обнаружено благодаря Лейфу Куллману и его коллегам из университета Умео[3]. Однако ныне живущая ель имеет возраст лишь в несколько столетий и является вегетативным потомком, растущим над умершей елью, чей возраст был определён как более чем девятитысячелетний.
См. также
Напишите отзыв о статье "Мафусаил (дерево)"
Примечания
- ↑ Dr. Peter M. Brown. [www.rmtrr.org/oldlist.htm OldList, a database of ancient trees.] (англ.). Rocky Mountain Tree-Ring Research (Январь 2013). Проверено 22 января 2013. [www.webcitation.org/6E8m3ktQe Архивировано из первоисточника 3 февраля 2013].
- ↑ Schulman E. Bristlecone pine, oldest known living thing. // National Geographic Magazine, 1958, Vol.113(3), pp. 354—372
- ↑ [rumbur.ru/nature/276-obnovlen-spisok-derevev-dolgojitelei Обновлен список деревьев-долгожителей.]
Ссылки
- Юрий Панчул. [greensol.ru/archives/1715 Жизнь деревьев. Pinus longaeva переписывает историю]. greensol.ru (13 августа 2008). Проверено 22 января 2013. [www.webcitation.org/6E8m4E1p9 Архивировано из первоисточника 3 февраля 2013].
Отрывок, характеризующий Мафусаил (дерево)
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.
