Махайский, Ян-Вацлав Константинович
| Ян-Вацлав Константинович Махайский | |
| Jan Wacław Machajski | |
| Псевдонимы: |
А. Вольский |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Основные идеи: |
«Махаевщина» |
Ян-Вацлав Константинович Махайский (польск. Jan Wacław Machajski; 27 декабря 1866 [8 января 1867] — 1926) — польский анархист, теоретик «махаевщины».
Биография
Родился в семье небогатого чиновника. Во время учёбы в университете, принял участие в польском национально-освободительном движении. После ареста провёл пять лет в тюрьме и был сослан в Вилюйск. Там, в конце 1890-х, он написал свой основной труд «Умственный рабочий», где изложил свои идеи. В 1900 году перебрался в Иркутск, где организовал кружок своих сторонников для борьбы с интеллигенцией. Вновь арестован, но бежал за границу. Вернулся в Россию в 1906 году во время Первой русской революции. В 1908—1917 годах жил в Женеве. С 1917 года — в России и после Октябрьской революции от политической деятельности отошёл.
«Махаевщина»
Антиинтеллектуальная теория, согласно которой рабочий класс эксплуатируется всем «образованным обществом» и интеллигенцией в первую очередь. Одним из основных угнетателей рабочих, согласно этой теории, выступает революционная интеллигенция, стремящаяся «подчинить себе рабочий класс и жить за его счет». В обыденной политической речи подобная ненависть к интеллигенции получила название «махаевщина»[1].
Противоположностью социализма «умственных рабочих» является «пролетарский социализм» по принципу равного разделения всего дохода.
В наше время под влиянием махаевских идей находятся как некоторые анархисты, так и сталинисты (догматичные пролетаристы)[1].
Напишите отзыв о статье "Махайский, Ян-Вацлав Константинович"
Примечания
- ↑ 1 2 Тарасов А. Н. Революция не всерьёз. Штудии по теории и истории квазиреволюционных движений. Ультра. — Культура, 2005. — С. 25.
|
Это заготовка статьи о политическом деятеле. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Махайский, Ян-Вацлав Константинович
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.
