Махалакшми-врата

Махала́кшми-вра́та — один из священных дней индуизма, в которой замужние женщины-индуски проводят пуджу богине удачи, счастья и процветания Лакшми, ища её благословений на обретение материальных богатств и благосостояния членов семьи. День Махалакшми-враты определяется в соответствии с индуистским лунным календарём, согласно которому он выпадает на пятницу перед полнолунием месяца шравана (июль — август по григорианскому календарю). Наиболее широко Махалакшми-врату отмечают в южноиндийских штатах Андхра-Прадеш, Карнатака, Тамил-Наду, а также на части территории Махараштры и Ориссы.

Согласно одной из легенд, совершение этой враты (священного обета) рекомендовал Шива своей супруге Парвати. Согласно другой легенде, однажды богиня Варалакшми попросила во сне благочестивую деревенскую женщину по имени Чарумати совершить врату в этот день ради исполнения желаний. Чарумати, вместе с другими женщинами из своей деревни, с великой преданностью провели пуджу божеству, предложив ему множество изысканных блюд. К их удивлению, после этого их тела покрылись дорогими украшениями, а в дома пришло изобилие. С тех пор замужние женщины стали ежегодно проводить в этот день пуджу Лакшми.

В день Махалакшми-враты женщины прибираются у себя дома и украшают двор узорами ранголи. Приняв омовение, они надевают самые дорогие одежды и украшают себя драгоценностями. После этого они подготавливают калаши для проведения пуджи, заполняя их рисом и водой (что символизирует благосостояние) и покрывая их листьями манго и бетеля. Затем они помещают на калаш посыпанный куркумой и киноварем кокосовый орех, украшая его куском новой ткани. По мере возможности калаш также украшают различными драгоценностями, чтобы он выглядел более красиво. После этого калаш помещают на наполненное рисом блюдо. Основная пуджа начинается с поклонения Ганеше, который устраняет все трудности и препятствия. Затем в калаш призывают «воплотиться» богиню Лакшми. После этого одну тораму (связку из девяти верёвок с девятью узлами) обвязывают вокруг калаша, а другую надевают на запястье женщины, проводящей пуджу. Затем женщины воспевают санскритский гимн «Лакшми-аштоттара-шатанамам», состоящий из 108 имён Лакшми и предлагают Лакшми девять разновидностей сладких и солёных блюд. В завершение ритуала женщины воспевают различные гимны во славу Лакшми и оказывают почести одной из присутствующих женщин как представителю самой богини Лакшми, предлагая ей различные сладости. Вечером в дом приглашаются соседские женщины, которым предлагают тамбулам — подношение, состоящее из листьев бетеля, орехов бетеля, фруктов, киноваря, куркумы и денежного пожертвования (дакшины).

Ссылки

• [hindupad.com/vratas-pujas/mahalakshmi-vrata-puja-procedure-how-to-do-maha-laxmi-vrata/ Mahalakshmi Vrata Puja Procedure — How to do Maha Laxmi Vrata?] (англ.)
• [hindupad.com/diwali-deepavali/mahalakshmi-aarti-aarti-to-goddess-maha-laxmi/ Mahalakshmi Aarti — Aarti to Goddess Maha Laxmi] (англ.)
• [www.indif.com/nri Katha Aarti Mantra and Chalisa] (англ.)

Отрывок, характеризующий Махалакшми-врата

– Как хочешь – право… я думаю… а как хочешь, – сказала княжна Марья, видимо робея и стыдясь того, что ее мнение восторжествовало. Она указала брату на девушку, шопотом вызывавшую его.
Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились.
– Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел.
– Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую.
– Ну что? – спросил князь Андрей.
– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.