Махарадзе, Герасим Фомич

Герасим Фомич Махарадзе
გერასიმე მახარაძე
Депутат Второй Думы, 1907 г.
Дата рождения:	25 апреля 1881(1881-04-25)
Место рождения:	с. Шемокмеди, Озургетский уезд Кутаисской губернии
Дата смерти:	1937(1937)
Место смерти:	Тбилиси ?
Гражданство:	Российская империя Российская империя Грузинская Д. Р. СССР СССР
Вероисповедание:	Грузинское православие
Партия:	Российская социал-демократическая рабочая партия меньшевиков
Род деятельности:	депутат Государственной думы II созыва от Кутаисской губернии

Герасим Фомич Махарадзе (25 апреля 1881 — 1937) — социал-демократ, депутат Государственной думы II созыва от Кутаисской губернии, видный политический деятель Демократической республики Грузия.

Биография

Сын псаломщика, владел землёй. С 1888 года учился в Озургетском духовном училище, окончил его в 1895 году по первому разряду с рекомендацией к переводу в 1 класс Кутаисскую духовную семинарию.

В семинарии один из организаторов кружков самообразования. В наказание изгнан из неё на 6 месяцев, позднее снова принят. В 1901 году после окончания семинарии зачислен за казённый счёт в духовную академию. Но покинув академию, поступил на восточный факультет Санкт-Петербургского университета, там состоял в сообществе студентов «Касса радикалов». В 1902 году арестован за участие в демонстрации и после 3-месячного заключения административно выслан из Петербурга. Поступил в Юрьевский университет, где вошёл в «Союзный совет объединенных землячеств и организаций» на правах представителя грузинского землячества.

Революционная деятельность

В феврале 1904 году арестован за участие в демонстрации по поводу русско-японской войны и после 7 месяцев тюремного заключения выслан под надзор полиции на Кавказ. В сентябре 1904 году приехал в Баку. Конец 1904 и частть 1905 года работает как пропагандист в Баку и Огурзети под партийной кличкой "Герман". Сотрудник Бакинского местного комитета РСДРП, меньшевик. Участвовал в Гурийском восстании и в создании так называемой Гурийской республики. В конце 1905 году из-за угрозы ареста перешёл на нелегальное положение. В начале 1906 работал под той же кличкой в Тифлисском комитете партии. Сотрудничал в легальных грузинских социал-демократических газетах.

В Государственной Думе

6 февраля 1907 избран в Государственную думу II созыва от общего состава выборщиков Кутаисского губернского избирательного собрания. Входил в Социал-демократическую фракцию. Член Финансовой комиссии. С думской трибуны не выступал. 2 марта полиция вторглась на петербургскую квартиру Махарадзе, где происходило заседание социал-демократической партии, о чём депутаты И. И. Киреенко и С. Н. Салтыков обратились с жалобой к Столыпину. Судя по протоколам V (Лондонского) съезда РСДРП, принимал в нём участие совместно с депутатом Г. Е. Белоусовым, однако в список делегатов и гостей они внесены не были и сведений о предоставлении им съездом решающего или совещательного голоса нет.

Последующий арест

После роспуска Думы в июне 1907 года арестован по делу Социал-демократической фракции. 4 декабря того же года Особым присутствием Сената осуждён по 100 статье и 1 часть 102 статьи Уголовного Уложения на 4 года каторжных работ, позднее по болезни каторга заменена 6 года тюрьмы. Отбывал в Николаеве (1908-1909) и Вильно (1911-1913). Заболел острым психическим расстройством, находился на излечении в больнице близ Вильно. В 1913 году родители Махарадзе подали на высочайшее имя прошение о его помиловании в связи с умопомешательством, однако положительного ответа не последовало. В том же году освобождён из тюрьмы после окончания срока и сослан в село Тасеево Канского уезда Енисейской губернии. Там занимался сельским хозяйством. Два с половиной года был старостой сообщества ссыльнопоселенцев. В 1916 примкнул к циммервальдскому движению. В начале 1917 нелегально выехал в Иркутск.

Участие в революции

После Февральской революции 1917 году вместе с другими бывшими ссыльными-«втородумцами» в марте приехал в Петроград, до мая 1917 работал в Исполкоме Петросовета, затем уехал в Тифлис, где занял пост товарища (заместителя) председателя местного Совета рабочих и солдатских депутатов.

В независимой Грузии

После провозглашения независимости Грузии в 1918 году избран в парламент, позднее - в Учредительное собрание Грузии. Занимал пост товарища (заместителя) министра внутренних дел Грузии И. И. Рамишвили (разошелся с ним по политическим вопросам). 21 июля 1918 в монастыре Самеба вместе с Иваном Лордкипанидзе, Александром Дгебуадзе и Джугели добился примирения между различными группами горцев (казбекцами, гергетцами, сионцами). Вместе с Н. Н. Жордания выступал за единый фронт с большевиками. Летом 1919 года вместе Урушадзе приезжал в Баку для перговоров с Бакинскими большевиками о создании единого антиденикинского фронта. В 1919 году назначен первым полномочным послом Грузии в Армении. 9-10 апреля 1920 в качестве посла Грузии в Армении участвовал в Закавказской мирной конференции в Тифлисе. В 1920 году Полномочный представитель Демократической республики Грузия в Советской России, в частности, 9 декабря 1920 подписал соглашения о порядке оптации (принятия) грузинского гражданства. В январе 1921 года был принят И. В. Сталиным.

В советское время

После установления советской власти в Грузии отошел от политической деятельности. В декабре 1921 года находился в Москве и был включён в Центральную Редакционную Коллегию Государственного Издательства, но в январе 1922 уже отбыл в Грузию. С августа 1921 по апрель 1922 работал в Наркомпроде Грузии заведующим информацией в издательском отделе. В апреле 1922 - июне 1923 служил на должности экономиста в обществе «Цекавшири», статистик в Особом марганцевом управлении. В июне 1923 - августк 1925 эксперт в марганцевом обществе «Чемо». С октября 1925 по февраль 1929 заведовал рядом отделов в Высшем совете народного хозяйства Грузии. В феврале 1929 - 1931 организовал артель «Мелангума», был председателем её правления. В 1931 году после объединения артелей Общества бывших политкаторжан в производственный комбинат «Политкаторжанин» являлся товарищем председателя этого комбината. Постановлением президиума Грузинского отделения Всесоюзного общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев по результатам ревизии «Политкаторжанина» снят с должности.

Репрессирован. В расстрельном списке по Грузинской ССР от 26 июня 1937 года отнесён к "первой категории", список утверждён подписями Сталина, Кагановича, Ворошилова и Микояна. Через полтора месяца, 10 августа 1937 имя Махарадзе снова появляется в расстрельном списке, на этот раз список одобрен Сталиным, Молотовым, Кагановичем

Литература

• [www.tez-rus.net/ViewGood31056.html В. Ю. Канищев. МАХАРАДЗЕ Герасим Фомич // Государственная дума Российской империи: 1906—1917. Б. Ю. Иванов, А. А. Комзолова, И. С. Ряховская. Москва. РОССПЭН. 2008. С. 331.]
• [dlib.rsl.ru/viewer/01003732207#page540?page=509 Боиович М. М. Члены Государственной думы (Портреты и биографии). Второй созыв. М.: Тип. Товарищества И. Д. Сытина. 1907. С. 467.]
• [books.google.ru/books?id=gcBxBgAAQBAJ&pg=PA390&lpg=PA390&dq=%22%D0%9C%D0%B0%D1%85%D0%B0%D1%80%D0%B0%D0%B4%D0%B7%D0%B5,+%D0%93%D0%B5%D1%80%D0%B0%D1%81%D0%B8%D0%BC%22&source=bl&ots=2OLNOYuRDz&sig=-nW_2fj_E0pGX5zK__3TF6QPQcI&hl=ru&sa=X&ved=0CDAQ6AEwBGoVChMIt-idhqmfyAIV5f5yCh1Aewbd#v=onepage&q=%22%D0%9C%D0%B0%D1%85%D0%B0%D1%80%D0%B0%D0%B4%D0%B7%D0%B5%2C%20%D0%93%D0%B5%D1%80%D0%B0%D1%81%D0%B8%D0%BC%22&f=false Политическая каторга и ссылка. 1931.] С. 390.
• АП РФ. Опись 24. Дело 409. Лист 225. Дело 410. Лист 210.

Рекомендуемые источники

• Государственный архив Российской Федерации. Фонд 533. Опись 2. Дело 1227. Фонд 1278. Опись 1 (2-й созыв). Дело 271; Дело 588. Лист 2-4;

Отрывок, характеризующий Махарадзе, Герасим Фомич

– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.
Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.
– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.