Махатхир Мохамад

Махатхир Мохамад Mahathir Mohamad<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Премьер-министр Малайзии
16 июля 1981 — 31 октября 2003
Предшественник:	Хуссейн бин Онн
Преемник:	Абдулла Ахмад Бадави
Вероисповедание:	Ислам
Рождение:	20 декабря 1925(1925-12-20) (98 лет) Алор-Сетар, Британская Малайя
Отец:	Мохамад Искандар
Супруга:	Сити Хасма Мохамед Али
Учёная степень:	Доктор медицинских наук
Профессия:	врач
Автограф:

Махатхир Мохамад (джави: محضير بن محمد, род. 20 декабря 1925 года, Алор-Сетар) — государственный и политический деятель Малайзии, в 1981—2003 гг. четвёртый премьер-министр страны. Политический долгожитель, чья карьера длилась более четырёх десятилетий.

Биография

Родился в семье школьного учителя в городе Алор-Сетаре, штат Кедах. По образованию врач: в 1953 году окончил медицинский факультет Университета Малайя в Сингапуре. До 1957 года работал в гражданской администрации, позже вёл частную медицинскую практику.

В 1946 году вступил в только что основанную Объединённую малайскую национальную организацию (ОМНО). В 1964 году стал членом парламента от ОМНО. В 1969 году за критику политики премьер-министра Абдул Рахмана исключён из ОМНО и лишён депутатского мандата. Тогда же написал книгу «Малайская дилемма», которая сразу же была запрещена в стране.

В 1972 году при новом премьер-министре Абдул Разаке восстановлен в ОМНО и через год назначен сенатором. С 1974 года — министр образования и снова депутат парламента. На посту министра усилил государственный контроль над университетами, что встретило недовольство в университетской среде. С 1975 года — один из трёх вице-президентов ОМНО. В 1976—1981 годах — заместитель премьер-министра, одновременно в 1978—1981 годах — министр торговли и промышленности. Активно выступал за долгосрочное инвестирование в производство, особенно в тяжёлую и автомобильную промышленности.

Руководство страной

С 16 июля 1981 до 31 октября 2003 года — президент партии ОМНО и премьер-министр (первый, не учившийся в Британии и не имеющий малайско-королевских корней) после отставки по состоянию здоровья Хуссейна Онна.

Одним из первых шагов стали амнистия для 21 политзаключённого и назначение заместителем премьер-министра своего соратника Мусы Хитама. Затем основными его целями были консолидация руководства правящей партии и правительства и подготовка к выборам 1982 года. Победив на них (партия набрала 60,5 % и 132 из 154 мест в парламенте), он стал укреплять централизацию власти в стране, что вызвало конфликт с султанами отдельных штатов. Экономическая политика отличалась стремлении к приватизации предприятий госсектора в стиле «тэтчеризма». Были приватизированы авиакомпании, коммунальные и телекоммуникационные фирмы. Было развёрнуто строительство автомагистрали «Север-Юг» от границы с Таиландом до границы с Сингапуром. Был также реализован проект строительства современного автопроизводства (первое время совместно с «Mitsubishi») марки Proton, ставшего к концу 1980-х крупнейшим автопроизводителем в Юго-Восточной Азии.

На парламентских выборах 1986 года возглавляемая им ОМНО вновь победила, получив 57,3 % голосов и 148 из 177 мест в парламенте. Кроме продолжения своего экономического курса, имел место период подавления оппозиции, в рамках которого 119 человек были арестованы и содержались в тюрьме без предъявления обвинения.

На парламентских выборах 1990 года ОМНО получила 53,4 % голосов и 127 из 180 мест в парламенте. После выбор была анонсирована программа «Видение 2020 (англ.)». Одновременно после долгих с сложных дискуссий премьер-министру удалось добиться снятия иммунитета с глав штатов (султанов) и членов королевских семей, сократить их полномочия и одновременно сократить их финансовую поддержку. В 1994 году были приняты соответствующие конституционные поправки.

Парламентских выборы 1995 года окончились триумфом ОМНО и его лично — партия получила 65,2 % и 162 места из 192 в парламенте. Вскоре начал развиваться проект Multimedia Super Corridor (англ.), малайский аналог «Силиконовой долины», расположенный к югу от Куала-Лумпура на площади 15х50 км и ряд других амбиционных проектов (включая строительство трассы «Формулы-1» в Сепанге).

В ходе кризиса 1997—1998 годов вопреки рекомендациям МВФ отказался от жёсткой денежно-кредитной и фискальной политики, что вызвало резкое противостояние с вице-премьером и заместителем главы ОМНО Анваром Ибрагимом, который был снят со всех постов и посажен в тюрьму по обвинению в коррупции и содомии. Были увеличены государственные расходы и фиксированный курс ринггита к доллару США. Результат посрамил своих международных и внутренних критиков, а также экспертов МВФ. Малайзия оправилась от кризиса быстрее, чем другие страны Юго-Восточной Азии. Это стало политическим триумфом М. Мохамада. После следующих выборов в 1999 году партия ОМНО получила (56,5 % и 147 мест из 192 в парламенте), хотя ведущие западные страны и США поддержали оппозицию.

Отставка и последующая деятельность

В 2002 году на съезде ОМНО объявил о своей скорой отставке и объявил Абдуллу Бадави своим преемником. 31 октября 2003 года ушёл в отставку.
В 2006 году попробовал собрать вокруг себя оппозиционные новому лидеру партии силы, но безуспешно.
19 мая 2008 года, после выборов, в ходе которых ОМНО потеряло парламентское большинство в 2/3 и пытаясь оказать давление на премьер-министра Абдуллу Бадави, заставив его покинуть пост в пользу свего заместителя Наджиба Разака, заявил о выходе из ОМНО. Вернулся в партию, как только Наджиб Разак занял пост премьер-министра (в 2009 году).

В 2015 году начал призывать уже правительство Разака к отставке.

Внешнеполитические взгляды

Практически с самого начала им был провозглашён приоритет азиатским моделям развития, а не европейским или американской. Считал основным приоритет стабильности и экономического роста и благосостояния над гражданскими свободами в их западном понимании. Одновременно с самого начала им велась публичная критика внешней политики США, хотя США сохраняли свою роль главного инвестора и основного военного партнёра Малайзии. После разрыва с Анваром Ибрагимом США официально встали на сторону последнего.

В 2003 году им критиковалась Иракская война, начавшаяся без санкции ООН. В своём интервью малайской газете «The Star» 18 октября 2004 года он заявил: "«Американцы, по большому счёту, очень невежественны и ничего не знают об остальном мире… Тем не менее они являются людьми, которые решают, кто будет самый сильный человеком в мире.»

Всегда являлся сторонником создания палестинского государства и противником Израиля (въезд на территорию страны гражданам Израиля издавна запрещён), кризис 1997-го был объявлен им «результатом заговора евреев по обрушению ринггита» (позже он частично дезавуировал это обвинение, но исключительно для иностранных наблюдателей). В 2003-м в ходе саммита Организации исламского сотрудничества он сделал следующее заявление: «Сегодня евреи правят миром по доверенности. Они заставляют других бороться и умирать за них. Они изобрели социализм, коммунизм, права человека и демократию, но их преследование объявляется неправильным, потому что они имеют равные права с другими. Поэтому они уже получили контроль над наиболее могущественными странами. А они, это крошечное сообщество, фактически стали мировой державой.» Вместе с этим он заявлял: «Я не антисемит… Я против тех евреев, которые убивают мусульман и которые поддерживают убийц мусульман».
Одновременно он считал Запад и особенно Евросоюз антимусульманским и использующим двойные стандарты при защите евреев и мусульман.

Принял участие в урегулировании конфликта в Боснии и Герцеговине, за что в 2007 году номинировался на Нобелевскую премию мира.

В 2014 году высказал мнение, что в террористических актах 11 сентября 2001 года организовали не мусульмане, а спецслужбы и правительство США.

Итоги деятельности

При нём Малайзия превратилась из страны со слаборазвитой аграрной экономикой в одного из «азиатских тигров». Пропагандировал «азиатские ценности» в противовес западным, возглавлял международное движение неприсоединения.

Автор программы «Видение 2020», ставящей целью превращение Малайзии в индустриально развитое государство к 2020 году и рассчитанная на ежегодный рост ВВП в среднем на 7 % и стабильное повышение уровня жизни населения страны (уже к 1995 году число бедных сократилось до 9 %). До кризиса 1998 года рост ВВП в среднем составлял 9 %. Большой заслугой Махатхира считается быстрое преодоление финансового кризиса 1998 с опорой на собственные силы и с увеличением госрасходов вопреки всем рекомендациям МВФ. В качестве превентивной меры в отношении подобных экономических потрясений в будущем он выдвинул «проект золотого динара», который подразумевает создание обеспеченной золотом международной валюты.

Для устранения своих политических противников прибегал к Закону о внутренней безопасности, позволявшему ему арестовывать и содержать в заключении без суда и следствия любого гражданина страны. В 1987 году таким образом были закрыты четыре газеты и арестовано 106 политических активистов. Инициированная Мохамадом травля своих политических противников вызывала протесты неправительственных организаций в стране и за рубежом.

Возглавлял делегации Малайзии на многих международных форумах. Инициатор создания развивающимися странами неправительственной комиссии Юга по вопросам развития. В 1987 избран председателем международной конференции по борьбе со злоупотреблением наркотиков и их незаконным оборотом. В июле-августе 1987 посетил Москву с официальным визитом.

Почётный член РАЕН (2000).
Великий Командор ордена Защитника Королевства (Seri Maharaja Mangku Negara, что даёт право на титул «Тун»).
Его официальная резиденция Шри Пердана, в которой он работал в 1983—1999 годах превращена в музей.

Жена (с 1956 г.) — Сити Хасма Мохамед Али (1926 г.р.), известный в стране медик, номинальный президент Университета мультимедиа.
7 детей — Марина (общественный деятель и писательница), Мирзан, Мелинда, Мохзани (один из богатейших предпринимателей страны), Мухриз (1964 г.р., бизнесмен, с 2008 года депутат парламента страны, с 2013 года глава правительства штата Кедах), Майзура и Мажар.

Совокупность его взглядов (считался, в частности, националистом) получила название «махатхиризм». В 1998 и 2007 годах выпускались марки с его портретом. В 1998 московское издательство «Летопись» издало сборник. речей и выступлений Махатхира под названием «От имени своего народа».

Литература

• Антонов М. Ф. [m-antonov.chat.ru/from_to/part_10.htm Глава 10. Коммуналистское государство-корпорация Махатхира бин Мохамада] // [m-antonov.chat.ru/from_to/index.htm От лжекапитализма к тоталитаризму! Мир в XXI веке и судьбы России]. — М.: Альта-Принт, 2008. — 592 с. — 1 000 экз. — ISBN 978-5-98628-110-0.
• Доктор Махатхир Мохамад. Политик и личность. М.: Форум, 2001. ISBN 5-89747-030-8
• Погадаев, В. «Феномен личности Махатхира. Политический портрет» — в «Азия и Африка сегодня». М.: Российская академия наук, N 5, 2001, с. 66-68.
• Victor A. Pogadaev. 20 Tahun Yang Mengubah Wajah Malaysia (20 лет, преобразившие облик Малайзии). Berita Harian, 13. 3. 2002
• Мохамад М. Путь вперёд. — Минск: Харвест, 2009. — 192 с. — ISBN 978-985-16-7710-4.

Ссылки

• [lib.ru/POLITOLOG/mahathir.txt Мохамад Махатхир. Путь вперед] lib.ru
• [www.pereplet.ru/text/pogadaev05dec09.html Махатхир — премьер, изменивший Малайзию] pereplet.ru

Отрывок, характеризующий Махатхир Мохамад

Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.