Восстание махдистов

Восста́ние махди́стов — антиколониальное восстание в Судане, которое возглавил Мухаммад Ахмад, объявивший себя «Махди» (мессией). Привело к тому, что в разгар «драки за Африку» европейцы на 13 лет были вытеснены из Судана.

Причины и ход восстания

После завоевания Мухаммедом Али в 1819 году Судан управлялся египетской администрацией. Во второй половине XIX века в Судане усилилось влияние Великобритании. Генерал-губернатором Судана египетский хедив назначил англичанина — генерала Чарльза Джорджа Гордона. Жестокая эксплуатация и национальное угнетение привели к возникновению мощного народного движения протеста с религиозной направленностью.

Религиозный лидер Мухаммад Ахмад (Мухаммед ибн Абдаллах) в 1881 году объявил себя «Махди» и возглавил восстание против турецко-египетского чиновничества. Махди провозгласил отмену налогов и начал собирать армию для священной войны (джихада) против турок и египтян. Он попытался объединить племена западного и центрального Судана.

В мае 1881 года египетские власти вызвали Мухаммада Ахмада в Хартум для объяснений, но он отказался подчиниться. Генерал-губернатор Судана Рауф-Паша (египтянин) не воспринял всерьёз информацию о «Махди» и отправил на подавление бунта всего две роты солдат. 11 августа роты высадились на остров Абба, где предположительно находился «Махди», двигаясь с разных сторон, ночью наткнулись друг на друга и, решив, что это противник, начали сражаться между собой. Махдисты, не имевшие огнестрельного оружия, скрывались до наступления темноты, а подоспевший вскоре отряд Абдаллаха застал египетский отряд врасплох и полностью разгромил. Этот успех поднял боевой дух восставших и увеличил количество их сторонников.

Опасаясь дальнейших преследований со стороны египетских властей, Мухаммад Ахмад и часть его сторонников (ансаров) направились в Кордофан, где в 1881 году заняли ряд городов; по пути к ним присоединялось множество последователей, среди которых были крестьяне, кочевники, ремесленники и беглые рабы. Деятельность Махди была поддержана частью вождей суданских племен, а также арабских работорговцев, недовольных тем, что египетские власти по требованию Британии запретили работорговлю. К сентябрю 1882 года под контролем англо-египетских войск в этой области Судана остались города Бира и Эль-Обейд, но и они сдались махдистам в начале 1883 года.

Постепенно восстание перебросилось в провинции Дарфур, Экватория и Бахр-эль-Газаль. После разгрома 8-тысячного отряда египтян в Шейкане, махдисты завоевали Дарфур. Рауф-Паша, не сделав никаких выводов, направил на подавление восстания 4 тысячи бойцов под командованием Юсефа-Паши, мудира (правителя) Фашоды (Кодока) в Джебель-Кадире. Но египетская армия не учла особенности боевых действий в пустыне, а армия Мухаммеда тактически грамотно уходила от сражения, периодически тревожа Юсефа-Пашу мелкими нападениями. Оставшись без питьевой воды, правительственные войска были разгромлены.

Победа над Юсефом-Паши вызвала всеобщее восстание. Теперь всё население Судана признало Мухаммеда «Махди», и власть Египта была свергнута. Потеря Египтом Судана, а также некоторые разногласия с Великобританией, стали причиной военного конфликта между ними. Египет ставил свои условия о прохождении Суэцкого канала британскими кораблями, которые естественно не устраивали британскую королеву. Довольно быстро Египет был оккупирован, и превратился в английский протекторат.

В феврале 1883 года повстанцы заняли Эль-Обейд — административный центр провинции Кордофан. В ноябре 1883 года около Эль-Обейда плохо вооружённые ансары разгромили 10-тысячный отряд британского генерала Хикса.

В декабре 1883 года капитулировал бывший австрийский офицер — Слатин-паша, который был ответственным за оборону Дарджура. В марте-апреле 1884 года произошли восстания областей Бербера и Донгола.

8 января 1884 года британские власти предложили возглавить операцию по эвакуации египтян, осажденных в Хартуме генералу Гордону. По прибытии в Хартум Гордон 18 февраля 1884 года выдвинул перед Махди идею освободить пленников в обмен на признание его правителем Кордофана, разрешение работорговли и установление с ним торговых сношений. Махди отказался принять предложение Гордона и 22 августа двинул войска на Хартум.

Гордон сумел организовать оборону Хартума, осаждённого махдистами с октября, но не получил вовремя подкреплений из Великобритании и от Эмин-паши. В ночь с 25 на 26 января 1885 года город был взят штурмом махдистами. Когда, наконец, британские войска («Нильская экспедиция» Гарнета Вулзли) приблизились к Хартуму, чтобы спасти Гордона, город после десятимесячной осады был уже взят, а Гордон убит на ступенях своего дворца и обезглавлен.

Мухаммад Ахмад установил свою столицу в Омдурмане. К лету 1885 года в его руках оказалась почти вся страна, за исключением порта Суакин на Красном море и Вади-Хальфа на севере.

Установленный Мухаммадом Ахмадом режим (Махдийя), основался на традиционных исламских законах и шариатских судах. В формулу веры (шахаду) была включена вера в Махди и объявление Мухаммада наместником пророка и мессией (Махди Аллаха). Паломничество в Мекку (хадж) было заменено участием в священной войне (джихадом). Обязательная милостыня (закят) превратилась в государственный налог. Рыхлая конфедерация суданских княжеств и племен превращалась в централизованное теократическое государство во главе с племенной знатью.

В июне 1885 года Мухаммад Ахмад умер от тифа. Основанное им государство простиралось от берегов Красного моря до Центральной Африки.

Острая борьба за власть между заместителями Мухаммада Ахмада привела к тому, что махдистское государство возглавил Абдаллах ибн Мухаммад ат-Таиша, который принял титул халифа. Халиф отстранил многих учеников Махди и членов его семьи, завершив создание режима, опирающегося на новую феодальную знать.

После смерти основателя махдистское государство продержалось ещё полтора десятка лет. Абдаллах значительно укрепил махдистское государство, ему удалось ликвидировать сепаратизм отдельных племенных вождей, наладить производство оружия и создать сильную армию. Прежние лозунги равенства всех «перед лицом Аллаха» были забыты.

Для борьбы с Абдаллахом Великобритания организовала блокаду морского побережья Судана, спровоцировав в 1885 году войну Эфиопии против махдистского Судана, истощавшую оба государства. В 1887 году суданские отряды взяли и разграбили Гондэр, а в марте 1889 года у Метеммы разгромили силы эфиопов и убили в бою негуса Йоханныс IV. В то же время, атаки против бельгийцев в Конго и итальянцев в Эритрее не принесли Абдаллаху успеха. В 1896 году англо-египетские войска под командованием генерала Герберта Китченера начали наступление на махдистский Судан. Лишь в начале сентября 1898 года махдистское государство в битве при Омдурмане потеряло половину армии и было разгромлено англо-египетскими войсками во главе с генералом Китченером. Государство, созданное Мухаммадом Ахмадом было уничтожено, его прах был извлечен из мавзолея в Омдурмане и сожжен в топке парохода. Отрубленную голову Махди лорд привез в Англию в ёмкости с керосином. Бернард Шоу сравнивал это с надругательством над останками Кромвеля при Стюартах.

Потерпев поражение от англичан, Абдаллах развернул в Судане партизанскую войну, но был убит в провинции Кордофан в конце 1899 года.

Ключевые сражения

• Сражение при Эль-Обейде
• Осада Хартума
• Сражение при Омдурмане
• Сражение при Токаре

Восстание в литературе и кино

• «В дебрях Африки» — роман Генрика Сенкевича.
• «Свет погас» — роман Редьярда Киплинга.
• Фуззи-Вуззи — известное стихотворение Редьярда Киплинга.
• «Речная война» — книга Уинстона Черчилля, который участвовал в подавлении восстания
• «Четыре пера» — приключенческий роман Альфреда Мейсона (1902)
  • Четыре пера (фильм, 1939)
  • Четыре пера (фильм, 2002)
• фильм «Хартум» (1966)

Литература

• Смирнов С. Р. Восстание махдистов в Судане. — М.—Л., 1950.

Ссылки

• Махдистов восстание — статья из Большой советской энциклопедии.

Отрывок, характеризующий Восстание махдистов

Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.