Махизм
Махи́зм — направление в философии и методологии науки конца XIX — начала XX века, основано Э. Махом и Р. Авенариусом. Частичным синонимом термина «махизм» является термин «эмпириокритицизм»: иногда под махизмом понимается только учение Маха, но не учение Авенариуса. Махизм (эмпириокритицизм) считается вторым этапом эволюции позитивизма.
Основные теоретические положения махизма были предложены в начале XX века почти одновременно и независимо друг от друга Махом и Авенариусом (Швейцария). Дальнейшее развитие они получили в работах их учеников, а также в работах К. Пирсона (Великобритания) и П. Дюэма (Франция). Тем не менее, широкое распространение махизма (эмпириокритицизма в целом) связано с деятельностью Маха. Его влияние объясняется тем, что работы Маха возникли в качестве непосредственной реакции на кризис классической физики. Мах выступил с претензией объяснить этот кризис и предложить программу выхода из него.
Содержание
Учение
Махизм относят к феноменализму, релятивизму, агностицизму. Для сторонников махизма феномены — данные сознания, элементы опыта, составляющие единственную реальность. Махизм классифицируется как нейтральный монизм, пытающийся вывести и физическое и психическое из нейтрального начала (из элементов опыта). Монистические воззрения как материалистов, так и идеалистов должны быть заменены более совершенным нейтральным монизмом, который устраняет из философского оборота категории материи и сознания, заменяя их категорией чистого опыта. Махизм предложил своё решение психофизической проблемы, согласно которому душа и тело построены из одних и тех же «элементов» (ощущений), и поэтому нужно говорить не о соотношении реальных процессов — физиологических и психических, а о различных комплексах ощущений. Исторически махизм близок философии Дж. Беркли и Д. Юма.
Основу учения Маха составляет теория (принцип) экономии мышления и идеал чисто описательной науки. Экономию мышления Мах объявляет основной характеристикой познания вообще, выводя её из изначальной биологической потребности организма в самосохранении, обусловливающей, по Маху, необходимость приспособления организма к фактам. Ту же идею Авенариус выражает в принципе наименьшей траты сил.
Из принципа экономии мышления Мах выводит положение об описании как идеале науки. В развитой науке объяснительная часть является излишней, паразитической и в целях экономии мышления должна быть удалена. Одним из таких паразитических элементов науки махизм считает понятие причинности, которое он предлагает отбросить и заменить его понятием функциональной зависимости признаков явлений.
Методологические принципы экономии мышления и чистого описания применяются к теории познания. Понятия субстанции, вещи — мнимое понятие, мнимой является и проблема отношения субстанции и её свойств. Из требования необходимости определения понятий через наблюдаемые данные следует, что всё познание опирается на основные элементы. Такими элементами являются непосредственные чувственные данные, ощущения — предел разложения эмпирического опыта. Основу знания составляют не непосредственно элементы мира, а описания фактов в их элементах, то есть описания, состоящие в фиксации функциональных и затем логических связей между элементами мира. Понятие вещи и понятие Я являются лишь условными наименованиями комплексов элементов.
Мах отрицал реальность атомов и объявлял их лишь удобным средством систематизации опытных данных. Также он критиковал понятия массы и абсолютного пространства ньютоновской физики.
Влияние
Разновидностями махизма (эмпириокритицизма) были эмпириосимволизм и эмпириомонизм.
Махистская критика психофизического дуализма повлияла на нейтральный монизм, неореализм, философию Б. Рассела.
Махизм повлиял на философию прагматизма, в частности, повлияла на критику американским философом Уильям Джемса субстаницального понятия сознания («Я», душа), и через него — на формирование философских основ бихевиоризма.
В Австрии против махизма полемизировал Людвиг Больцман.
В Германии махизм повлиял на философские взгляды В. Оствальда.
Во Франции махизм повлиял на философские взгляды А. Пуанкаре, Э. Гобло, А. Навиля. Э. Мейерсон критиковал истолкования теории относительности и квантовой механики в духе махизма.
В России махизм был популярен в революционной среде (эсер В. М. Чернов и др.). Махизм повлиял на формирование богостроительства в российской социал-демократии (группа «Вперёд», А. Луначарский, Н. Валентинов, В. А. Базаров, А. А. Богданов, П. Юшкевич и др.). Против махистов выступали социал-демократы А. М. Деборин, Г. В. Плеханов, особенно яростно — Ленин. Как отмечал последний, в России в период реакции к 1910 году "Переоценка всех ценностей" в различных областях общественной жизни повела к "ревизии" наиболее абстрактных и общих философских основ марксизма. Влияние буржуазной философии в её разнообразных идеалистических оттенках сказалось в махистском поветрии среди марксистов"[1][2].
Напишите отзыв о статье "Махизм"
Примечания
Литература
- Махизм / В. А. Лекторский // Ломбард — Мезитол. — М. : Советская энциклопедия, 1974. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 15).</span>
- Алексеев Владимир В. [www.glybrary.ru/rukopisi/bogdanov-udmurtiya-3.html]
Отрывок, характеризующий Махизм
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?– Честное слово!
Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
