Махмуд Мухтар-паша
| Махмуд Мухтар-паша | |
 | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Место рождения | |
| Дата смерти | |
| Место смерти |
на пароходе «Эсперия» по дороге из Александрии в Неаполь |
| Принадлежность | |
| Род войск | |
| Звание | |
| Сражения/войны | |
Махмуд Мухтар-паша, или Махмуд Мухтар Катырджиоглу, тур. Mahmut Muhtar Paşa/Mahmut Muhtar Katırcıoğlu, (1 декабря 1867, Константинополь — 15 марта 1935, пассажирский корабль) — турецкий военачальник и дипломат, генерал и адмирал.
Содержание
Биография
Сын великого визиря Ахмеда Мухтар-паши. Родился в Константинополе, там же получил образование в Лицее Галатасарай и в Военной академии (Харбийе). В 1888 г. окончил военную академию в Меце.
1 февраля 1887 г. вступил фанен-юнкером во 2-й Гвардейский пехотный полк прусской армии, затем служил там же в ранге лейтенанта. В 1893 г. вернулся на родину.
Участвовал в греко-турецкой войне 1897 года, несмотря на запрет султана Абдул-Гамида II. В 1900 г. представлял османскую армию на больших манёврах во Франции. В 1908-1909 гг. командовал 1-й армией.
В 1909-1911 гг. — генерал-губернатор вилайета Айдын.
В 1911 г. назначен министром морского флота в правительстве Хаккы-паши. При нём было начато сооружение первого турецкого дредноута. В этой должности осенью 1911 г. нанёс официальный визит в Ливадию императору Николаю II[1].
После начала Первой балканской войны в 1912 г. отправился на фронт, где командовал III корпусом в сражении при Кирк-Килиссе. 18 ноября 1912 г. был тяжело ранен в правую голень[2]. Его мемуары об участии в Балканской войне были выпущены в 1913 г. в переводе на французский и немецкий языки.
В 1913-1914 гг. — посол в Берлине.
В 1917 г. вышел в отставку. Жил в Александрии.
Похоронен в Каире.
Семья
Первая жена — Кевсер-ханым. Сын — Сермет Мухтар Алус (1887-1952), известный в Турции писатель.
Вторая жена — египетская принцесса Нимет-ханум-эффенди (19.9.1876-21.6.1945), дочь хедива Исмаил-паши, президент Женского комитета Красного Полумесяца.
Дети: Исмаил Мухтар-бей (1900-1953), Халиль Мухтар-бей (1901-?), Омар Мухтар-бей (1902-1935), Ала уд-Дин Ахмад-бей (1910-?), Амина Дурия-ханум (1897-1975)[3].
Награды
- Орден Османие
- Орден Меджидие
- медаль Имтияз
- русский Орден Белого орла с бриллиантами (1912)
- австрийский Орден Железной короны 1-го класса (1913)
- прусский Орден Красного орла
Сочинения
- Türk ordusuyla muharebede! : Trakya seferi - 29 Eylülden 1 Teşrini- Sâniye kadar harekât-i harbiyenin ecmal-i yevmisi. Filibe: Balkan Matbaası, [1910].
- Üçüncü kolordunun ve ikinci şark ordusunun muharebatı. İstanbul: Kanaat, 1912 (немецкая версия - Meine Führung im Balkankriege 1912. Berlin: E.S. Mittler & Sohn, 1913; французская версия - Mon commandement au cours de la Campagne des Balkans de 1912. Paris-Nancy: Berger-Levrault, 1913).
- Die Welt des Islam. Weimar: Kiepenheuer, 1915.
- Der heilige Krieg // Der Deutsche Krieg. Berlin-Stuttgart: Deutsche Verlags-Anstalt, 1915.
- Afrika-i cenubı̂ muharebesi. İstanbul: Matbaa-i Ebüzziya, [1921].
- Maziye bir nazar: Berlin muahedesinden Harb-i Umumiye kadar Avrupa ve Türkiye-Almanya münasebatı. İstanbul: Matbaa-yi Ahmet İhsan, [1922].
- La Turquie, l'Allemagne et l'Europe: depuis le Traité de Berlin jusqu'à la guerre mondiale. Nancy-Paris-Strasbourg: Berger-Levrault, 1924.
- Acı bir hâtıra: 1328 Balkan Harbinde Şark Ordusu Kumandanı Abdullah Paşa'nın hâtıratına İkinci Şark Ordusu kumandanı Mahmut Muhtar Paşa'nın cevabı. al-Qāhirah, [1932].
Напишите отзыв о статье "Махмуд Мухтар-паша"
Примечания
Отрывок, характеризующий Махмуд Мухтар-паша
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.
Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
