Мацокин, Николай Петрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Петрович Мацокин
Дата рождения:

10 декабря (23 декабря) 1886(1886-12-23)

Место рождения:

Киев

Дата смерти:

8 октября 1937(1937-10-08) (50 лет)

Место смерти:

Новое Донское кладбище, Москва,

Страна:

Российская империя Российская империя
СССР СССР

Научная сфера:

Востоковедение

Место работы:
Учёное звание:

профессор

Известен как:

лингвист, исследователь этнографии и мифологии народов Китая и Японии

Мацокин, Николай Петрович (10 (23) декабря 1886 года, г. Киев, Российская империя – 8 октября 1937, г. Москва, СССР) – российский и советский синолог и японовед. Профессор Государственного Дальневосточного университета и ряда других московских вузов. Имеет более ста научных работ по востоковедению – учебных пособий, статей и рецензий[1]. В сферу его научных интересов входили: лингвистика, этнография, экономика, мифология и история Китая и Японии[2].
Одним из первых предпринял попытку применить к японскому языку методы теоретической лингвистики[3].

С конца 1924 г. по октябрь 1927 г. сотрудник генерального консульства СССР в Харбине[2].

В период работы в Иностранном отделе ОГПУ (1924–1934) занимался переводом документов с китайского и японского языков, а также анализом внешней политики, социологии, экономики и военного потенциала Японии[4].

Арестован 26 июля 1937 года по обвинению в шпионаже в пользу Японии. Расстрелян 8 октября 1937 года. Похоронен на Донском кладбище в г. Москве.

Реабилитирован посмертно 18 мая 1992 года, Заключением Прокуратуры РФ[5].





Биография

Будь силен — вот единственный долг человека.
Будь силен — вот что следовало бы сказать всякому, появляющемуся на свет.

— Н.П.Мацокин «Дерзновения»

Николай Петрович Мацокин родился 10 (23) декабря 1886 года в Киеве. Его отец, врач-венеролог[6], Пётр Григорьевич Мацокин (1859 — ок. 1917) служил военврачом, имел чин надворного советника, а среди своих наград — золотую медаль графа Д.А.Толстого за ученый труд «Метисы забайкалья»[7][Ком. 1].

По аттестату об окончании гимназии во Владивостоке Николай Мацокин в 1905 году поступает в Харьковский университет на естественно-исторический факультет. Вскоре он переводится на естественное отделение физико-математического факультета, а спустя год на юридический факультет[6].

В 1907 году Николай Мацокин оставляет учёбу в Харьковском университете и уезжает во Францию, в Дижон, для изучения французского языка в частном порядке[7].

В начале 1908 г. у Николая и его первой жены Анастасии (1889–1966) в Полтаве рождается сын – Григорий Мацокин (1908–1939)[Ком. 2].

Позже, в 1908 году, Николай Мацокин уезжает на учёбу во Владивосток в Восточный институт, где он учится по японо-китайскому разряду, изучая ещё и тибетский язык. Среди его преподавателей известные востоковеды Е. Г. Спальвин и Н. В. Кюнер[8]. Заканчивает институт в 1912 году, однако, из-за несложившихся отношений с профессурой, диплом получает только четыре года спустя. По окончании Восточного института поступает на работу в Управление Восточно-Китайской железной дороги (КВЖД) в г. Харбине на должность переводчика японского языка[9][6].

В 1910—1911 гг. Николай Мацокин побывал в Японии с целью совершенствования японского языка[Ком. 3]. В 1916 году он был награждён японским орденом за участие в русско-японской конференции в Токио и Сеуле, в качестве переводчика[10].

В 1917 году Николай Мацокин был назначен помощником главного редактора газеты «Юань-дунь-бао» — органа железной дороги, издававшейся в Харбине на китайском языке. Также сотрудничает в харбинском журнале «Вестник Азии» Общества русских ориенталистов[10]. В 1919 году был уволен за критику финансовой политики КВЖД в газете «Новая жизнь»[9].

После увольнения уезжает из Харбина и устраивается на работу лектором японского языка в Иркутском университете. Летом 1920 года ведёт занятия на курсах восточных языков (с сентября 1920 года — факультет). В это же время курсы японского языка посещал известный чешский писатель Ярослав Гашек[10].

В конце 1920 года Николай Мацокин уезжает во Владивосток, где профессор Е. Г. Спальвин рекомендует своего любимого ученика доцентом на кафедру этнографии и географии стран Дальнего Востока в ГДУ (бывший Восточный институт). Вскоре он выступает с критикой «реакционной и монархической профессуры», с которой у него не сложились отношения ещё в период его учёбы. В результате Мацокин был уволен, хотя, по ходатайству профессора Спальвина, ему было разрешено читать лекции в этом же университете[9].

С 1922 по 1923 год Николай Мацокин занимает должность помощника заведующего отделением Дальневосточного телеграфного агентства ДАЛЬТА (ныне ТАСС) в Иокогаме в Японии. В августе 1923 года восстанавливается на работе в ГДУ, практически через три года после увольнения, но к работе так и не приступает. В период с 1924 г. по октябрь 1927 г. работает сначала переводчиком, а затем драгоманом в генконсульстве СССР в Харбине. В 1928—1930 гг. снова работает в ГДУ, где становится внештатным профессором по кафедре японского языка, а после ликвидации ГДУ в феврале 1930 года[Ком. 4], переезжает в Москву и преподаёт японский язык в Московском институте востоковедения[11] и других московских вузах[12].

В июле 1931 г. в квартире Мацокина останавливается подруга его жены – Лютгарда Пашковская, которая сразу попадает в поле зрения НКВД из-за частых контактов с сотрудниками японского посольства, ставших иногда посещать и квартиру профессора. В результате Николай Мацокин был арестован по обвинению в шпионаже в пользу Японии в сентябре 1931 года. При обыске у него было найдено 850 долларов и револьвер системы «Браунинг». И хотя доказательств работы на японцев найдено не было, профессор Мацокин был приговорён к десяти годам в ИТЛ, но был освобождён условно-досрочно 19 марта 1934 года[13][14].

Скорее всего, к этому времени относится упоминание о нём в мемуарах Н. Е. Семпер-Соколовой, которая брала у Мацокина уроки японского[15][16]:

Моим учителем... был дальневосточный профессор Николай Петрович Мацокин, автор нескольких книг и статей по этнографии Азии. Тоже высокий, но плотный мужчина лет сорока пяти. Бритый, небрежно одетый в какую-то фуфайку; общительный, энергичный. Он жил в захолустном, сплошь деревянном Самарском переулке, за парком ЦДКА... На первом этаже одного домика, в просторной, почти не обставленной, но полной книг комнате жили вдвоем Мацокин и его жена — француженка Эрнестина Коффруа, красивая брюнетка, получившая образование в Сорбонне...
Из материалов уголовного дела известно, что женой Мацокина впоследствии была Сенторен Андрэ Петровна, работавшая библиотекарем в Московском энергетическом институте[17].

Николай Петрович Мацокин был арестован второй раз 26 июля 1937 года во время «Большого террора». Около полугода до этого, в январе 1937 г. генеральным комиссаром госбезопасности становится Николай Ежов, и аресты «врагов народа», независимо от их уровня, начинаются по всем организациям. А после начала японо-китайской войны 7 июля 1937 г. волна арестов востоковедов значительно возрастает[18]. Как известно, оперативный приказ №00593[19], положивший начало массовых репрессий бывших сотрудников КВЖД (харбинцев), выходит 20 сентября 1937 г.

В этот раз Мацокин снова был обвинён в шпионаже в пользу Японии и приговорён к высшей мере наказания Военной коллегией Верховного суда СССР 8 октября 1937 года. Дело рассматривалось в особом порядке. Обвинителем был Прокурор СССР Вышинский, а вёл процесс председатель Военной коллегии Верховного Суда СССР Ульрих. Приговор был приведён в исполнение в тот же день[20][21].

12 мая 1992 года Комиссия по реабилитации определила, что Николай Петрович Мацокин был осуждён необоснованно[22], а 18 мая 1992 года заключением Прокуратуры РФ он был реабилитирован[5].

Научная деятельность

Наиболее полная и подробная оценка научной деятельности Н. П. Мацокина дана профессором Осакского университета А. С. Дыбовским, который характеризует его как человека «исключительных способностей и амбиций, широких научных интересов, глубоких и разносторонних знаний, феноменальной работоспособности»[23].

Работы по этнографии и антропологии

Первые работы Николая Мацокина опубликованы ещё во время его обучения в Восточном институте (1908—1912).

  • «Отношения полов до брака в некоторых малороссийских деревнях», 1909 г.
  • «Материнская филиация у китайцев, корейцев и японцев» 1910 г.
  • «Материнская филиация в Восточной и Центральной Азии», 1911 г.

На основании двух последних работ Николай Мацокин констатирует, что «три главных народа Дальнего Востока» — китайский, корейский и японский в ходе их эволюции имели «строй, основанный на происхождении по матери»[24].

Мифология

Одной из наиболее известных работ Николая Мацокина является «Японский миф об удалении богини солнца Аматерасу в небесный грот и солнечная магия». Эта работа была опубликована в 1921 г. в «Известиях восточного факультета ГДУ». На основе анализа этого мифа Н. П. Мацокин проводит некоторые лексические сходства с меланезийским наречием, а также сходства между японским, монгольским и турецким языками. По мнению профессора А. С. Дыбовского, Николай Мацокин вполне может считаться предшественником Е. Д. Поливанова, в деле формулирования гипотезы о малайско-полинезийском субстрате в происхождении японского языка[25].

Работы по лингвистике и учебные пособия

  • Учебное пособие «Вырезки из японских газет и журналов: пособие для студентов японского отделения восточного факультета ДВГУ. Часть 1. Текст» Владивосток, 1928 г.
  • Книга «Морфология японского глагола» Владивосток, 1929 г.

В книге дано критическое описание истории изучения японского глагола в работах зарубежных и отечественных японоведов, учтено мнение японских языковедов, а также представил свой вариант синхронного описания морфологии японского глагола настоящего времени[26].

Переводы и обзоры иностранной прессы

Всего Н. П. Мацокиным опубликовано около 20 переводных работ с французского, японского, китайского и английского языков, многие из которых были сделаны ещё в студенческие годы. Это в основном переводы по экономике, этнографии и социологии. В период работы в Харбине (1912–1918) и (1923–1927) он активно занимается анализом публикаций в японской прессе, высказываний японских политиков, учёных и обозревателей. Пишет целый ряд обзорных статей[27]:

  • «Граф Окума и японское самомнение», 1913 г.
  • «Японские вымыслы и их виновники», 1915 г.
  • «Японцы о японо-американской войне», 1924 г.
  • «Японцы о японо-американской сухопутной войне», 1925 г.
  • «Общественные деятели Японии о русско-японском соглашении», 1926 г.
  • «Классовая борьба в деревне и аграрные конфликты», 1927 г.

Рецензии

Всего Н. П. Мацокиным было написано более 30 рецензий по востоковедению, что говорит о его высокой компетентности в этой области. Но, некоторые его последние рецензии, относящиеся к 1935 году, отличаются высокой политизированностью и не всегда обоснованной критикой многих советских востоковедов. Скорее всего, после нескольких лет заключения, проведённых в НКВД, чувство самосохранения заставляет его занять конформистскую позицию по отношению к советской власти[23]. Как пишет профессор С. И. Кузнецов, «Вполне вероятно, что Мацокин против своей воли использовался НКВД для развёртывания масштабных репрессий против советской японоведческой школы, особенно против её дальневосточной части». Рецензия Н. П. Мацокина на «Учебник японского языка» П. А. Гущо и Г. С. Горбштейна была опровергнута тридцатью семью советскими востоковедами. В рецензии учебник характеризовался как «собрание терминологического хлама, а авторы обвинялись в протаскивании японского национализма, пособничестве британскому империализму и в насаждении феодализма в советской науке»[10].

Работа в Иностранном Отделе ОГПУ

К сожалению, личное дело Мацокина, как сотрудника ИНО ОГПУ, по-прежнему засекречено, но из материалов его уголовного дела известно, что он состоял на службе в резидентуре ОГПУ во время своего второго пребывания в Харбине (1923—1927)[28][29]. В этот период, скорее всего приблизительно в 1924 г., Николай Мацокин встречает своего старого знакомого по Владивостоку, бывшего подполковника белогвардейской контрразведки, а тогда уже переводчика советского консульства в Харбине – Василия Крылова, который предложил Мацокину работу в консульстве. После этого Николай Мацокин становится сотрудником резидентуры ИНО ОГПУ[30].

Будучи на службе в ИНО ОГПУ, Николай Мацокин сочетает свои научные интересы с разведывательно-аналитической работой. Его внимание сконцентрировано на изучении всех аспектов внутренней и внешней политики Японии, её военного и экономического потенциала и военной доктрины. Постоянно анализирует иностранные газеты и журналы по экономике, политике и социологии, которые служили для него ценным источником оперативной информации. Не остаются без его внимания публикации японских авторов и события, происходящие в Японии. Его интересует, как японцы относятся к проблемам животноводства в Китае и какие перспективы решения продовольственной проблемы видят японцы от развития рисоводства в Приморье.

Таким образом, как утверждает профессор А. С. Дыбовский, именно научная компетенция Николая Мацокина могла оказывать влияние на дальневосточную политику СССР[31]. Об этом пишет и сам Николай Мацокин в своей жалобе из тюрьмы: «...Никто из товарищей из ИНО не будет отрицать, что моя искренняя и честная работа имела большое значение для принятия правильной линии в дальневосточной политике СССР...»[28].

Примерно в августе 1927 года Николай Мацокин переезжает во Владивосток. Как пишет в своей работе «Кто Вы товарищ «Профессор»?» историк отечественных спецслужб А. М. Буяков, примерно во второй половине 1927 года во Владивостоке был организован Дальневосточный сектор ИНО ОГПУ, один из агентов которого, под псевдонимом «Профессор», был квалифицированным переводчиком, крупным языковедом и известным японистом. «Профессор» был официально устроен на работу доцентом на восточный факультет ДВГУ. Это даёт возможность предположить, что речь могла идти только об одном человеке — Николае Петровиче Мацокине[32].

Данных о ликвидации Дальневосточного сектора ИНО ОГПУ найти не удалось, но известно, что продолжая службу в ИНО, в августе 1930 г. Николай Мацокин был переведён в распоряжение центрального аппарата этого же ведомства в Москве, а уже в октябре 1930 г. становится профессором японского языка в Московском институте востоковедения[33][34].

19 января 1932 г. Николай Мацокин был приговорён к десяти годам ИТЛ, но фактически наказание отбывал во внутренней тюрьме НКВД на Лубянке. Всё это время он продолжал выполнять обязанности переводчика ИНО ОГПУ и получать жалование. В начале 1934 года он был освобождён условно-досрочно, а 1 ноября 1934 г. «в связи с ослаблением зрения», прослуживший около десяти лет в разведке, профессор Мацокин был официально уволен из органов[33].

«Меморандум Танака»

По мнению писателя-историка А. Е. Куланова, Николай Мацокин мог иметь отношение к расшифровке и анализу сотен, добытых советскими разведчиками ценных японских и китайских секретных документов. Одним из таких мог являться обнародованный уже гораздо позже «меморандум Танака», якобы составленный японским премьер-министром Танака Гиити и представленный им императору Хирохито в 1927 году. Хотя сегодня историками убедительно доказано, что советская разведка за большие деньги купила умело сфабрикованный документ одновременно в Харбине и Сеуле[35], есть косвенные подтверждения тому, что именно Мацокин согласился подтвердить подлинность этого «меморандума». Подтверждением причастности Мацокина к анализу документов подобного уровня, может служить и то, что перед своим отъездом из Харбина в том же 1927 году, Николай Мацокин был награждён высшим чекистским органом — Коллегией ОГПУ — золотыми часами, наградой, которой не удостаивался даже работавший по «параллельному» ведомству Зорге[4][34].

После его второго ареста 26 июля 1937 г. следователей особенно интересовало, какую информацию Мацокин мог передать японцам во время работы переводчиком в резидентуре в Харбине. По мнению А. Е. Куланова, наибольший интерес мог вызвать документ, ставший сюрпризом для самих японцев. Речь идёт, опять же, о «меморандуме Танака». Возможно, именно поэтому дело Мацокина стало делом государственной важности и рассматривалось в особом порядке Военной коллегией ВС СССР[20][36].

Напишите отзыв о статье "Мацокин, Николай Петрович"

Комментарии

  1. Отец Николая, Пётр Григорьевич Мацокин какое-то время работал в Забайкалье. Исследовал влияние ламаизма и православия на культуры местного и пришлого населения. Работа "Метисы Забайкалья" была напечатана в 1904 г. — [ez.chita.ru/encycl/person/?id=3076 Библиография П. Г. Мацокина]. Энциклопедия Забайкалья. [www.webcitation.org/6X8JZ0RVJ Архивировано из первоисточника 18 марта 2015].
  2. По свидетельствам родственников, после окончания гимназии Николай проживает в семье отца в Полтаве, где в 1905 г. его первой женой становится Анастасия Конюшая. Во время учёбы Николая в Харькове молодые супруги Мацокины проживают вместе на съёмной квартире до 1907 г.
  3. Всего Николай Мацокин побывал в Японии 6 раз — [www.ifes-ras.ru/images/abook_file/jnd_15.pdf Куланов А. Е. Неуживчивый профессор: биография Н. П. Мацокина в материалах уголовных дел] (рус.) с.91. Япония наших дней № 1(15). [www.webcitation.org/6XBG4yDaR Архивировано из первоисточника 21 марта 2015].
  4. Государственный дальневосточный университет (ГДУ) был ликвидирован 20 февраля 1930 г. постановлением ВЦИК и НК РСФСР. Вместо него было создано девять новых вузов.

Примечания

  1. Дыбовский А. С. Пути развития востоковедения на Дальнем Востоке России, 2014, Список работ Николая Петровича Мацокина – Составитель Т. В. Поликарпова, с. 337–344.
  2. 1 2 Дыбовский А. С. Пути развития востоковедения на Дальнем Востоке России, 2014, с. 173–175.
  3. Алпатов В. М. Репрессированные японисты, 1991, с. 312.
  4. 1 2 Куланов А. Е. В тени Восходящего солнца, 2014, с. 183—186.
  5. 1 2 Мартиролог расстрелянных в Москве и Московской области.
  6. 1 2 3 Куланов А. Е. Неуживчивый профессор, 2013, с. 83.
  7. 1 2 Дыбовский А. С. Пути развития востоковедения на Дальнем Востоке России, 2014, с. 173.
  8. Хаматова А. А. Преподаватели и выпускники-китаеведы ДВГУ, 2014, с. 53.
  9. 1 2 3 Куланов А. Е. В тени Восходящего солнца, 2014, с. 181—182.
  10. 1 2 3 4 Кузнецов С. И. Репрессированные востоковеды Иркутского университета: Н.П. Мацокин и Е.С. Нельгин, 2009.
  11. Куланов А. Е. В тени Восходящего солнца, 2014, с. 188.
  12. Дыбовский А. С. Пути развития востоковедения на Дальнем Востоке России, 2014, с. 175.
  13. Куланов А. Е. В тени Восходящего солнца, 2014, с. 179—181, 188—189.
  14. Куланов А. Е. Неуживчивый профессор, 2013, с. 81—82.
  15. Куланов А. Е. В тени Восходящего солнца, 2014, с. 190.
  16. Семпер-Соколова Н. Е. Лицом к лицу с мечтой, 1989.
  17. Куланов А. Е. Неуживчивый профессор, 2013, с. 91.
  18. Куланов А. Е. В тени Восходящего солнца, 2014, с. 163—164.
  19. Оперативный приказ № 00593 о ликвидации «харбинцев».
  20. 1 2 Куланов А. Е. В тени Восходящего солнца, 2014, с. 192.
  21. Куланов А. Е. Неуживчивый профессор, 2013, с. 90.
  22. Куланов А. Е. В тени Восходящего солнца, 2014, с. 193.
  23. 1 2 Дыбовский А. С. Пути развития востоковедения на Дальнем Востоке России, 2014, с. 187.
  24. Дыбовский А. С. Пути развития востоковедения на Дальнем Востоке России, 2014, с. 176—177.
  25. Дыбовский А. С. Пути развития востоковедения на Дальнем Востоке России, 2014, с. 181—182.
  26. Дыбовский А. С. Пути развития востоковедения на Дальнем Востоке России, 2014, с. 179.
  27. Дыбовский А. С. Пути развития востоковедения на Дальнем Востоке России, 2014, с. 183—184.
  28. 1 2 Куланов А. Е. В тени Восходящего солнца, 2014, с. 183—185.
  29. Куланов А. Е. Неуживчивый профессор, 2013, с. 84.
  30. Куланов А. Е. В тени Восходящего солнца, 2014, с. 163.
  31. Дыбовский А. С. Пути развития востоковедения на Дальнем Востоке России, 2014, с. 182—183.
  32. Буяков А. М. Кто Вы товарищ "Профессор"?.
  33. 1 2 Куланов А. Е. В тени Восходящего солнца, 2014, с. 188—189.
  34. 1 2 Куланов А. Е. Неуживчивый профессор, 2013, с. 84—86.
  35. Молодяков В. Э. «Меморандум Танака»: конец фальшивки.
  36. Куланов А. Е. Неуживчивый профессор, 2013, с. 89—90.

Литература

  • Алпатов В. М. [www.ihst.ru/projects/sohist/papers/japan/1989/310-319.pdf Репрессированные японисты] // Япония. 1989 : Ежегодник. — М.: Наука, 1991. — С. 310—319. [www.webcitation.org/6X8FzZ9l3 Архивировано] из первоисточника 18 марта 2015.
  • Буяков А. М., Шинин О. В. Деятельность органов безопасности на Дальнем Востоке в 1922—1941 годах. — М.: Кучково поле, 2013. — 432 с. — (Спецслужбы вчера и сегодня). — ISBN 978-5-9950-0321-2.
  • Дыбовский А. С. и др. [www.ojkum.ru/lib/c_puti_razvitiya_vostokovedeniya_2014.pdf О трудах и направлениях научно-исследовательской деятельности Николая Петровича Мацокина (1886−1937)] // Дыбовский А. С. (сост.) Пути развития востоковедения на Дальнем Востоке России = ロシアの極東における東洋学の行方 : Сборник статей и библиография. — Владивосток: Дальневосточный университет, 2014. — С. 170—189, 337—344. — ISBN 978-5-906739-18-6, УДК 94(5), ББК 63.3(5). [www.webcitation.org/6X8FUEvUk Архивировано] из первоисточника 18 марта 2015.
  • Кузнецов С. И. [www.penpolit.ru/papers/detail2.php?ELEMENT_ID=926 Репрессированные востоковеды Иркутского университета: Н.П. Мацокин и Е.С. Нельгин] // Иркутский государственный университет Сибирская ссылка : Сборник научных статей. — Иркутск: Оттиск, 2009. — С. 451—463. [www.webcitation.org/6X87jcibm Архивировано] из первоисточника 18 марта 2015.
  • Куланов А. Е. В тени Восходящего солнца. — М.: Вече, 2014. — 372 с. — (Гриф секретности снят). — ISBN 978-5-4444-1958-8, УДК 94(47), ББК 67.401.212.
  • Куланов А. Е. [www.ifes-ras.ru/images/abook_file/jnd_15.pdf Неуживчивый профессор: биография Н. П. Мацокина в материалах уголовных дел] // Кистанов В. О. Япония наших дней № 1(15) : Ежеквартальный сборник. — М.: ИДВ РАН, 2013. — С. 81—91. — ISBN 978-5-8381-0238-6, УДК [308+32/33+908](520), ББК 66.3(5Япо). [www.webcitation.org/6XBG4yDaR Архивировано] из первоисточника 21 марта 2015.
  • Семпер-Соколова Н. Е. [sites.utoronto.ca/tsq/09/semper09.shtml Лицом к лицу с мечтой. Воспоминания о Хидзиката Ёси (1933-1937)] // Давыдов М. Academic Electronic Journal in Slavic Studies : Сайт. — Toronto: University of Toronto, 1989. [www.webcitation.org/6XBGYeRyD Архивировано] из первоисточника 21 марта 2015.
  • Хаматова А. А. [www.ojkum.ru/lib/c_puti_razvitiya_vostokovedeniya_2014.pdf Преподаватели и выпускники-китаеведы университета в 20−30-е годы прошлого века] // Дыбовский А. С. (сост.) Пути развития востоковедения на Дальнем Востоке России = ロシアの極東における東洋学の行方 : Сборник статей и библиография. — Владивосток: Дальневосточный университет, 2014. — С. 47—67. — ISBN 978-5-906739-18-6, УДК 94(5), ББК 63.3(5). [www.webcitation.org/6X8FUEvUk Архивировано] из первоисточника 18 марта 2015.

Ссылки

  • Буяков А. М. [www.sluzhuotechestvu.info/index.php/gazeta-sluzhu-otechestvu/2014/dekabr-2014/item/1378-kto-vy-tovarishch-professor-sekretnye-operatsii.html Кто Вы товарищ "Профессор"? Секретные операции Дальневосточного сектора Иностранного отдела ОГПУ во Владивостоке] (рус.). Служу Отечеству (26 января 2015). [www.webcitation.org/6X8IlDymD Архивировано из первоисточника 18 марта 2015].
  • Молодяков В. Э. [actualhistory.ru/tanaka «Меморандум Танака»: конец фальшивки] (рус.). Актуальная история. [www.webcitation.org/6XE3ZkSBm Архивировано из первоисточника 22 марта 2015].
  • [www.sakharov-center.ru/asfcd/martirolog/?t=page&id=11327 Оперативный приказ народного комиссара внутренних дел Союза ССР № 00593]. Красноярское общество «Мемориал». [www.webcitation.org/6XBYlawzr Архивировано из первоисточника 21 марта 2015].
  • Петряев Е. Д. [ez.chita.ru/encycl/person/?id=3076 Мацокин П. Г. — Библиография] (рус.). Энциклопедия Забайкалья. [www.webcitation.org/6X8JZ0RVJ Архивировано из первоисточника 18 марта 2015].

Рекомендуемые ссылки

  • John J. Stephan. [archive.org/stream/Stephan--TanakaMemorial-AuthenticOrSpurious/Stephan--TanakaMemorial1927-AuthenticOrSpurious#page/n0/mode/2up Tanaka memorial - authentic or spurious, 1973] (англ.). Modern Asian Studies, 7, 4 (1973), pp. 733—745. [www.webcitation.org/6XHI56hC9 Архивировано из первоисточника 24 марта 2015].

Отрывок, характеризующий Мацокин, Николай Петрович

В фигуре, где ему надо было выбирать дам, шепнув Элен, что он хочет взять графиню Потоцкую, которая, кажется, вышла на балкон, он, скользя ногами по паркету, выбежал в выходную дверь в сад и, заметив входящего с Балашевым на террасу государя, приостановился. Государь с Балашевым направлялись к двери. Борис, заторопившись, как будто не успев отодвинуться, почтительно прижался к притолоке и нагнул голову.
Государь с волнением лично оскорбленного человека договаривал следующие слова:
– Без объявления войны вступить в Россию. Я помирюсь только тогда, когда ни одного вооруженного неприятеля не останется на моей земле, – сказал он. Как показалось Борису, государю приятно было высказать эти слова: он был доволен формой выражения своей мысли, но был недоволен тем, что Борис услыхал их.
– Чтоб никто ничего не знал! – прибавил государь, нахмурившись. Борис понял, что это относилось к нему, и, закрыв глаза, слегка наклонил голову. Государь опять вошел в залу и еще около получаса пробыл на бале.
Борис первый узнал известие о переходе французскими войсками Немана и благодаря этому имел случай показать некоторым важным лицам, что многое, скрытое от других, бывает ему известно, и через то имел случай подняться выше во мнении этих особ.

Неожиданное известие о переходе французами Немана было особенно неожиданно после месяца несбывавшегося ожидания, и на бале! Государь, в первую минуту получения известия, под влиянием возмущения и оскорбления, нашел то, сделавшееся потом знаменитым, изречение, которое самому понравилось ему и выражало вполне его чувства. Возвратившись домой с бала, государь в два часа ночи послал за секретарем Шишковым и велел написать приказ войскам и рескрипт к фельдмаршалу князю Салтыкову, в котором он непременно требовал, чтобы были помещены слова о том, что он не помирится до тех пор, пока хотя один вооруженный француз останется на русской земле.
На другой день было написано следующее письмо к Наполеону.
«Monsieur mon frere. J'ai appris hier que malgre la loyaute avec laquelle j'ai maintenu mes engagements envers Votre Majeste, ses troupes ont franchis les frontieres de la Russie, et je recois a l'instant de Petersbourg une note par laquelle le comte Lauriston, pour cause de cette agression, annonce que Votre Majeste s'est consideree comme en etat de guerre avec moi des le moment ou le prince Kourakine a fait la demande de ses passeports. Les motifs sur lesquels le duc de Bassano fondait son refus de les lui delivrer, n'auraient jamais pu me faire supposer que cette demarche servirait jamais de pretexte a l'agression. En effet cet ambassadeur n'y a jamais ete autorise comme il l'a declare lui meme, et aussitot que j'en fus informe, je lui ai fait connaitre combien je le desapprouvais en lui donnant l'ordre de rester a son poste. Si Votre Majeste n'est pas intentionnee de verser le sang de nos peuples pour un malentendu de ce genre et qu'elle consente a retirer ses troupes du territoire russe, je regarderai ce qui s'est passe comme non avenu, et un accommodement entre nous sera possible. Dans le cas contraire, Votre Majeste, je me verrai force de repousser une attaque que rien n'a provoquee de ma part. Il depend encore de Votre Majeste d'eviter a l'humanite les calamites d'une nouvelle guerre.
Je suis, etc.
(signe) Alexandre».
[«Государь брат мой! Вчера дошло до меня, что, несмотря на прямодушие, с которым соблюдал я мои обязательства в отношении к Вашему Императорскому Величеству, войска Ваши перешли русские границы, и только лишь теперь получил из Петербурга ноту, которою граф Лористон извещает меня, по поводу сего вторжения, что Ваше Величество считаете себя в неприязненных отношениях со мною, с того времени как князь Куракин потребовал свои паспорта. Причины, на которых герцог Бассано основывал свой отказ выдать сии паспорты, никогда не могли бы заставить меня предполагать, чтобы поступок моего посла послужил поводом к нападению. И в действительности он не имел на то от меня повеления, как было объявлено им самим; и как только я узнал о сем, то немедленно выразил мое неудовольствие князю Куракину, повелев ему исполнять по прежнему порученные ему обязанности. Ежели Ваше Величество не расположены проливать кровь наших подданных из за подобного недоразумения и ежели Вы согласны вывести свои войска из русских владений, то я оставлю без внимания все происшедшее, и соглашение между нами будет возможно. В противном случае я буду принужден отражать нападение, которое ничем не было возбуждено с моей стороны. Ваше Величество, еще имеете возможность избавить человечество от бедствий новой войны.
(подписал) Александр». ]


13 го июня, в два часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое письмо к Наполеону, приказал ему отвезти это письмо и лично передать французскому императору. Отправляя Балашева, государь вновь повторил ему слова о том, что он не помирится до тех пор, пока останется хотя один вооруженный неприятель на русской земле, и приказал непременно передать эти слова Наполеону. Государь не написал этих слов в письме, потому что он чувствовал с своим тактом, что слова эти неудобны для передачи в ту минуту, когда делается последняя попытка примирения; но он непременно приказал Балашеву передать их лично Наполеону.
Выехав в ночь с 13 го на 14 е июня, Балашев, сопутствуемый трубачом и двумя казаками, к рассвету приехал в деревню Рыконты, на французские аванпосты по сю сторону Немана. Он был остановлен французскими кавалерийскими часовыми.
Французский гусарский унтер офицер, в малиновом мундире и мохнатой шапке, крикнул на подъезжавшего Балашева, приказывая ему остановиться. Балашев не тотчас остановился, а продолжал шагом подвигаться по дороге.
Унтер офицер, нахмурившись и проворчав какое то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер офицер послал солдата к офицеру.
Не обращая на Балашева внимания, унтер офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на русского генерала.
Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
– De Bal macheve! – сказал король (своей решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся полковнику), – charme de faire votre connaissance, general, [очень приятно познакомиться с вами, генерал] – прибавил он с королевски милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, все королевское достоинство мгновенно оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.
– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его:
– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.


Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.