Машина времени (группа)

Машина времени
Группа «Машина Времени» и Дмитрий Медведев, 2008 год
Основная информация
Жанры	Рок, Блюз-рок, Арт-рок Ритм-энд-блюз, Рок-н-ролл, Авторская песня, Прогрессив-рок
Годы	1969 — наши дни
Страны	СССР СССР, Россия Россия
Город	Москва
Языки песен	русский, английский
Лейблы	Мелодия, Sintez records
Состав	Андрей Макаревич Александр Кутиков Валерий Ефремов Андрей Державин
Бывшие участники	Евгений Маргулис Пётр Подгородецкий Александр Зайцев Сергей Рыженко Сергей Кавагоэ Юрий Фокин Максим Капитановский Юрий Борзов
Другие проекты	Високосное лето, Воскресение, Шанхай, СВ Оркестр креольского танго
[mashina.ru .ru]

Машина времени (группа)Машина времени (группа)

«Машина времени» — советская и российская рок-группа. Основана Андреем Макаревичем и Сергеем Кавагоэ 27 мая 1969 года. Жанр творчества группы включает элементы классического рока, рок-н-ролла, блюза и бардовской песни. Автор абсолютного большинства текстов песен и бессменный лидер группы — Андрей Макаревич, авторы музыки — Андрей Макаревич, Александр Кутиков, Евгений Маргулис, Пётр Подгородецкий, Андрей Державин.

История

1968—1970: Основание

Предшественником «Машины времени» была группа под названием «The Kids», образовавшаяся в московской школе № 19 в 1968 году. В её состав входили:

• Андрей Макаревич — гитара;
• Михаил Яшин (сын поэта и писателя Александра Яшина) — гитара;
• Лариса Кашперко — вокал;
• Нина Баранова — вокал.

Группа исполняла песни англоязычного репертуара, выступала на вечерах самодеятельности, давала концерты в других московских школах, где удавалось договориться, однако особого успеха не имела.

Переломным, по воспоминаниям А. Макаревича, стал день, когда в школу приехал с концертом ВИА «Атланты», руководитель которого Александр Сикорский разрешил молодым музыкантам в перерыве сыграть пару песен на их аппаратуре, и даже сам подыграл школьникам на бас-гитаре, с которой те были совершенно незнакомы. После этого события в 1969 году из старшеклассников двух московских школ сформировался первый состав группы, получившей название «Time Machines» (на латинице, во множественном числе, по аналогии с «The Beatles», «The Rolling Stones» и другими западными группами). Название группы придумал Юрий Борзов. В состав группы вошли ученики школы № 19 — Андрей Макаревич (гитара, вокал), Игорь Мазаев (бас-гитара), Юрий Борзов (ударные), Александр Иванов (ритм-гитара), Павел Рубин (бас-гитара), а также учившийся в соседней школе № 20 Сергей Кавагоэ (клавишные).

После образования группы сразу же произошёл внутренний конфликт из-за репертуара: большинство хотело петь песни «The Beatles», А. Макаревич настаивал на исполнении менее известного западного материала, мотивируя это тем, что «The Beatles» слишком хорошо пели, и непрофессиональное подражание им выглядело бы жалким. Группа временно раскололась. Кавагоэ, Борзов и Мазаев попытались организовать группу в школе № 20, но попытка оказалась неудачной, и вскоре произошло воссоединение «Time Machines».

В этом составе в 1969 году была сделана первая запись «Time Machines», состоявшая из одиннадцати англоязычных песен, написанных участниками группы. Только одна песня из этого альбома — «This Happened to Me» — впоследствии, в 1996 г., была издана на сборнике «Неизданное». На концертах группа исполняла кавер-версии песен английских и американских групп, а также песни собственного сочинения, написанные в подражание, на английском языке. Со временем в репертуаре появились и собственные песни на русском языке, тексты для которых были написаны А. Макаревичем. Большое влияние на стилистику группы оказали принципы движения хиппи, ставшие популярными среди части советской молодёжи в начале 1970-х гг..

1970-е: Андеграунд

В состав группы периода 1970—1972 гг. входили:

• Андрей Макаревич — гитара, вокал;
• Сергей Кавагоэ — клавишные;
• Игорь Мазаев — бас-гитара;
• Юрий Борзов — ударные.

В этот период Андрей Макаревич и Юрий Борзов поступили в МАРХИ, где произошло знакомство с Алексеем Романовым, игравшим в местной институтской рок-группе. C 1971 по 1973 гг. группа базировалась в ДК «Энергетик», где впервые участвовала в «настоящих» концертах. 8 марта 1971 года на одном из таких концертов в МАРХИ произошло знакомство А. Макаревича с А. Кутиковым.

В первые годы коллектив оставался самодеятельным, а его состав — нестабильным. Осенью 1971 г. Кавагоэ на место призванного в армию И. Мазаева пригласил Александра Кутикова (первый концерт с его участием состоялся 3 ноября 1971 г. в Театре-студии на улице Воровского (сегодня — Поварская)). Затем, уже с подачи Кутикова, М. Капитановский, ранее игравший в группе «Второе дыхание», сел за барабаны, заменив Ю. Борзова, ушедшего в группу Алексея Романова. В этом составе «Time Machines» с большим успехом выступила в бит-клубе — организации под эгидой Горкома ВЛКСМ, куда входили наиболее известные музыкальные коллективы Москвы, и куда годом ранее группу отказались принимать по причине недостаточно высокого исполнительского уровня. В 1972 г. М. Капитановского призвали в армию, и Сергей Кавагоэ, чтобы не искать новых музыкантов, сам пересел за ударные. Несмотря на изначальное незнание техники игры на ударных, он быстро выучился играть и оставался ударником группы вплоть до 1979 г. До середины 1970-х гг. основным составом музыкантов «Time Machines» были: А. Макаревич (гитара, вокал), А. Кутиков (бас-гитара) и С. Кавагоэ (ударные). Остальные участники группы постоянно менялись.

Летом 1972 г. А. Макаревич и А. Кутиков были приглашены в качестве сессионных музыкантов в состав известной в то время группы «Лучшие годы» («The Best Years») во главе с Ренатом Зобниным. Оба музыканта приняли данное приглашение, так как из-за занятости Кавагоэ, решившего поступать в МГУ, «Time Machines» в это время не могла выступать в полном составе. В составе группы «Лучшие годы» музыканты выехали на концерты перед отдыхающими в международном студенческом лагере МГУ «Буревестник-2» на Чёрном море. На концертах в основном исполнялись хиты западных групп (вокал Сергея Грачёва), однако часть программы была отведена и песням из репертуара «Time Machines» (вокал А. Макаревича). По возвращении совместные выступления музыкантов «Time Machines» и группы «Лучшие годы» некоторое время продолжались, однако вскоре данный альянс распался. На некоторое время в составе «Time Machines» задержался барабанщик «Лучших годов» Юрий Фокин и ещё в течение года на клавишных периодически играл Игорь Саульский.

В 1973 г. под давлением публики название группы было заменено на «МашинА времени» (на кириллице, в единственном числе). Всесоюзная студия грамзаписи «Мелодия» выпустила пластинку с записью песен вокального трио Линника «Зодиак» в инструментальном сопровождении группы «Машина времени». На оборотной стороне пластинки, среди прочего, было указано: "Инструментальный ансамбль «Машина времени». Данный релиз в определённой степени легитимизировал деятельность группы. Как писал позже Макаревич:

«… Даже такой пустячок помогал нам существовать: в глазах любого чиновного идиота ансамбль, имевший пластиночку, — это уже не просто хиппари из подворотни».

В 1974 году вместе с А. Макаревичем вокалистом в группе выступал будущий основатель «Воскресения» Алексей Романов, ставший первым и единственным «освобождённым вокалистом» за всю историю группы. Творческий союз не сложился, и через несколько месяцев Романов покинул группу, сохранив дружеские отношения с её участниками.

С осени 1973 г. до начала 1975 г. группа пережила «смутное время»: выступала на танцплощадках и сейшенах, играла «за будку и корыто» на южных курортах и часто меняла состав. За полтора года через группу прошло не менее 15 музыкантов. Покинув ДК «Энергетик», вплоть до перехода в «Росконцерт» группа постоянно меняла репетиционную базу, обосновываясь то в ЖЭКах, то в клубах различных предприятий и ведомств, почти нигде долго не задерживаясь.

Осенью 1974 г. А. Макаревич под формальным предлогом был отчислен из МАРХИ. Он устроился на работу в Государственный институт проектирования театров и зрелищных сооружений («Гипротеатр») архитектором. В это же время группу пригласили принять участие в съёмках эпизода художественного фильма «Афоня» режиссёра Георгия Данелии в роли самодеятельной группы, выступающей на танцах. Данелия приобрел права на фонограммы двух песен «Машины времени», и после съёмок группа получила первый официальный гонорар в размере 500 руб. (по тем временам сумма была эквивалентна зарплате служащего или инженера за период 4—5 месяцев). Гонорар был потрачен на приобретение магнитофона «Грюндиг ТК-46», который в последующие годы, благодаря функции перезаписи с дорожки на дорожку, заменил группе студию. В окончательной редакции фильма кадры с участием «Машины времени» были вырезаны, осталась лишь звуковая дорожка — песня «Ты или я», — которая длится почти 3 минуты. Когда клубная сцена попадает в кадр, на ней оказывается группа «Аракс», исполняющая свой шлягер «Мемуары». В финальных титрах кинофильма указано: «При участии вокально-инструментальных ансамблей „Аракс“ и „Машина времени“».

В 1974 году из-за постоянных конфликтов с Кавагоэ Александр Кутиков ушёл в группу «Високосное лето». Через несколько месяцев он вернулся, однако летом 1975 года был приглашён в формировавшийся ВИА при Тульской государственной филармонии и принял приглашение. Одной из причин было то, что Кутиков в этот период официально нигде не работал, и по советским законам ему грозило привлечение к ответственности за тунеядство; переход же давал возможность официально работать музыкантом.

С. Кавагоэ и А. Макаревич нашли гитариста Евгения Маргулиса, обладавшего характерным «блюзовым» голосом. Ему было предложено играть на бас-гитаре, и несмотря на тот факт, что до того Е. Маргулис никогда не держал в руках бас-гитары, он быстро освоил новый для себя инструмент. С этого момента А. Макаревич играл в «Машине времени» исключительно на соло-гитаре. В составе «Машины времени» Е. Маргулис начал писать и исполнять песни с блюзовым уклоном.

На последующие четыре года тройка Макаревич—Кавагоэ—Маргулис стала ядром группы, периодически дополняемым одним-двумя сессионными музыкантами. В 1975 г. Элеонора Беляева пригласила «Машину времени» записать программу на студии ЦТ СССР для телепередачи «Музыкальный киоск». За два дня в профессиональной студии звукооператор Владимир Виноградов записал семь песен, составивших второй — уже русскоязычный — альбом группы. В телеэфир группу в итоге не допустили, однако первая качественная студийная запись песен «Машины времени» тут же была растиражирована и распространилась по стране.

В 1976 г. «Машина времени» стала участником фестиваля «Таллинские песни молодёжи—76» в ЭССР. В этот период группа репетировала в клубе министерства мясной и молочной промышленности СССР, благодаря чему получила официальное направление на фестиваль от этого министерства. В Таллине участники группы узнали, что песни «Машины времени» известны и за пределами Москвы. На фестивале группа получила первый приз. Там же произошло знакомство с Борисом Гребенщиковым, благодаря которому начались периодические самодеятельные гастроли «Машины времени» в Ленинграде. На полгода в группу пришёл Юрий Ильченко (ранее — солист ленинградской группы «Мифы»). После его ухода группа вновь играла втроём (Макаревич—Кавагоэ—Маргулис). В 1977 году «Машина времени» снова выступила в Таллине, хотя и с меньшим успехом, чем в первый раз.

В начале 1978 года группа начала эксперименты со звуком: в её состав были приглашены саксофонист Евгений Легусов и трубач Сергей Велицкий. Позже Велицкого сменил Сергей Кузминок. В марте 1978 года увидел свет магнитоальбом с неофициальным названием «День рождения», скомпилированный и растиражированный Андреем Тропилло из записей, сделанных полуподпольно в ДК Автомобильного техникума. Весной 1978 года Артемий Троицкий привёз «Машину времени» в Свердловск для выступления на фестивале «Весна УПИ». Оно прошло при огромном ажиотаже в переполненном зале, музыканты большинства групп-участников также потребовали себе места в зале. Всем своим видом и репертуаром «Машина времени» совершенно выбивалась из общего ряда выступавших там «политически благонадёжных» ВИА, в результате выступление имело скандальный характер. После концерта, по настоятельной просьбе организаторов, группа вернулась в Москву, не дожидаясь окончания фестиваля.

Летом 1978 г. стало известно, что А. Кутиков, работавший в учебной речевой студии ГИТИСа, нашёл возможность организовать там в нерабочее время запись группы «Високосное лето», в которой он тогда играл. А. Макаревич попросил его помочь и «Машине времени» в новой записи собственного материала. Примерно за две недели по ночам группа записывает 24 песни, наиболее часто исполнявшихся на тот момент на концертах (по составу альбом повторяет с небольшими дополнениями запись в ДК Автомобильного техникума). По причине скудости оборудования студии, не предназначавшейся для записи музыки, и погрешностей с настройкой аппаратуры, качество записи оказалось невысоким. Так, например, звучание гитар и ритм-секции на фоне голоса получилось «тусклым». Тем не менее, запись сразу же была скопирована, растиражирована, разошлась по стране, принеся группе ещё более широкую известность. Оригинальная версия записи считается утерянной. Осенью 1992 года на основе копии, сохранившейся у Александра Градского, был издан двойной альбом под названием «Это было так давно…1978». Впоследствии в Интернете не раз упоминалось о существовании полной и более качественной копии. Существуют также записи ряда песен «Машины времени», сделанные в той же студии, но в другое время, отличающиеся техническими особенностями.

Осенью 1978 года от Ованеса Мелик-Пашаева группе поступило предложение о выступлении в стройотряде в г. Печоре. Одновременно себя О. Мелик-Пашаев предложил в качестве клавишника. Выступления в «полевых» условиях (на лесной поляне и в небольшом сельском клубе) принесли существенный доход, и О. Мелик-Пашаев закрепился в группе, выполняя функции администратора, организатора концертной деятельности и концертного звукорежиссёра. Его коммерческая деятельность принесла свои плоды: по воспоминаниям С. Кавагоэ, в последний год своего «подпольного» существования музыканты зарабатывали на концертах более тысячи рублей в месяц на человека (для сравнения, оклад инженера на заводе в то время составлял 120—150, зарплата квалифицированного рабочего — 200—300 руб. в месяц).

Той же осенью 1978 года группа рассталась с духовой секцией. На некоторое время в группе появился Александр Воронов, игравший на синтезаторе собственного изготовления, однако в коллективе он не прижился и вскоре покинул его. 28 ноября 1978 года группа приняла участие в открытии фестиваля рок-музыки «Черноголовка—78», по результатам которого разделила первое место с эстонским коллективом «Magnetic Band».

В конце 1978 — начале 1979 года была создана концертная программа «Маленький принц» по одноимённой сказке Антуана де Сент-Экзюпери, в которой в течение первого отделения песни перемежались с текстовыми интерлюдиями из книги, подобранными более или менее созвучно текстам исполняемых песен. Впоследствии, с 1979 по 1981 год, программа неоднократно менялась, в частности, изменялся состав песен и их аранжировки, включались новые прозаические и стихотворные фрагменты, в том числе и других авторов. Текстовую часть программы вначале читал сам А. Макаревич, а в феврале 1979 года специально для исполнения литературной части программы в качестве чтеца в группу был приглашён Александр Бутузов («Фагот»). В феврале 1979 года Андрей Тропилло записал «Маленького принца» во время одного из выездов «Машины времени» в Ленинград и распространил катушки с записью. Эта запись «Маленького принца» — единственный известный вариант программы в её раннем варианте и со старым составом группы. В 2000 году на компакт-дисках был издан более поздний вариант и с другим составом.

К весне 1979 года между двумя участниками группы — А. Макаревичем и С. Кавагоэ, — произошёл конфликт. В книге «Всё очень просто» сам Макаревич говорит и о творческом кризисе в группе, и о его личных конфликтах с Кавагоэ. Одним из поводов к обиде для Кавагоэ, считавшего себя равноправным основателем группы, стало то что к концу 1970-х «Машина времени» всё больше воспринималась публикой как «группа Андрея Макаревича», а остальные участники, в том числе и он сам, оказались «отодвинуты» на второй план. Вместе с Маргулисом они были против стремления Макаревича вывести группу из андеграунда на профессиональную сцену. По версии Подгородецкого (пришёл в группу позже и лично свидетелем событий не был), имел место также крупный скандал, связанный с финансовыми вопросами. С другой стороны, по словам Алексея Романова (также не входил в состав группы в тот период):

«Никто ведь не выносил тогда сор из избы, не орал, не жаловался, не происходило никакой делёжки денег или чего-то ещё…».

Окончательный раскол в группе произошёл после организованного Макаревичем, вопреки активному нежеланию Кавагоэ, бесплатного концерта в помещении Московского комитета художников-авангардистов на Малой Грузинской. По словам Макаревича, «концерт прошёл отвратительно», его коллеги в своих воспоминаниях уточняют, что Кавагоэ, Маргулис и Мелик-Пашаев перед концертом явно перебрали со спиртным и откровенно дурачились на сцене. После концерта группа собралась в квартире Мелик-Пашаева, где хранилась аппаратура, и Макаревич объявил о своём уходе, приглашая за собой «всех, кроме Кавагоэ». По воспоминаниям Макаревича, он рассчитывал на поддержку Маргулиса, но тот решил уйти с Кавагоэ. Сам Маргулис позже говорил, что к 1979 году он «пресытился „Машиной“ и искал повод свалить». В «Машине времени» с единственным музыкантом Макаревичем остались Мелик-Пашаев, Бутузов и техники Короткин и Заборовский.

В мае 1979 года Александр Кутиков, игравший тогда в «Високосном лете», предложил Макаревичу воссоздать «Машину времени» в составе с самим Кутиковым и ударником «Високосного лета» Валерием Ефремовым. Место клавишника занял профессиональный пианист Пётр Подгородецкий. Последний собственной работоспособностью и умением играть любую музыку произвел на Макаревича сильное впечатление. Первоначально Подгородецкий был приглашён в состав «Високосного лета», однако через две недели Кутиков уговорил его перейти в «Машину времени». В новом составе группа приступила к репетиции концертной программы, в которую вошли новые на тот момент песни «Право», «Кого ты хотел удивить?», «Свеча», «Будет день», «Хрустальный город», «Поворот» и другие. Подгородецкий написал для группы несколько песен с юмористическим уклоном, которые сам и исполнял.

К концу 1970-х гг. прессинг партийных органов и милиции делал «подпольную» концертную деятельность «Машины времени» всё более затруднительной. К группе был специально прикреплён «куратор» из отдела культуры горкома КПСС Москвы. Макаревич всё более укреплялся в идее выхода из подполья и включения группы в состав одного из государственных творческих объединений. Велись переговоры, в том числе, с Театром на Таганке, но приглашение группы в театр не входило в планы Ю. Любимова. В итоге группа получила предложение от «Росконцерта» и в ноябре 1979 г. вошла в состав труппы Московского гастрольного областного театра комедии. Партийный куратор, ранее требовавший от Макаревича привести репертуар группы в подобающий для советского ВИА вид, теперь, довольный уходом скандальной группы из-под его опеки, дал «Машине времени» блестящую характеристику. В театре основным занятием музыкантов стало исполнение песен и музыки в спектаклях, но само пребывание в качестве профессиональных музыкантов давало возможность обходить запрет на частные концерты. По воспоминаниям Макаревича, «можно было спокойно заниматься своей музыкой и своими песнями, и тогда уже сейшн становился не криминально-подпольным мероприятием, а вполне легальной творческой встречей с артистами известного театра». Театр же, получив возможность писать на афишах спектаклей фразу «с участием группы „Машина времени“», резко увеличил сборы от продажи билетов.

1980-е: «Росконцерт»

Работа «Машины времени» в составе труппы Московского гастрольного областного театра комедии продолжалась всего несколько месяцев. В январе 1980 года по предложению руководства «Росконцерта» группа представила на худсовет собственную концертную программу, состоявшую из одного отделения. Данная программа была утверждена, и весной 1980 г. «Машина времени» получила статус самостоятельного ансамбля при «Росконцерте», начав собственную гастрольную деятельность. О. Мелик-Пашаев был назначен «художественным руководителем» группы, А. Макаревич — её «музыкальным руководителем». В книге «Времени машины» рассказано, что в этот период рассматривалось предложение коллективу стать аккомпанирующим составом Аллы Пугачёвой, но певица сама отказалась от подобной идеи «будучи смущена масштабом предлагаемой сценической свиты».

8 марта 1980 года «Машина времени» в новом составе триумфально дебютировала на фестивале «Весенние ритмы. Тбилиси-80», получив первую премию за песни «Снег» и «Хрустальный город» (первое место также заняла и эстонская группа «Магнетик бэнд»). Впервые песни «Машины времени», вместе с другими коллективами-лауреатами Фестиваля, были изданы официально, на двойном виниловом диске-гиганте. Самиздатовский журнал «Зеркало» (№ 1/5 за март 1981 г.) так прокомментировал успех «Машины времени» на Фестивале:

«Первое место „Машины времени“ на фестивале в Тбилиси соответствует реальной расстановке творческих сил в советской рок-музыке. Да, с полным правом мы сегодня можем говорить о превосходстве других ансамблей над группой Макаревича по отдельным параметрам: по совокупности же всех этих параметров она является на сегодняшний день, несомненно, лидером».

Во второй половине 1980 года была сделана попытка восстановить программу «Маленький принц» на сцене Театра эстрады. Программа была утверждена несколькими худсоветами. Билеты на представление раскуплены заранее. Однако накануне первого концерта по указанию прибывшего из ЦК КПСС чиновника решение об утверждении программы и сам концерт были отменены.

С этого момента и до 1986 года группе было запрещено выступать с концертами в Москве. Тем не менее за эти шесть лет «Машина времени» успела объехать с гастролями практически весь Советский Союз. Популярность группы окончательно вышла из андеграунда и стала всесоюзной. По свидетельству А. Троицкого:

«„Машина времени“ била все рекорды популярности. Их первые гастроли в Ленинграде по накалу ажиотажа вполне можно сравнить с массовым безумием времени „битломании“. Тысячи подростков атаковали Дворец спорта „Юбилейный“, автобусы, в которых везли музыкантов, совершали хитрые обманные манёвры, чтобы спасти Макаревича, Кутикова, Ефремова и Подгородецкого от восторженной толпы. В Минске поклонники, не доставшие билетов, прорвались на концерт, выломав двери. Аналогичное происходило практически во всех городах, куда приезжала группа».

Песни «Машины времени» были включены в плей-листы советских радиостанций. Песня «Поворот» входила в единственный на тот момент официальный хит-парад «Звуковой дорожки» газеты «Московский комсомолец» на протяжении тринадцати месяцев (с ноября 1979-го по ноябрь 1980-го гг.), причём семь месяцев подряд его возглавляла. (Сведения о том, что эта песня 18 месяцев подряд была на первой строке хит-парада «Звуковой дорожки», отражённые в и на официальном сайте группы, являются неверными.) Началось массовое подпольное издание альбомов группы.

В 1981 году из записей, нелегально сделанных группой в московских и ленинградских студиях, звукорежиссёр Андрей Тропилло скомпилировал и распространил альбом под неофициальным названием «Москва-Ленинград».

В 1981 году «Машина времени» приняла участие в записи саундтрека к фильму «Душа» на киностудии «Мосфильм». Всего было записано 7 песен. В фильме были впервые показаны лица участников группы на всю страну, тем самым фильм добавил «Машине времени» популярности. После выхода «Души» в прокат музыкантов начали узнавать на улицах. По кассовым сборам в Советском Союзе в 1982 году фильм попал в число рекордсменов. Журнал «Кругозор» выпустил гибкую пластинку «Ансамбль „Машина Времени“» с песнями «Путь» и «За тех, кто в море». Общий тираж пластинки, со слов А. Макаревича, составил около 40 млн экземпляров.

В 1982 г. в США на студии «KISMET Records» нелегально выпущен альбом «Охотники за удачей» с компиляцией студийных записей «Машины времени» с 1975 по 1980 годы. Большая часть песен на пластинке была переименована (так, например, песня «Три окна» названа «В старом доме», «Кафе „Лира“» названа «Швейцар»). По поводу факта выхода данного альбома А. Макаревич давал пояснения сотрудникам КГБ. В 1988 г. стало известно, что Всесоюзное агентство по авторским правам (ВААП) в судебном порядке получило от «KISMET Records» денежную компенсацию за нарушение авторских прав, однако по причине существовавшей в тот период правовой монополии ВААП на все художественно-изобразительные произведения советских авторов музыканты «Машины времени» эти денежные средства не получили.

Весной 1982 года Мелик-Пашаев вместе с Подгородецким, звукорежиссёром Игорем Клёновым и Дмитрием Рыбаковым (гитарист и автор, числился в группе рабочим) покинули «Машину времени», чтобы создать собственный коллектив. Были проведены также переговоры и с В. Ефремовым, однако он принял решение остаться в группе. Место клавишника в «Машине времени» занял Александр Зайцев, также к группе присоединился Сергей Рыженко (скрипка, флейта), ранее игравший в ансамбле «Последний шанс». С. Рыженко находился в составе «Машины времени» до ноября 1983 г. Позже его уход А. Макаревич объяснил следующим образом: «В „Шансе“ Рыженко был одним из лидеров, и, конечно, ему стало неинтересно заниматься отделочными работами. К тому же к моменту ухода Сережи Заяц (А. Зайцев) уже освоился, окреп, и мы вполне могли обходиться вчетвером». В конце 1983 г. в группу вернулся её второй по счету ударник М. Капитановский, теперь уже в качестве концертного звукорежиссёра. Будучи приглашённым на одни гастроли на место заболевшего штатного работника, М. Капитановский работал с «Машиной времени» вплоть до лета 1994 г.

В 1982—1984 гг. в СССР проводилась кампания против самодеятельных музыкальных коллективов, которая затронула и «официальные» ВИА, в том числе «Машину времени». В газете «Комсомольская правда» была опубликована статья Николая Кривомазова «Рагу из синей птицы» (название отсылает к песне «Машины времени» «Синяя птица»), содержавшая резкую критику группы и её творчества за подписью нескольких советских деятелей искусства. Сам факт публикации данной статьи в центральной газете мог привести к серьёзным последствиям для группы, включая её увольнение из «Росконцерта». Однако статья встретила резкое неприятие читателей. Как позже писал А. Макаревич:

Я видел в редакции мешки писем под общим девизом «Руки прочь от „Машины“». Время от времени мешки сжигали, но приходили новые. Писали студенты и солдаты, школьники и колхозники, рабочие и отдельные интеллигенты. Коллективные письма дополнялись рулонами подписей. Я не ожидал такого отпора. В газете, по-моему, тоже.

По свидетельству А. Троицкого, общее количество писем составило двести пятьдесят тысяч.

В 1984 г. на студии М. Магомаева произведена запись магнитоальбома «Чужие среди чужих», который позже А. Макаревич назвал «первым настоящим магнитоальбомом, составленным» группой. В 1985 г. на той же студии произведена запись магнитоальбома «Рыбка в банке».

Положение «Машины времени» в период 1981—1986 годов можно охарактеризовать как двойственное. С одной стороны, будучи популярной во всесоюзном масштабе, группа имела возможности записывать новые песни и гастролировать по стране. Позже А. Макаревич сравнил размер дохода, приносимого в тот период «Машиной времени» государству, с доходом машиностроительного завода. В «Росконцерте» группу материально поддерживали, не отказывая ни в приобретении аппаратуры, ни в содержании большого штата (так, в интервью 1984 г. А. Макаревич сообщал, что в группе, вместе с музыкантами, работало 14 человек, а перемещаемая с собой аппаратура, закупленная в США, имела общий вес 3,5 тонны). Вопреки правилам, «Машина времени» почти не исполняла песен советских композиторов, число которых должно было составлять не менее 80 % репертуара. В этот период группа регулярно принимала участие в новогоднем «Голубом огоньке». Музыканты «Машины времени» записали музыку и песни для кинофильмов «Скорость», «Тайна „Чёрных дроздов“», «Двойной обгон», «Капитан „Пилигрима“», «Прорыв» а также — для мультсериала «Обезьянки».

Однако, одновременно с этим, вплоть до 1986 г. не состоялось ни одного официального концерта в Москве, официально не было издано ни одного альбома, хотя десятки песен разных лет «ходили» по стране в магнитных записях. Так, песня «Поворот», получившая с начала 1980-х гг. статус «визитной карточки» «Машины времени», неоднократно включалась в неофициальные магнитоальбомы, при этом, однако, вследствие того, что песня не была утверждена в программе выступлений, официально группа не имела права исполнять её на концертах. На телевидение музыкантов приглашали редко, несколько специально записанных телепрограмм с участием «Машины времени» не попали в эфир из-за прямого запрета председателя Гостелерадио СССР С. Лапина. По воспоминаниям А. Макаревича:

"Снимали целые программы с «Машиной» и потом они никуда не шли. Ролан Быков, например, пригласил нас в молодёжную телепередачу, мы там сыграли песен шесть. Он сказал: «Да что я, Лапина не пробью!». Пошёл к председателю Гостелерадио Лапину, выходит от него красный, разгоряченный, и говорит: «Не вышло. Как стена. Нет, отвечает, не будет этой группы в эфире, и всё».

Ситуация изменилась с началом Перестройки. А. Макаревич принял участие в съёмках кинофильма «Начни сначала» в главной роли, явившись одновременно и прототипом главного героя картины. В сюжете фильма легко узнавалась история со статьёй «Рагу из синей птицы», хоть и существенно переделанная (в частности, в фильме весь вал писем, поступивших в газету после разгромной статьи о группе, был написан одной-единственной поклонницей). Саундтрек к кинофильму был записан на киностудии «Мосфильм», записи песен «Музыка под снегом» и «Пока горит свеча» были изданы «Мелодией» в 1986 г.
«Машину времени» начали чаще приглашать на телевидение. Так, видеоклип на сольную песню А. Макаревича «Посвящение корове» был показан в телепередаче «Весёлые ребята», группа приняла участие в записи программ «Что? Где? Когда?» с «Песней, которой нет», «Песня-86» — с «Музыкой под снегом», «Голубой огонек-87» — с песней «Флюгер».
В 1985 г. группа участвовала в культурной программе XII Всемирного фестиваля молодёжи и студентов в Москве, а в мае 1986 г. — в первом официальном московском рок-фестивале «Рок-панорама-86». Отрывок концертного выступления на «Рок-панораме-86» с песней «Если бы мы были взрослей» был включен в телепередачу «Весёлые ребята», песня «В добрый час» — издана на пластинке «Панорама-86. Фестиваль молодёжной популярной музыки».
В 1986 г. «Машина времени» впервые за все время своего существования выехала на гастроли за рубеж. 4 октября группа приняла участие во втором международном рок-фестивале «Japan Aid» (Япония) вместе с такими музыкантами и группами как Дж. Браун, Дж. Дюк, Dio, Queen, Quiet Riot и др.

Осенью 1986 года на «Мелодии» издан первый официальный альбом «Машины времени» «В добрый час», представлявший собой сборник записей разных лет, скомпилированных без участия группы.
В этом же году группа записала первый вариант магнитоальбома «Реки и Мосты». В 1987 г. на «Мелодии» издан второй вариант альбома, в котором почти все песни были переаранжированы и перезаписаны, а песня «Мой мир» — исключена.
В мае 1987 г. «Машина времени» приняла участие в записи телепрограммы «Музыкальный ринг». В этом же году прошли совместные с группой «Секрет» концерты в УСЗ «Дружба». Для кинофильма «Бармен из „Золотого якоря“» была записана песня «Оторвись от забот».
Осенью 1987 г. на «Мелодии» издан альбом «Десять лет спустя», включавший ретроспективу перезаписанных песен конца 1970-х — начала 1980-х гг.

3 января 1988 г. «Звуковая дорожка» «Московского комсомольца» опубликовала музыкальные итоги 1987-го года, в которых «Машина времени» и А. Макаревич были заявлены совокупно в шести номинациях. «Машина времени» признана группой года, в рейтинге певцов А. Макаревич уступил только В. Леонтьеву.
В 1988 г. группа приняла участие в телепрограмме «Утренняя почта» с песней «Там, где будет новый день». На радиостанции «Юность» в программе «Мир увлечений» вышли две радиопередачи о творчестве «Машины времени». Музыканты «Машины времени» записали музыку для кинофильма «Без мундира».
В августе 1988 г. на «Мелодии» издан номерной альбом «В круге света», презентация которого прошла 22 августа 1988 г. в ГЦКЗ «Россия».

27 мая 1989 г. «Машина времени» отметила своё двадцатилетие. В юбилейном концерте, прошедшем в «Лужниках», приняли участие музыканты, ранее игравшие в группе, а также близкие друзья участников. Концерт был открыт выступлением группы Е. Маргулиса «Шанхай», также выступили А. Романов и «СВ», П. Подгородецкий со своей группой, ленинградцы «Секрет» и «Зоопарк». Специально для этого концерта А. Градский вновь собрал «Скоморохов». Впервые после долгого перерыва «Машина времени» вновь исполнила песни из репертуара первой половины 1970-х гг. Юбилею группы в целом и данному концерту в частности был посвящён документальный фильм «Рок и Фортуна». Музыканты «Машины времени» записали музыку для кинофильмов «Псы», «Стеклянный лабиринт». В этом же году группа приняла участие в новогодней программе «Ночь-90» с песней «Новогодняя» (альбом «Чужие среди чужих»).
В 1990-е гг. группа вступила в статусе «классиков» отечественной рок-музыки.

1990-е: Статус «классиков»

В 1990 году у «Машины времени» начинаются проблемы с Зайцевым, который «периодически впадал в состояние невменяемости и исчезал» (проблемы с алкоголем и наркотиками), иногда на одну-две недели, не давая о себе знать и срывая репетиции. Несколько месяцев спустя после юбилейного концерта, во время подготовки к концертам в Москве и Подмосковье Зайцев пропадает на месяц. Сначала его безуспешно ищут, затем, когда становится ясно, что концерты могут быть сорваны, Макаревич обращается к Маргулису и Подгородецкому. Спешно репетируются песни, написанные после их ухода из группы. Незадолго до первого концерта Зайцев, как ни в чём ни бывало, появляется, но его тут же увольняют. После концертов Маргулис и Подгородецкий получают предложение остаться насовсем и соглашаются. Таким образом, в группе становится четыре композитора и вокалиста из пяти участников одновременно.

В 1991 году выходит номерной альбом «Медленная хорошая музыка».

В апреле 1991 года Андрей Макаревич выпускает книгу «Всё очень просто» (рассказы о жизни группы «Машина времени» 1968—1983 гг.), а в банкетном зале Дворца молодёжи состоялась презентация книги. Вместе с книгой также была презентована также сольная пластинка Макаревича «У ломбарда».

23 апреля 1991 года группа принимает участие в Международном фестивале «Музыканты мира детям Чернобыля» в Минске, а также в Благотворительной акции солидарности с программой «Взгляд». Вопреки своим убеждениям не принимать участия в политических акциях, Макаревич помогает творить историю России, выступая на баррикадах 20 августа 1991 года перед защитниками Белого дома, тем самым поддержав Бориса Ельцина. В этом же году Александр Кутиков становится продюсером группы. Благодаря этому «Машина времени» больше не зависит от государственного монополиста фирмы «Мелодия».

В 1993 году группа как обычно принимает участие в Новогоднем Голубом огоньке-93 с «Рождественской песней». В этом же году выходят номерной альбом «Внештатный командир Земли. Блюзы Эль-Мокамбо» и сборник «Лучшие песни 1979—1985».

В 1994 году группа снова принимает участие в Новогоднем Голубом огоньке-94 с песней «Этот вечный блюз». Весной выходит акустический концерт «Unplugged», записанный 19 октября 1993 года в Агентстве Печати Новостей. В преддверии чемпионата мира по футболу Макаревич пишет песню «Там будет победа». Максим Капитановский выпускает книгу «Всё очень непросто», в которой собирает различные интересные и забавные эпизоды из жизни группы в период работы в Росконцерте, а также из собственного опыта гастрольной жизни до «Машины времени» с 1983 по 1994 год.

25 июня 1994 года состоялся юбилейный концерт «Машины», приуроченный к 25-летию группы на Красной площади при участии нескольких приглашённых групп, среди которых были «Воскресение», «Nautilus Pompilius», «Неприкасаемые», «Чайф» и другие. Выступление длилось около восьми часов. По свидетельству Макаревича, на концерте присутствовало 300—350 тысяч человек. Обрезанную версию концерта показал общероссийский канал РТР. В 1998 году более полную версию записи концерта показал канал ТВЦ.

Александр Кутиков: Желание отпраздновать день рождения «Машины» на Красной площади было, в определённом смысле, стебом. И осуществили мы его во многом благодаря моему дяде Сергею Николаевичу Красавченко. Одно время он был первым заместителем председателя Верховного Совета, а также помощником президента Бориса Ельцина. Сергей Николаевич помог нам правильно провести все бумаги, получить вовремя все подписи. Я консультировался у него, как оперативнее преодолевать любые инстанции, к кому из чиновников и с какими формулировками идти, что просить и что реально могут разрешить.

— Затяжной поворот: история группы «Машина времени»

Вскоре после юбилея звукорежиссёра Максима Капитановского увольняют из группы, поскольку на его месте потребовался более универсальный специалист, умеющий, помимо операторской работы, оперативно ремонтировать аппаратуру.

В 1996 году, наряду со многими другими группами, «Машина» участвовала в кампании «Голосуй, или проиграешь!» в поддержку кандидатуры Бориса Ельцина на очередных выборах президента России. В этом же году на компакт-дисках «Sintez Records» переиздаёт альбомы «В добрый час», «Реки и мосты» и «В круге света». В апреле выходит номерной альбом «Картонные крылья любви», записанный на студии концертного зала «Олимпийской деревни». 18-19 апреля 1996 года в БКЗ «Олимпийской деревни» проходит презентация альбома. После этого выступления «машинисты» отправились «обкатывать» новую программу на гастролях. В начале сентября 1996 года группа приглашает в качестве директора Владимира Сапунова, известного своими деловыми качествами и порядочностью. Параллельно Сапунов продолжает работать также директором группы «Воскресенье».

В ноябре 1997 года выходит номерной альбом «Отрываясь». Закончив запись альбома «машинисты» признались, что они очень довольны новой работой, и не имеют претензий к энергетике и звуку, которые на альбоме отображены так же, как на живом концерте. Для записи была выстроена специальная сцена, музыканты играли по нескольку дублей каждой песни. А на песни «Он был старше её», «Он играет на похоронах и танцах» и на «Однажды мир прогнётся под нас» были сняты клипы. 30 ноября 1997 года в ДК им. Горбунова состоялась презентация альбома.

В ноябре 1998 г. открыт официальный Интернет-сайт группы mashina.ru.

25 ноября 1999 года выходит номерной альбом «Часы и знаки». В московском ЦУМ-е проходит презентация диска и пресс-конференция участников группы.

18 декабря 1999 года группа закрывает свой тур «ХХХ лет» концертом в СКК «Олимпийский». Концерт прошёл за два дня до очередных выборов в Государственную Думу России, с букетами и поздравлениями на концерте появились многие известные политики, в том числе Б. Немцов, С. Кириенко, А. Чубайс, также на концерте присутствовал премьер-министр В. Путин.

После концерта директор группы Владимир Сапунов по просьбе Макаревича объявляет Подгородецкому, что тот больше не является участником группы. Это увольнение надолго становится темой обсуждения среди поклонников группы, вопрос постоянно поднимается в интервью и статьях о «Машине» в СМИ. Интерес подогревается тем, что сами музыканты не называют какой-то одной конкретной причины. Близкие к группе люди среди возможных причин указывают на проблемы Петра с наркотиками (увлечение кокаином), прогул репетиций, вызывающее поведение во время выступлений, неадекватность в общении с коллегами по группе и многое другое. Участники группы говорят, что с Подгородецким «стало невозможно работать». В книге Михаила Марголиса «Затяжной поворот» говорится, что решение об увольнении Подгородецкого было принято задолго до 17 декабря; Владимир Сапунов упоминает, что во время гастролей 1999 года в США группа уже активно обсуждала предложенную Маргулисом кандидатуру Державина. Александр Кутиков говорит, что «„машинисты“ никогда не назовут действительную причину увольнения, но эта причина перечеркнула собой всё, что Пётр сделал для „Машины времени“». Сам Пётр в «Машине с евреями» утверждает, что решение о его увольнении было принято под давлением правых политиков, в круг которых был вхож Макаревич и которым Подгородецкий почему-то не нравился. Место Подгородецкого занимает Андрей Державин, отказавшийся ради этого от собственной сольной карьеры певца. Державину же кажется что одной из причин расставания с Подгородецким стало то что в новом веке «машинистам» захотелось добавить новое электронное звучание.

2000-е: Эксперименты со звуком

16 января 2000 года в КЗ «Олимпийской деревни» состоялся первый концерт группы с новым клавишником — Андреем Державиным, бывшим поп-музыкантом, ранее помогавшим Кутикову и Маргулису.

С февраля 2000 года по 22 мая 2003 года «Машина времени» начала совместный, вдвойне юбилейный тур с гр. Воскресение «50 на двоих» и порой с этим туром гастролирует. До 22 мая 2003 года параллельно с «Воскресеньем» работал Маргулис, в рамках этого тура.

В конце мая 2000 года «Sintez Records» выпускает сразу два двойных концертных альбома, первый — «Маленький принц» с записью сдачи программы «Худсовету» в июле 1980 года с литературной частью и второй — «ХХХ лет „Машине времени“».

12 января 2001 года «Машина времени» приступила к записи нового альбома под рабочим названием «Спиной к концу света», позднее он получил название «Место, где свет». 27 февраля 2001 года состоялась презентация нового Web-проекта группы «Машина времени» «Странная Механика». Было заявлено, что новый официальный сайт будет единственным местом, где можно получить достоверную и свежую информацию о группе и её музыкантах, а также единственным официальным посредником между группой и прессой. В течение первых полугода в форуме изредка появлялись Макаревич и Державин. Однако в итоге бо́льшая часть первоначальных замыслов осталась нереализованной.

В марте 2001 года на концерте в Торонто к «Машине времени» присоединился её бывший барабанщик Сергей Кавагоэ. Совместно с ним была исполнена песня «Марионетки». Это стало первым и единственным случаем воссоединения.

1 августа 2001 года выходит сингл «Звезды не ездят в метро» с четырьмя песнями из будущего альбома «Место, где свет». 31 октября 2001 года группой «Машина времени» выпущен альбом «Место, где свет», одноимённая песня попадает в «Чартову дюжину», клип на неё транслируется по телевидению. В тот же день в ГЦКЗ «Россия» проходит презентация пластинки.

Осенью 2001 года регистрируется акционерное общество «„Машина времени“ — 21 век», под председательством Кутикова. Название «Машина времени» регистрируется в качестве торговой марки. Полный состав членов акционерного общества и совладельцев торговой марки не называется, известно лишь, что в их число вошли все музыканты группы, игравшие в ней на момент создания общества, то есть Макаревич, Кутиков, Ефремов, Маргулис и Державин.

Весь 2002 год группа активно выступает с концертами в московских клубах, в Большом концертном зале «Олимпийской деревни», не забывая и о выездных гастролях.

30 мая 2004 года концертом на Красной площади группа отмечает свой 35-й день рождения.

24 ноября 2004 года выходит альбом «Машинально», две песни с него вошли в саундтрек к телесериалу «Танцор».

В марте 2007 года выходит альбом «Time Machine», записанный на студии Эбби-роуд. Песня «Улетай» попадает в «Чартову дюжину». При финансовой и информационной поддержке «Авторадио» группа играет два бесплатных концерта: 22 сентября 2007 года на Тушинском аэродроме в Москве, где собирает около 50 000 зрителей, а 23 сентября — на Дворцовой площади в Санкт-Петербурге, где количество зрителей переваливает за 60000. 8 июня 2008 года, при поддержке компании «ТНК-BP», «Машина времени» играет бесплатный концерт в городе Рязани на площади Ленина, который собирает около 20 000 зрителей.

По опросам «Ромира» и газеты «Комсомольская правда», «Машина времени» входит в десятку самых популярных рок-групп России, причём среди респондентов средних лет она лидирует.

В 2009 году группа отметила своё 40-летие (тур из 40 концертов в 40 городах). Заключительный концерт тура состоялся в СК «Олимпийский» (Москва) 11 декабря 2009 года, в день рождения лидера группы. Запись концерта вышла 1 августа 2010 года на двух CD под названием «День 14810-й» по количеству дней, прошедших с момента образования группы до дня юбилейного концерта группы в «Олимпийском». К юбилею же был приурочен выпуск сборник каверов «Машины не парковать», в который, кроме пяти новых песен «Машины времени», вошло десять песен других авторов — Б. Гребенщикова, С. Чигракова, И. Сукачева, М. Леонидова, П. Мамонова и др. — в исполнении участников группы.

К юбилею группы «Фирмой грамзаписи „Никитин“» выпущен альбом-трибьют «Машинопись».

2010-е: Современный этап

В 2010 году Макаревич выпускает три книги: «Вначале был звук», «Сам овца» (переиздание книги, вышедшей впервые в 2001 году) и «То, что люди поют по дороге домой», а группа посещает два крупнейших рок-фестиваля России: «Рок над Волгой» и «Нашествие».

В 2012 году Максим Капитановский выпустил снятый им фильм «Таймашин» — именно в таком написании фигурировали в 1983 году его герои согласно одному из тогдашних «чёрных списков».

25 июня 2012 года группу покинул Е. Маргулис. Комментируя своё решение, Маргулис сказал, что оно вызвано желанием уделять больше внимания собственному сольному проекту. Со слов Макаревича и самого Маргулиса, уход последнего не повлиял на дружеские отношения между музыкантами. 17 августа было объявлено имя музыканта, занявшего вакантное место гитариста в группе. Им стал Игорь Хомич, сессионный гитарист и аранжировщик, ранее игравший со многими эстрадными исполнителями, а также работавший в группе «Калинов Мост» в период записи альбома «SWA». Первые выступления с его участием состоялись 1 сентября 2012 г. в Зелёном театре на фестивале «Легенды рока», где состоялась премьера песни «Крысы» и 7 сентября в клубе «Б2».

3 сентября 2012 года в Интернете состоялась премьера ещё двух новых песен группы — «Мама» и «Край».

18 июня 2013 года, в день рождения Пола Маккартни, открылась официальная страница группы на iTunes, где в оформленном виде впервые появился Интернет-сингл «Крысы».

31 мая 2014 года на площадке перед спорткомплексом «Лужники» состоялся большой благотворительный концерт группы, приуроченный к её 45-летию. За более чем три часа были исполнены 45 песен из репертуара группы.

6 февраля 2015 года некоторыми СМИ была опубликована информация, что в группе «Машина времени» произошёл раскол из-за разной позиции музыкантов по Украине^{[неавторитетный источник? 2901 день]}. Спустя некоторое время директор группы опроверг информацию о распаде коллектива.

6 мая 2016 года вышел новый альбом группы Машина времени «ВЫ». Альбом состоит из десяти песен. Запись проходила на студии «Полифон». Работа в студии велась нынешним составом «Машины»: Андрей Макаревич, Александр Кутиков, Андрей Державин, Валерий Ефремов при участии Игоря Хомича, Сергея Остроумова и Александра Дитковского. Выпускающей компанией стала Sintez Records.

Музыканты всех составов, администраторы, продюсеры

Текущий состав

• Андрей Макаревич — вокал, гитара, акустическая гитара, слайд, фортепьяно, автор песен(1969—наши дни)
• Александр Кутиков — бас-гитара, вокал, автор песен(1971—1975, 1979—наши дни)
• Валерий Ефремов — ударные (1979—наши дни)
• Андрей Державин — клавишные, бэк-вокал (2000—наши дни)

Сессионные музыканты

• Сергей Остроумов — перкуссия (2004—наши дни)
• Александр Дитковский (группа «Квартал», Оркестр креольского танго, коллектив Евгения Маргулиса) — труба, шейкер, бубен (2004—наши дни)
• Игорь Хомич — гитара (2012—наши дни)

Бывшие участники

• Сергей Кавагоэ — бас-гитара (1969—1971), клавишные (1971—1974), бэк-вокал, ударные (1974—1979; умер в 2008)
• Юрий Борзов — ударные (1969—1971)
• Максим Капитановский — ударные (1971—1973; концертно-гастрольный звукорежиссёр группы — 1983—1994; умер в 2012)
• Юрий Фокин — ударные (1973—1974)
• Евгений Маргулис — гитара, бас-гитара, вокал (1975—1979, 1990—2012)
• Пётр Подгородецкий — клавишные, вокал (1979—1982, 1990—1999)
• Александр Зайцев — клавишные (1982—1990; умер в 2008)
• Сергей Рыженко — гитара, фортепиано, скрипка, флейта (1982—1983)

Приглашённые музыканты прошлых лет

• Александр Иванов — гитара (1969—1970)
• Павел Рубен — бас-гитара (1969—1970)
• Игорь Мазаев — бас-гитара, клавишные (1969—1971)
• Александр Микоян — губная гармоника, вокал (1972—1974)
• Алик Сикорский — бас-гитара (осень 1973)
• Николай Ширяев — бас-гитара (играл во «Втором дыхании» и «Арсенале») (осень 1974; умер в 2003)
• Игорь Дегтярюк — гитара, вокал (покинул группу сразу после записи и съёмок кинофильма «Афоня») (сентябрь—декабрь 1974)
• Алексей Романов — вокал, гитара (1974—1975)
• Николай Ларин — скрипка (лето—осень 1975)
• Сергей Асташев — скрипка (1976)
• Юрий Ильченко — гитара, вокал (1976—1977)
• Евгений Легусов — саксофон, кларнет (1977—1978)
• Сергей Велицкий — труба (1977)
• Сергей Кузьминок — труба (1977—1978)
• Александр Воронов — клавишные (1978—1979)
• Александр Бутузов — чтец стихов (концертная программа «Маленький принц») (1979—1981; умер в 2013)

Продюсеры, администраторы

• Андрей Макаревич (1969—1978)
• Ованес Мелик-Пашаев (1978—1982)
• Валерий Голда (1982—1994)
• Владимир Сапунов (брат Андрея Сапунова) (1996—наши дни)

Временная шкала

<timeline> ImageSize = width:1100 height:auto barincrement:18 PlotArea = left:130 bottom:100 top:10 right:15 Alignbars = justify DateFormat = dd/mm/yyyy Period = from:27/05/1969 till:01/01/2017 TimeAxis = orientation:horizontal format:yyyy

Colors =

 id:Lead              value:red         legend:Вокал
 id:Bass              value:blue       legend:Бас-гитара
 id:Guitar            value:green       legend:Гитара
 id:Keyboards         value:purple   legend:Клавишные
 id:Viola             value:darkblue    legend:Скрипка
 id:Drums             value:orange      legend:Ударные
 id:Lines               value:black      legend:Студийный альбом
 id:bars    value:gray(0.92)

Legend = orientation:vertical position:bottom columns:3 BackgroundColors = bars:bars ScaleMajor = increment:2 start:1970 ScaleMinor = unit:year increment:1 start:1970

LineData =

 at:01/06/1978 color:black layer:back
 at:01/06/1987 color:black layer:back
 at:01/08/1988 color:black layer:back
 at:01/06/1991 color:black layer:back
 at:01/06/1993 color:black layer:back
 at:01/04/1996 color:black layer:back
 at:01/10/1997 color:black layer:back
 at:25/11/1999 color:black layer:back
 at:31/10/2001 color:black layer:back
 at:23/11/2004 color:black layer:back
 at:01/03/2007 color:black layer:back
 at:18/12/2009 color:black layer:back
 at:06/05/2016 color:black layer:back

BarData =

 bar:Makarevich      text:"Андрей Макаревич"
 bar:Kavagoe         text:"Сергей Кавагое"
 bar:Kutikov         text:"Александр Кутиков"
 bar:Margulis        text:"Евгений Маргулис"
 bar:Podgorodetsky   text:"Пётр Подгородецкий"
 bar:Zaicev          text:"Александр Зайцев"
 bar:Derzhavin       text:"Андрей Державин"
 bar:Rizenko         text:"Сергей Рыженко"
 bar:Borzov          text:"Юрий Борзов"
 bar:Kapitanovsky    text:"Максим Капитановский"
 bar:Foskin          text:"Юрий Фокин"
 bar:Efremov         text:"Валерий Ефремов"

PlotData=

 width:10 textcolor:black align:left anchor:from shift:(10,-4)
 bar:Makarevich    from:start till:end color:Guitar
 bar:Makarevich    from:start till:end color:Lead width:3
 bar:Kavagoe       from:start till:01/03/1971 color:Bass
 bar:Kavagoe       from:01/03/1971 till:01/06/1974 color:Keyboards
 bar:Kavagoe       from:01/06/1974 till:01/03/1979 color:Drums
 bar:Kutikov       from:01/03/1971 till:01/06/1975 color:Bass
 bar:Kutikov       from:01/03/1971 till:01/06/1975 color:Lead width:3
 bar:Kutikov       from:01/03/1979 till:end color:Bass
 bar:Kutikov       from:01/03/1979 till:end color:Lead width:3
 bar:Margulis      from:01/06/1975 till:01/03/1979 color:Bass
 bar:Margulis      from:01/06/1975 till:01/03/1979 color:Lead width:3
 bar:Margulis      from:01/06/1990 till:25/07/2012 color:Guitar
 bar:Margulis      from:01/06/1990 till:25/07/2012 color:Lead width:3
 bar:Podgorodetsky from:01/03/1979 till:01/06/1982 color:Keyboards
 bar:Podgorodetsky from:01/03/1979 till:01/06/1982 color:Lead width:3
 bar:Podgorodetsky from:01/06/1990 till:18/12/1999 color:Keyboards
 bar:Podgorodetsky from:01/06/1990 till:18/12/1999 color:Lead width:3
 bar:Zaicev        from:01/06/1982 till:01/06/1990 color:Keyboards
 bar:Derzhavin     from:16/01/2000 till:end color:Keyboards
 bar:Derzhavin     from:16/01/2000 till:end color:Lead width:3
 bar:Rizenko       from:01/06/1982 till:01/06/1983 color:Viola
 bar:Borzov        from:start till:01/03/1971 color:Drums
 bar:Kapitanovsky  from:01/03/1971 till:01/06/1973 color:Drums
 bar:Foskin        from:01/06/1973 till:01/06/1974 color:Drums
 bar:Efremov       from:01/03/1979 till:end color:Drums

</timeline>

Награды, звания, достижения

• 1976 — первое место на фестивале «Таллиннские песни молодёжи-76».
• 1978 — первое место (совместно с «Magnetic Band») на фестивале «Черноголовка-78» (Московская область).
• 1980 — первое место (совместно с «Magnetic Band») на фестивале «Весенние ритмы-80» (г. Тбилиси).
• 1980 — специальный приз Союза журналистов СССР А. Макаревичу за тексты песен «Снег» и «Хрустальный город».
• 1980 — группа года по версии «Хит-парада „Звуковой дорожки“» газеты «Московский комсомолец». «Поворот» признан песней года.
• 1982 — группа года по версии «Хит-парада „Звуковой дорожки“» газеты «Московский комсомолец».
• 1983 — второе место в номинации «Ансамбли» в опросе музыкальных экспертов газеты «Московский комсомолец».
• 1984 — группа года по версии журнала «[www.stm.ru/ Студенческий меридиан]».
• 1985 — победитель конкурса «Музыка—84—85» по версии журнала «Студенческий меридиан».
• 1985 — второе место в номинации «Лучшие ансамбли» по версии «Хит-парада „Звуковой дорожки“» газеты «Московский комсомолец».
• 1986 — приз симпатии публики на Московском фестивале популярной музыки «Рок-панорама-86».
• 1986 — группа года по версии «Хит-парада „Звуковой дорожки“» газеты «Московский комсомолец». «Музыка под снегом» признана песней года. А. Макаревич признан лучшим в номинации «Поэт-песенник».
• 1987 — первое место в номинации «Лучший композитор» в опросе читателей журнала «Советский экран» А. Макаревичу за работу в кинофильме «Начни сначала». Сам кинофильм признан лучшим музыкальным фильмом года.
• 1987 — первое место в номинациях «Грампластинка», «Лучшее оформление пластинки» «Хит-парада „Звуковой дорожки“» газеты «Московский комсомолец» за альбом «Реки и Мосты». А. Макаревич снова признан лучшим в номинации «Поэт-песенник». А. Зайцев — лучший музыкант-клавишник. Сама группа — вторая в номинации «Группа года».
• 1988 — совокупный тираж трех альбомов группы («В добрый час», «Реки и Мосты», «Десять лет спустя») в 1986 г. — сер. 1988 г. составил почти 4,5 млн экземпляров, что стало абсолютным рекордом в рейтинге совокупных продаж альбомов исполнителей и коллективов за три года (с сер. 1985 г. до сер. 1988 г.). В частности, тираж пластинки «В добрый час» превысил 2,4 млн экземпляров, что сделало ее самым продаваемым альбомом в СССР за указанный период.
• 1991 — звание «Заслуженный артист РСФСР» А. Макаревичу.
• 1993 — медаль «Защитнику свободной России» А. Макаревичу за участие в обороне Белого дома во время путча ГКЧП.
• 1995 — премия «Овация» в номинации «Рок-исполнитель» А. Макаревичу.
• 1997 — премия «Золотой граммофон» за песню «Он был старше её».
• 1999 — премия «Рекордъ» в номинации «Коллекция года».
• 1999 — орден Почёта «За заслуги в развитии музыкального искусства» музыкантам группы.
• 1999 — звания «Заслуженных артистов Российской Федерации» музыкантам группы, звание «Народного артиста Российской Федерации» А. Макаревичу.
• 1999 — девять песен «Машины времени» включены в перечень «100 лучших песен русского рока в XX веке», составленный по итогам голосования слушателей радиостанции «Наше радио» («Поворот», «Марионетки», «Костёр», «Синяя птица», «Ты или я», «За тех, кто в море», «Свеча», «Однажды мир прогнётся под нас», «Скачки»). По количеству песен, включенных в данный перечень, «Машина времени» уступила только группе «Кино» (десять песен).
• 2000 — премия «Золотой граммофон» за песню «Однажды мир прогнётся под нас».
• 2002 — премия журнала «Fuzz» «За вклад (в развитие рок-музыки)» А. Макаревичу.
• 2003 — орден «За заслуги перед Отечеством IV степени» музыкантам группы.
• 2006 — премия «Легенда MTV» А. Макаревичу.
• 2006 — альбом «Реки и Мосты» включен в перечень «85 главных альбомов советского и постсоветского времени», составленный авторами и приглашенными экспертами журнала «Play».
• 2007 — лауреат Национальной премии в области развития общественных связей «Серебряный лучник» в номинации «За культурный вклад в развитие общественных связей».
• 2007 — премия «Золотой граммофон» за вклад в развитие отечественной музыки.
• 2008 — премия «Овация» в номинации «Рок-музыка» А. Кутикову. Концерт «Авторадио» дарит «Машину» на аэродроме Тушино признан лучшим в номинации «Концертная программа».
• 2010 — премия «Легенда» радиостанции «Наше радио».
• 2012 — премия Российского авторского общества (РАО) А. Макаревичу.
• 2014 — десять песен «Машины времени» включены в перечень «500 лучших песен „Нашего радио“», составленный по итогам голосования слушателей («Однажды мир прогнётся под нас», «Поворот», «Пока горит свеча», «Костёр», «За тех, кто в море», «Синяя птица», «Брошенный Богом мир», «Скачки», «Улетай», «Марионетки»).

Логотип группы

Логотип группы «Машина времени» — это шестерёнка с пацификом внутри. Он изображён на обложке альбома «Машинально». Выпускаются футболки, бейсболки и шарфы с логотипом.

Дискография

Официальная дискография группы представлена на сайте mashina.ru.

В представленном ниже варианте дискографии в раздел «Студийные альбомы и записи» включены все альбомные записи, за исключением синглов, осуществленные в рамках отдельных студийных сессий, независимо от степени новизны музыкального материала на момент записи. Официально не издававшиеся студийные записи, в отношении которых нет достоверных свидетельств об их наименованиях, озаглавлены по названию студий, в которых они были осуществлены.

В раздел «Компиляции» включены все альбомы, перечень композиций которых скомпилирован участниками группы либо иными лицами на основе ранее записанного музыкального материала.

В раздел «Концертные альбомы» не включены официально не издававшиеся многочисленные концертные записи 1970—1980-х гг. по причине отсутствия единого подхода к систематизации данных записей.

Студийные альбомы и записи

Альбомы и записи, не входящие в официальную дискографию

• 1969 — Time Machines
• 1971 — 1974 — «Записи в Государственном доме радиовещания и звукозаписи»
• 1975 — "Запись для программы «Музыкальный киоск»
• 1978 — «Запись в доме культуры Автодормехбазы № 6»
• 1979 — «Запись в учебной речевой студии ГИТИС»
• 1980 — "Запись во Всесоюзной студии грамзаписи «Мелодия»
• 1981 — "Запись в киностудии «Мосфильм»
• 1984 — Чужие среди чужих
• 1985 — Рыбка в банке
• 1988 — «Запись в студии в Далласе»

Официальные альбомы

• 1987 — Реки и Мосты
• 1988 — В круге света
• 1991 — Медленная хорошая музыка
• 1992 — Это было так давно…1978
• 1993 — Внештатный командиръ Зѣмли. Блюзы Эль-Мокамбо
• 1996 — Картонные крылья любви
• 1997 — Отрываясь
• 1999 — Часы и Знаки
• 2001 — Место, где свет
• 2004 — Машинально
• 2007 — Time Machine
• 2009 — Машины не парковать
• 2016 — ВЫ

Концертные альбомы

• 1991 — Машине времени — ХХ! (LP) (запись 1989 г.)
• 1994 — Unplugged (LP, CD) (запись 1993 г.)
• 2000 — Маленький принц (запись 1980 г.)
• 2000 — XXX лет (запись 1999 г.)
• 2001 — 50 на двоих (с группой «Воскресение», запись 2000 г.)
• 2005 — Kremlin Rocks! (с камерным оркестром «Kremlin», запись 2004 г.)
• 2010 — День 14810-й (запись 2009 г.)

Синглы

• 1980 — Журнал «Кругозор», № 11 (гибкая пластинка) («Хрустальный город»)
• 1980 — Журнал «Клуб и художественная самодеятельность», № 12 (гибкая пластинка) («Пока горит свеча», «Право»)
• 1981 — Ансамбль «Машина времени» (EP) («За тех, кто в море», «Путь»)
• 1982 — Журнал «Клуб и художественная самодеятельность», № 15 (гибкая пластинка) («Багги»)
• 1982 — За тех, кто в море (гибкая пластинка) («За тех, кто в море», «Путь»)
• 1982 — Песни из кинофильма «Душа» (EP) («За тех, кто в море», «Путь»)
• 1985 — Два белых снега (EP) («Два белых снега», «Рыбка в банке»)
• 1986 — Музыка под снегом (EP) («Музыка под снегом», «Пока горит свеча»)
• 1986 — Журнал «Кругозор», № 12 (гибкая пластинка) («В добрый час», «Песня, которой нет»)
• 1995 — Кого ты хотел удивить? («Кого ты хотел удивить», «Моим друзьям», «Караван», «Закрытые двери», «Рыбка в банке»)
• 2001 — Звёзды не ездят в метро («Звезды не ездят в метро», «Мы расходимся по домам», «Оставь меня», «Крылья и небо»)
• 2012 — Крысы (Интернет-сингл) («Крысы», «Мама», «Край»)

Компиляции

• 1986 — В добрый час
• 1987 — Десять лет спустя
• 1993 — Лучшие песни 1979—1985
• 1995 — Кого ты хотел удивить?
• 1996 — Неизданное
• 1998 — The Best (Приложение к журналу «Stereo & Video», № 1)
• 2001 — Лучшие песни Машины времени 1989—2000
• 2004 — Неизданное. Том 2
• 2006 — Машина времени. Часть 1
• 2007 — Музыка в пути
• 2008 — Между тем, что было, и тем, что будет (Приложение к журналу «Stereo & Video», № 6)
• 2008 — Дорога в небо (Приложение к журналу «Stereo & Video», № 9)
• 2013 — Машина времени в словах и образах (Приложение к одноимённой книге)

Сборники

• 1981 — Лауреаты Фестиваля «Весенние ритмы». Тбилиси-80 (LP) («Хрустальный город», «Снег»)
• 1983 — Песни из кинофильма «Душа» (EP) («За тех, кто в море», «Путь»)
• 1983 — Игорь Якушенко — «Не люблю прощания» (LP) («Багги»)
• 1983 — Парад ансамблей 1 (LP) («За тех, кто в море»)
• 1984 — Парад ансамблей 2 (LP) («Скворец»)
• 1986 — С новым годом! Если метель… (LP) («Рыбка в банке»)
• 1987 — Панорама—86. Фестиваль молодежной популярной музыки (LP) («Музыка под снегом», «В добрый час»)
• 1987 — Для вас, женщины! Женский портрет (LP) («Знаю только я»)
• 1988 — GLASNOST (LP) («Музыка под снегом»)
• 1988 — Музыкальный телетайп 3 (LP) («Она идёт по жизни смеясь»)
• 1989 — Радиостанция «Юность». Хит-парад Александра Градского (LP) («Герои вчерашних дней»)
• 1993 — Greenpeace Rocks (LP, CD) («Костер»)
• 1994 — Sintez Rock&Roll… Кому что… (LP) («Скачки», «Ты или я», «Музыка под снегом», «Когда я был большим», «Мой друг лучше всех (играет блюз)»)
• 1995 — Мы идём на восток («Дорога в небо»)
• 2002 — Высшая проба. Rock («Место, где свет»)
• 2002 — «Крылья». Фестиваль русского рока 2002 («Место, где свет»)
• 2003 — «Крылья». Фестиваль русского рока 2003 («Звезды не ездят в метро»)
• 2003 — Секретные материалы («Привет»)
• 2003 — Дорожные песни страны (песня «Машины времени» «Старая дорога», песня А. Макаревича «Перекресток»)
• 2004 — Мешанина, или Неголубой Огонек (песня «Марионетки» в исполнении групп «Машина времени» и «Премьер-министр»)
• 2005 — Я вижу тебя сквозь дымку тумана… («Багги»)
• 2005 — Первая ночь с Олегом Меньшиковым (песня «Мой друг (лучше всех играет блюз)» в исполнении групп «Машина времени» и «Уматурман»)
• 2008 — «Наше Радио». 10 лет («Эпоха большой нелюбви»)
• 2008 — Нау Бум. К 25-летию группы «Nautilus Pompilius» («Скованные одной цепью»)
• 2014 — Бег In The USSR. Песни Владимира Сапунова («На паре крыл»)

Ремиксы

• 1996 — Megamix (танцевальные версии пяти хитов группы)
• 2004 — Megamix-2 (запись 1996 г., пополненная танцевальными версиями пяти песен, созданных после 1996 г.)

Эксклюзивные издания

• 1996 — Антология «Машины времени» (1969—1996) 12 CD
• 2004 — Антология «Машины времени» (1969—2004) 18 CD

Другие известные записи

• 1973 — Вокальное трио «Зодиак» («Машина времени» — аккомпанирующий состав) (EP)
• 1979 — Маленький принц (магнитоальбом)
• 1986 — Реки и Мосты (магнитоальбом)

Пиратские издания

• 1982 — Охотники за удачей
• 1997 — Поворот
• 2003 — Я сюда ещё вернусь (записи 1982—1983 гг.)
• 2005 — Запись на ТВ — 1975 г.
• 2007 — Былые дни. Редкие песни и варианты исполнения (1973—2007)

Кавер-версии

• 1987 — Давайте делать паузы в словах (Кавер-версия Ж. Бичевской)
• 2000 — Время напрокат (Альбом А. Макаревича и группы «Квартал»)
• 2004 — Паузы (Кавер-версия А. Васильева)
• 2006 — Старая машина (Альбом А. Макаревича и группы «Оркестр креольского танго»)
• 2006 — [www.paradush.com/audio/28-na-odnoj-pryamoj На одной прямой (Альбом группы «Парадуш»)]
• 2009 — Машинопись (Альбом-трибьют)
• 2009 — [www.rocklab.ru/view/songs/206317.html Опустошенье] (Кавер-версия группы «Сугробы»)
• 2014 — Андрей и Ильдар в Машине (Альбом А. Макаревича и И. Казаханова) (инструментальные версии песен группы, созданные И.Казахановым)

Видеография

Видеоклипы

• 1983 — В Никитском ботаническом саду
• 1986 — В добрый час
• 1987 — Флюгер
• 1987 — Если бы мы были взрослей
• 1988 — Герои вчерашних дней
• 1988 — Брошенный в небо
• 1988 — All I Can Say is Hello
• 1988 — Ветер надежды
• 1989 — Морской закон
• 1989 — Новогодняя
• 1990 — Между тем, что было, и тем, что будет
• 1991 — Она желает (Свалить из СССР)
• 1991 — Имитация
• 1991 — Ветер всё сильней
• 1993 — Мой друг лучше всех играет блюз
• 1994 — Когда я был большим
• 1996 — Я дам тебе знать
• 1996 — Картонные крылья любви
• 1996 — Поворот (ремикс)
• 1997 — Он играет на похоронах и танцах
• 1997 — Он был старше её
• 1997 — Однажды мир прогнётся под нас
• 1997 — Кого ты хотел удивить
• 1999 — Эпоха большой нелюбви
• 2001 — Место, где свет
• 2004 — Время пробует меня на зуб
• 2004 — Эти реки никуда не текут
• 2012 — Крысы
• 2016 — Однажды

Концерты и документальные фильмы, показанные «Первым каналом»

• 1999 — «Машина времени 69-99» (Дата эфира — 27 июня 1999 г.).
• 2003 — «Машина времени». Лучшие песни. Концерт в «Олимпийском» (Дата эфира — 7 января 2003 г.).
• 2004 — Концерт группы «Машина времени» на Красной площади (Дата эфира — 30 мая 2004 г.).
• 2006 — «Машина времени» и «Воскресение». «Музыка ручной работы» (Дата эфира — 22 июля 2006 г.).
• 2007 — "Лондон. Abbey Road. «Машина времени» (Дата эфира — 14 марта 2007 г.).
• 2008 — Концерт группы «Машина времени» на Дворцовой площади (Дата эфира — 2 мая 2008 г.).
• 2008 — «Машина времени». Лучшие песни (Дата эфира — 12 декабря 2008 г., в честь 55-летия Андрея Макаревича).
• 2009 — «Машине времени» — 40 лет. Юбилейный концерт (Дата эфира — 18 декабря 2009 г.).

DVD

• 2001 — Машине времени — 30 лет (Юбилейный концерт в с/к «Олимпийский»)
• 2001 — 50 на двоих, 2 части совместно с «Воскресением»
• 2002 — Внештатный командир земли. Unplugged. (Концерт в АПН, октябрь 1993 года)
• 2004 — Машина времени. 35 лет. В Россию из СССР
• 2005 — Машина времени и Камерный оркестр Kremlin — «Kremlin Rocks!»
• 2005 — Видеоколлекция I
• 2007 — Концерт на аэродроме Тушино («Авторадио» дарит «Машину»)
• 2009 — Машина времени. 40 лет (Юбилейный концерт в с/к «Олимпийский»)

Фильмография

(За исключением фильмов, в которых музыканты принимали участие в качестве актёров, но не использовалась музыка или песни группы.)

• 1975 — Афоня (песня «Ты или я»)
• 1977 — Шесть писем о бите (документальный фильм, песня «Марионетки»)
• 1980 — Советский рок-80 (документальный фильм о рок-фестивале «Весенние ритмы. Тбилиси-80», Финляндия, песни «Ах, что за луна», «Свеча»)
• 1981 — Душа (песни «Право», «Бег по кругу», «Кого ты хотел удивить?», «Барьер», «Костер», «Путь», «За тех, кто в море» в исполнении М. Боярского, С. Ротару)
• 1981 — Придут страсти-мордасти (песни «Синяя птица», «Песня о солдате» в дворовом исполнении)
• 1982 — Не могу сказать «прощай» (песня «Наш дом»)
• 1983 — 1987 — Обезьянки (мультипликационный сериал)
• 1983 — Скорость (песня «Я с детства склонен к перемене мест»)
• 1983 — Воробей на льду (песня «В Никитском ботаническом саду»)
• 1983 — Тайна «Чёрных дроздов» (песня «What is a love?» в исполнении А. Макаревича и О. Шабиной)
• 1983 — Я возвращаю ваш портрет (песни «Старый добрый рок-н-ролл», «Поворот»)
• 1984 — Двойной обгон (песня «What is a love?» в исполнении А. Макаревича и О. Шабиной)
• 1986 — Курьер (песня «Гололед»)
• 1986 — Прорыв
• 1986 — Начни сначала (песни «Музыка под снегом», «В добрый час», «Паузы», «Разговор в поезде», «Старый корабль», «Варьете», «Пока горит свеча», «Наш дом»)
• 1986 — Бармен из «Золотого якоря» (песня «Оторвись от забот»)
• 1986 — Капитан «Пилигрима» (песня «Путь домой»)
• 1988 — Воры в законе
• 1988 — Без мундира
• 1988 — Меня зовут Арлекино (песня «Закрытые двери»)
• 1989 — Стеклянный лабиринт
• 1989 — Псы
• 1989 — Рок и фортуна (документальный фильм-концерт)
• 1990 — Команда. Фильм второй (документальный фильм-концерт)
• 1991 — Дом свиданий (песня «What is a love?» в исполнении А. Макаревича и О. Шабиной)
• 1991 — Арифметика убийства
• 1991 — Любовь (песни «Она желает (Свалить из СССР)» и «Шанхай-блюз»)
• 1991 — Медленная хорошая музыка (документальный фильм-концерт в ГЦКЗ «Россия»)
• 1993 — Ангелы в раю (сольные песни А. Макаревича)
• 1995 — Московские каникулы (сольная песня А. Макаревича «От меня к тебе»)
• 1997 — Шизофрения (сольные песни А. Макаревича)
• 1998 — Перекрёсток (сольные песни А. Макаревича)
• 2000 — Бременские музыканты & Co (сольная песня А. Макаревича «Будет недолгой ночь»)
• 2004 — Танцор
• 2006 — Кошмар перед Рождеством (мультипликационный фильм, участие в дубляже А. Макаревича, А. Кутикова, Е. Маргулиса)
• 2007 — Лузер (сольная песня А. Макаревича «Отчего так жесток свет», песни «Машины времени» «Наш дом», «Кил-Бил»)
• 2010 — Дом Солнца (песня «День гнева»)

Мемуары и сочинения участников группы

• Макаревич А. Всё очень просто. Рассказики. — М.: Огонек — Радио и связь, 1991. — 223 с.
• Макаревич А. Смак. Встречи на кухне. — М.: ТРИЭН, ЭКСМО-Пресс, 1998. — 128 с.
• Бельский Ю., Макаревич А. Что такое дайвинг, или Акваланги для всех. — М.: ТРИЭН, ЭКСМО-Пресс, 1999. — 144 с.
• Макаревич А. Семь тысяч городов. Стихи и песни. — М.: ТРИЭН, ЭКСМО-Пресс, 1999 г. — 432 с.
• Макаревич А. Сам овца. Автобиографическая проза. — М.: Захаров, 2001. — 270 с.
• Макаревич А. Занимательная наркология. — М.: Махаон, 2005. — 160 с.
• Макаревич А. Мужская кулинария: Разговоры о еде и не только. — М.: Эксмо, 2009. — 272 с.
• Макаревич А. Вначале был звук: Маленькие иSTORYи. — М.: Эксмо, 2010. — 256 с.
• Макаревич А. Евино яблоко. — М.: Эксмо, 2011. — 120 с.
• Макаревич А. Наше вкусное кино с Андреем Макаревичем. — М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2011. — 208 с.
• Макаревич А. Живые истории. — М.: Эксмо, 2013. — 100 с.
• Макаревич А. Неволшебные сказки. — М.: Рипол Классик, 2013. — 168 с.
• Макаревич А., Гарбер М. Мужские напитки, или Занимательная наркология-2. — М.: Эксмо, 2013. — 208 с.
• Макаревич А. «Машина времени» в словах и образах. — М.: Эксмо, 2013. — 112 с.
• Макаревич А. Все ещё сам овца. — М.: Эксмо, 2014. — 472 с.
• Макаревич А. То, что я люблю. — М.: Эксмо, 2014. — 160 с.
• Макаревич А. Сказки. — М.: Время мастеров, 2014. — 32 с.
• Капитановский М. Всё очень непросто. — М.: Оракул, 1994. — 218 с.
• Капитановский М. Во всем виноваты «Битлз». — М.: Вагриус, 2006. — 432 с.
• Подгородецкий П. «Машина» с евреями. — М.: АСТ, СПб: Астрель-СПб, 2007. — 285 с.

Оценки творчества и влияния на культуру

Критики, журналисты

• А. Троицкий в статье «Ансамбль „Машина времени“» (Советская культура. 1980. 25 апр. № 34 (5354)):

«… В одном „Машина времени“ отличилась от десятков и сотен самодеятельных групп Москвы с самого начала своего существования. Ансамбль не исполнял англоязычные шлягеры и ориентировался исключительно на собственный репертуар. Именно этот самостоятельный подход и предопределил то, что из множества любительских рок-групп начала 70-х только „Машина времени“ смогла стать заметным явлением на нашей эстраде. <…> „Машина времени“ не ставила своей целью „завести“ молодых слушателей темпераментным исполнением знакомого им с пластинки рок-боевика, а стремилась довести до аудитории смысл проблемы, поставленной в песне, и заставить эту аудиторию подумать, и, может быть, даже поспорить. <…> Если ранние песни Макаревича были в основном чисто лирическими или шуточными, то с годами они заметно „посерьезнели“. <…> Занять активную жизненную позицию, определить своё место в жизни — вот основной их пафос. Проблематика песен остра и злободневна — они словно бы являются продолжением дискуссий в молодёжных клубах и на страницах газет. Карьеризм и приспособленчество, социальная пассивность и „власть вещей“ становятся объектом критики. И в то же время песнями ансамбля утверждается человеческое, духовное начало. В них — оптимизм и убежденность в способности человека стать подлинно прекрасным».

В статье «„Машина времени“: путь в двенадцать лет» (Зеркало. 1981. Март. № 1/5):

«… Музыкальная стихия „Машины“ — не чистый рок, а некая смесь рока, кантри, „городских романсов“ и даже традиционной, образца „Самоцветов“, ВИА-эстрады. Эту эклектичность и ставку на легко устанавливаемость музыки ансамблю часто вменяют в вину, я сам присоединился бы к „атакующим“, если бы не одно обстоятельство. Дело в том, что музыка у „Машины“ играет явно подчинённую роль. Весь инструментальный базис здесь нужен только для того, чтобы довести до сознания слушателей „текстовую“ надстройку <…> Вообще, поэтическая стихия Макаревича ближе к литературной песне (Окуджава, Н. Матвеева), чем к року. Интересно сравнить её со стихами В. Высоцкого, которые, на мой взгляд, напротив, по своей сути ближе к року. Более резкие, эмоциональные, конкретные, словно услышанные в сутолоке улиц и вокзалов, они скорей соответствуют ритму и напору рок-музыки, чем рефлектирующие сочинения Макаревича. И аудитория это чувствует тоже».

В эфире телепрограммы «Земля-Воздух» (ТВ6. 2001. 30 дек.):

"«Машина времени» — это первая группа, которая на самом деле «сформулировала» русский рок и, как говорится, поставила его на карту. Также как в Англии <…> были Клифф Ричард, Лонни Донеган, Джонни Кидд, — но только «сделали» английский рок. Точно также «Машина времени» «сделала» русский рок, и действительно это наши «Битлз», и ничего ты тут не скажешь. <…> Были рокеры и в Москве, и в России, и в Прибалтике в СССР до «Машины времени» — все они занимались более или менее эпигонством. Они не смогли найти того, что впоследствии стало, что ли, темой или пафосом русского рока — это сделала «Машина времени», и из неё вышли все".

В интервью «Национальной службе новостей» (2016. 13 апр.):

"… ["Машина времени"] стала архитектором русского рока со всеми его достоинствами и недостатками. <…> Я днем рождения русского рока считал бы, например, день, когда Андрей Макаревич написал песню «Битва с дураками», если этот день кто-нибудь вспомнит. На мой взгляд, это первая сознательная и популярная русскоязычная рок-песня. Это, по-моему, был год 70-й или 71-й…".

• А. Баташев в аннотации к пластинке «В добрый час»:

«…Слова „Машина времени“ приобрели ещё один смысл: они стали обозначать одно из самых примечательных явлений в том разделе отечественной музыки, который называли то „бит“, то „поп“, то „рок“, но который молодёжь безоговорочно сочла своим. Эта музыка пришла не с грампластинок и не из приёмников, её не купили в нотных магазинах. <…> С начала шестидесятых неудержимой цепной реакцией её лавина поднималась во дворах и на улицах, в школе и дома, рождённая самой молодёжью. Тогда в московский бит-клуб прибежало записываться 600 ансамблей, и каждый создавал свои песни. <…> Пятнадцатилетние капитаны на утлых лодках выводили в море новый, никому неведомый жанр. Самый маленький из них был Андрей Макаревич. Это он запел о Вере, о Надежде и о Любви. Он запел про Дом и Свет. Про Тепло и Снег. Сказал о Честности и Правде… Его литературные корни можно отыскать в серебряном веке русской поэзии, но главное в нём то, что, что он вырос в эпоху „Битлз“ среди московских ребят 60-х годов. <…> Ансамбль „Машина времени“ познакомил нас и с незаурядным композитором по имени Андрей Макаревич. Его музыка отличается и самобытным мелодизмом, иногда с прихотливым изыском, и элегантной гармонией, порой чуть-чуть под старину. Его песни <…> хранят стилистику мировой молодёжной музыкальной моды тех лет, но в их ладовом строе есть черты, уходящие в русскую песенную традицию».

• А. Щербаков в статье «„Машине“ — время» (Огонек. 1986. № 24):

«К тому времени, когда в „хит-парадах“ молодёжных газет первые места уверенно, из месяца в месяц, из года в год, стала удерживать „Машина времени“ (при полнейшем, абсолютном её отсутствии в „официальном“ звучащем мире — радио, ТВ, пластинки, эстрада), у меня уже было представление о ней. Сейчас-то такое не редкость, а тогда, лет десять назад, едва ли не одна „Машина времени“ умела у нас петь так: в необычно острых, непривычных, но точных звуковых сочетаниях голосов и инструментов, в изобретательных, каких-то чудных переходах тональностей и ритмов. Но главное всё-таки было в другом — в словах. Песни „Машины“ были в основном со смыслом. Вернее, с социальным смыслом. В них жили персонажи — типы своего времени. В них было авторское отношение — ирония, сарказм, восхищение, жалость — к этим типам, к явлениям, которые за ними имелись. Эти песни слушались невольно — из-за оригинальности музыки и исполнения — и сознательно — из-за боязни пропустить, не расслышать, не понять фразу, слово. <…> Я впервые задумался над названием группы „Машина времени“. Если эти ребята в меру своих сил и способностей, получается, наводят мосты между поколениями, то ведь они и впрямь связывают времена, как сварочная машина — трубопровод. <…> Андрею Макаревичу часто удается рифмовать свои песни с духовными поисками современников. Потому и живуча „Машина времени“, что главное в ней — Время».

• А. Гаспарян в статье «Чем прочнее мосты…» (Московский комсомолец. 1987. Авг.):

«…Истоки „Машины времени“ проистекают всё-таки из битловской эпохи, и творчество группы всегда несло на себе её отпечаток и по сей день привержено её главной характеристике — гуманизму. Конечно, гуманистическое искусство отнюдь не изобретение Леннона или Маккартни, но, пожалуй, они первые последовательно интегрировали его принципы в рок-культуру, обеспечив своим именам бессмертие и породив благодарных последователей. Данное же обстоятельство, на мой взгляд, возвело и „Машину времени“ на „неприкасаемый“ пьедестал в нашей рок-музыке. Ибо при всей тяге к „перемене мест“ [Имеется в виду песня А. Макаревича „Я с детства склонен к перемене мест“], экспериментам и новациям души людские прежде тянутся к простому человеческому добру и платят долгой и искренней памятью его носителям».

В статье «Угроза вечности» (Московский комсомолец. 2012. 28 дек. № 26130):

«Принято считать, что вся история российского (экс-советского) рока началась с песни „Солнечный остров“ [Ты или я], сочиненной и записанной „Машиной времени“ в 1972 г., поскольку это был первый осмысленный музыкально-поэтический опус в жанре, в котором очарованные „битлами“ и „роллингами“ юнцы прежде переигрывали в основном хиты западных кумиров».

• Д. Ловковский в статье «Без кавычек» (Мир звезд. 1992. № 1):

«Столбовую дорогу российского рока проложил Андрей Макаревич со своей „Машиной времени“ — по ней пошли „Аквариум“, „Наутилус Помпилиус“ и многие другие наши группы, в творчестве которых всегда определяющим было „что“, а не „как“, а слова представлялись более существенными, нежели музыка».

• Д. Дибров в эфире телепрограммы «Антропология» (НТВ. 1997. Нояб.):

"["Машина времени"] вольно-невольно определила основные традиции отечественного русскоязычного музицирования в последней четверти двадцатого века".

• Б. Барабанов в интервью телеканалу «НТВ». 2008. 11 дек.:

«Главная и неоценимая заслуга Андрея Макаревича вообще в истории нашей страны состоит в том, что он был первым, кто доказал, что рок-н-ролл можно петь на русском языке. И это может быть массовым искусством, это может быть востребовано огромным количеством людей. <…> И с тех пор, наверное, жизнь страны пошла по-другому, потому что появились эти песни <…> этот конкретный ритм, эти гитары и, наверное, действительно, люди стали жить немножко в иной среде звуковой и вообще — социальной среде».

• М. Марголис в книге «Затяжной поворот: История группы „Машина времени“» (2009):

«… „Машина“ едет и едет. Четыре десятилетия! И её история ширится и переосмысливается. Столь дальнобойного и гиперуспешного рейса в отечественной рок-музыке не получилось ни у кого и вряд ли получится в обозримом будущем. Один этот факт делает „Машину времени“ уникальным в наших палестинах явлением. Начав как советские „битлы“, Макар со товарищи к сегодняшнему дню превратились в российских „роллингов“, по крайней мере, с хронологической и статусной точек зрения. А ещё „Машина времени“ — ровесница телепрограммы „Время“ и такой же, как эта священная новостная передача „на первой кнопке“, бренд, связующий поколения. Той страны и строя, где они родились, давно нет, а „Машина“ и „Время“ есть. <…> Дискография „МВ“, вагон её хитов стали саундтреком к советско-российской истории второй половины прошлого века. Перематывая его взад-вперед, действительно можно путешествовать во времени…».

Музыканты, поэты, исполнители

• А. Градский (МК Бульвар. 2002. 25—31 мар. № 13 (251)):

"Как сейчас помню: сидит «наглый» худсовет из рок-н-рольщиков, «Машину» «валят», а я всех ругаю и говорю: «„Машина“ ещё вас всех трах…т». Они спросили: «Почему? Ведь они играть и петь не умеют». На что я ответил: «Они играть и петь не умеют, но у них есть своё лицо и свои вещи». Это для меня было и остаётся главным".

В аннотации к изданию «„Машина времени“ в словах и образах»: «„Машина времени“ — великолепная и радостная часть жизни нашего поколения. За сорок с лишнем лет нашей творческой и человеческой дружбы я ни разу не сомневался в их искренности и таланте быть веселыми в грустном и ироничными в серьезном. Мало получить высокий Дар, его нужно сохранить и преумножить. И у „Машины“ вышло это так непринужденно, что десятилетия их блестящей карьеры пролетели, словно миг счастья для всех, кто ценит настоящие проникновенные стихи, ясный и значительный музыкальный язык. Пока время не вышло — всё продолжается…».

• А. Козлов («Арсенал») в книге «Рок: истоки и развитие»:

«… К середине 70-х общий техничеcкий и профеccиональный уровень многих отечеcтвенных рок-музыкантов начал заметно повышаться. <…> Появились группы, которые cтали иcполнять cвои cобcтвенные пеcни на руccком языке, но cделанные так, что по cмыcлу текcтов и по манере иcполнения никто бы не обвинил их в причаcтноcти к ВИА. Одной из первых таких групп стала „Машина времени“ с Андреем Макаревичем во главе <…> Определенная чаcть рок-аудитории поначалу не принимала это новшеcтво, желая cлушать лишь „фирму“ [Имеется в виду максимально близкое к оригиналу воспроизведение англоязычных композиций зарубежных групп и исполнителей]. Но тенденция рок-русификации была непреодолима. <…> Лидеры моcковcкой школы, такие как А. Градский или А. Макаревич, были ближе к поэтичеcкой лирике c уклоном в символизм. <…> Были <…> коллективы, которые, пробившись с огромным трудом из рок-подполья в официальную гастрольную работу, ни на йоту не изменили себе, не подстроились под идеологические требования и пошли ва-банк… Попав на официальный уровень, Андрей Макаревич продолжал петь свои, какие-то не совсем советские песни, в манере фолк-рок…».

• Б. Гребенщиков («Аквариум») в «Правдивой автобиографии „Аквариума“»:

«Основные влияния на мою музыку: „Битлз“, Джордж Харрисон <…> помимо перечисленного на меня сильно повлияли Клячкин, Окуджава, Вертинский и Макаревич».

В интервью М. Марголису: «Большое количество ранних песен „Машины“ я знал наизусть. Когда мне пришлось провести месяц на армейских сборах, я как раз поражал командный состав тем, что пел им песни „Машины“, за что офицеры меня уважали. Мои собственные песни были никому из них не нужны, а песни „Машины“ нравились. „Люди в лодках“, например. <…> Когда „машинисты“ приезжали в Петербург, я с наслаждением ходил на их концерты. Особенно после „Тбилиси-80“. Они стали профессиональной группой и делали роскошные программы в „Юбилейном“. Я напомню, что в те годы, кроме „Машины“, просто не было групп, интересно поющих на русском языке. Были они и „Аквариум“. Ну, ещё достойная команда „Санкт-Петербург“. Но „Машина“, конечно, заметно нас превосходила. <…> „Машина“ дала людям те песни, которые им очень нужны на протяжении многих лет. Поэтому и Красная площадь — место для „Машины“ <…> При этом „машинисты“ никогда не унижалась до того, чтобы исполнять некий социальный заказ, не превращались в стандартных эстрадных артистов. Они пели и поют то, что сами хотят и пишут, и не сворачивают с избранного пути».

• А. Романов («Воскресение») в интервью М. Марголису:

«Мне кажется, Андрей [Макаревич] во многом „задал фасон“ всего русского рока. Ранние вещицы „Машины“ — „Продавец счастья“, „Солдат“, „Миллионеры“ — формально выглядели вполне зрелыми композициями. Я не беру сейчас их стилистку, идеологию — не мое дело. Но как „штучка“, хит, изделие они являлись готовым продуктом. Вполне оформленная аранжировка, взаимодействие куплетов, исполнительская подача — все было найдено. Мера агрессии, мера меланхолии, своеобразная блюз-роковая платформа, какое-то количество кантри, которое Андрей достаточно серьёзно изучал. Прямо такое махровое кантри. Не прилизанный фолк, а „стариковские“ заунывные баллады, с расстроенным банджо».

• М. Науменко («Зоопарк») в англоязычном интервью Д. Стингрей (1987):

«Мне нравилась „Машина времени“. В 1977-м они были величайшей русской группой. <…> Я думаю, физически нельзя писать только хорошие песни на протяжении десяти лет. Это могут только гении. А становясь профессионалом, ты начинаешь писать тот материал, который будешь потом иметь возможность играть на концертах и официально записывать. И это тащит вниз. Сразу. Это то, что случилось с „Машиной времени“».

• Э. Шклярский («Пикник») (Московский комсомолец. 2010. 14 окт. № 25475):

«Мы начинали, когда все начинали, и не было тогда никакой русскоязычной группы, на которую можно было бы ориентироваться. Единственное, что было неким откровением для многих — „Машина времени“, такая инициация, когда оказалось, что рок можно петь по-русски. И это была первая группа, у которой стали слушать слова».

• К. Кинчев («Алиса») (Наше радио. 2008. 25 нояб.):

«Я с огромным уважением отношусь к Макаревичу, и вообще к группе „Машина времени“, и к Маргулису, и Кутикову, то есть я всех их очень уважаю и ценю. <…> Для того, чтобы быть полноценной звездой, нужно писать свои песни. В этом меня абсолютно убедил Андрей Вадимович Макаревич. Впервые услышал, что рок можно петь на русском языке, и после этого я очень полюбил эту группу».

В песне «Rock-n-roll» (муз. и сл. К. Кинчев, издана на альбоме «Стать Севера»), записанной с участием музыкантов старейших отечественных рок-групп, строка «Нас было мало, Макар был прав — в битвах крепла горечь потерь» напрямую отсылает к тексту песни «Машины времени» «День гнева» (неофициальное название — «Битва с дураками») авторства А. Макаревича:

«Когда последний враг упал,
Труба победу проиграла.
Лишь в этот миг я осознал:
Насколько нас осталось мало!»

• В. Бутусов (ex-«Nautilus Pompilius», «Ю-Питер») (Аргументы и факты. 2006. 11 окт. № 41 (1354)):

«…Мне очень нравится поэзия Макаревича. Она добродушная и качественная, а ещё человеческая. Без кривляний. От кривлянья устаёшь сильно».

• И. Кормильцев (Белорусская деловая газета. 2005. Июль):

«Шел 1980-й год. <…> Я и не думал, что можно делать песни на русском языке. Да, уже была „Машина времени“. Но как какая-то рок-группа она нами всерьёз не воспринималась. Это был такой ВИА, только немножечко позлее и чуть-чуть помоднее, чем ряд других <…> Да, мы ходили на её концерты. Но к тому времени я уже видел рок-группы „пороковее“, например, тех демократов, которые и разъезжали с концертами: „Локомотив ГТ“ и так далее. К тому же мы ведь слушали западную музыку. А „Машина времени“ скорее была из той же области, что и Высоцкий. По крайней мере, такое восприятие было у меня и у моих друзей — за все поколение говорить не могу».

• Н. Полева («Настя»):

«Быть „на пике“ 20—25 лет, тем более 30, как „Машина времени“ — это фактически невозможно. Всё равно, может, синусоида повторится пару раз, не больше. На самом деле то, что они делают — они на самом деле это любят, бескорыстно совершенно. Они не могут встать и отойти в сторону, успокоиться. Ну и потом, с обратной, темной стороны, в смысле зарабатывания денег — нельзя остановиться».

• Е. Хавтан («Браво»):

«…Когда я начал играть на гитаре, группа „Машина времени“ как раз была самой топовой, на пике <…> Немаловажным фактором было то, что „Машина времени“ считалась тогда неофициальной, потому что официальных групп я не слушал никогда. Всем был известен „Beatles“, я слушал „Deep Purple“, а где-то между ними находилась „Машина времени“, которая пела на русском языке. Она была безумно популярна, когда я учился в школе и, конечно же, оказала влияние и на меня».

• Г. Сукачев (ex-«Бригада С», ex-«Неприкасаемые») (Собеседник. 1988. 8 февр.):

«Я и мои ровесники <…> выросли на песнях Андрея Макаревича. Для нас „Машина времени“ — явление не только музыкальное, но и социальное. Макаревич пел честно и последовательно о самом злободневном и доказал, что рок-музыка ничего общего не имеет с бессмысленной пустой эстрадой. Может быть, сейчас нужен другой музыкальный язык — более жёсткий, энергичный… Но для тех, кто сегодня начинает играть рок, опыт „Машины времени“ незаменим. Мы должны помнить и знать, что начинаем не на пустом месте, что есть традиции, корни».

• В. Шахрин («Чайф») в интервью «Первому каналу» в рамках концерта, посвящённого 40-летию «Машины времени»:

«… Я понимаю, что эта группа сделала для всех парней, которые играют на электрогитарах в этой стране. <…> „Машина времени“ — это „фундамент“ <…>, на котором потом было построено это здание, очень странное такое здание с названием „Русская рок-музыка“. Но „фундамент“ построен очень добротно».

• С. Чиграков («Чиж и Ко»):

«… Творчество „машинистов“ было всегда, что называется, под рукой. Под их влиянием я написал штук, наверное, десять песен. Это были своеобразные подражания Андрею Макаревичу, Подгородецкому, Маргулису или Кутикову. Все это, конечно, имело место — пусть даже не в музыке, но в стихах или мировоззрении. От этого никуда не деться да я, собственно, никогда этого и не скрывал. И уж тем более, грешно мне этого стыдиться. Слава Богу, что на меня оказали влияние лучшие представители отечественной рок-музыки».

• С. Мазаев («Моральный кодекс») (Комсомольская правда. 2012. 2 нояб.):

«До недавнего времени большая часть русского рока выглядела так: как собрались 30 лет назад в школьную группу несколько парней с гитарами, так до сих пор на том же школьном уровне и играют. „Машина времени“ — самый яркий тому пример, это в чистом виде художественная самодеятельность. Человек, назвавший себя музыкантом, должен в любой момент суметь сыграть в профессиональном оркестре».

• М. Леонидов (ex-«Секрет») в интервью «Первому каналу» в рамках концерта, посвящённого 40-летию «Машины времени»:

«Я услышал „Машину времени“ в 81-м году <…> У них были <…> первые большие гастроли в Ленинграде. И мы с товарищами с моими из театрального института пошли смотреть. И должен сказать, что я получил совершеннейший шок, потому что я вдруг увидел не просто рок-концерт, не просто какое-то музыкальное представление, а это было какое-то вообще произведение искусства. То есть я первый раз увидел людей, которые играют на гитарах и поют песни, и они что-то имеют в виду. Они олицетворяли собой некую для меня мечту, некую звезду, к которой я стремился. И таким образом, во многом они определили мой жизненный путь».

• А. Васильев («Сплин») в передаче «Летопись» на «Нашем радио». Вып. № 32:

«[Самые ранние музыкальные переживания связаны] с „Машиной времени“ и „Воскресением“. Это была бобина, на одной стороне — „Машина“, на другой — „Воскресение“. Это был год 80-й <…>. Видимо, „Машина“ накопила к тому времени сильный материал, и он расходился очень хорошо».

О первом посещенном концерте «Машины времени» в передаче «Летопись» на «Нашем радио». Вып. № 32: «…Я в 11 лет впервые попал на стадион, на рок-концерт. Причём, это в разгар советской власти, потому что к одиннадцати годам уже понимаешь, <…> что такие концерты — это какое-то исключение, такое редкое, что, в принципе, это даже в чём-то подрыв советской власти. Хотя я чётко не понимал в чём, но это шло вразрез с тем, что говорили по телевизору».

В интервью «Нашему радио» в г. Санкт-Петербурге. 2005, ноябрь: «В пионерском лагере мне очень понравилось, как 15-летние ребята играли „Машину времени“ в три гитары, и я сразу захотел тоже».

• И. Лагутенко («Мумий тролль»):

«Записи „Машины“ 80-х годов были первыми записями рока на русском языке, которые мне довелось услышать в моей жизни <…> Это было в далеком 83-ем году, во Владивостоке. В те времена на Дальний Восток очень редко приезжали гастролеры с концертами. Потому, когда однажды сказали, что к нам едет выступать — и не кто-нибудь, а легендарный Андрей Макаревич с „Машиной времени“, я сразу понял, что билетов мне не достанется. А попасть на концерт ужасно хотелось. А Макаревича в те времена слушала вся страна. На катушках, с не очень хорошим звуком. Причём, записаны были вперемешку песни „Машины времени“ и группы „Воскресение“, поэтому их очень часто путали. Билетов на концерт мне не досталось, а поскольку услышать „Машину“ вживую очень хотелось, то я одолжил у друга билеты, и прямо на уроке — шариковой ручкой и химическим карандашом — их перерисовал. <…> А концерт „Машины времени“ вызвал такой ажиотаж во Владивостоке, что перед стадионом „Динамо“, где они должны были выступать, собралась огромная толпа. Была такая давка, что бабушки-билетёрши просто открыли ворота и запустили всех внутрь. Концерт был замечательный. А по этим билетам мы сходили на следующее выступление. „Контроль“-то остался целым».

• А. «Чача» Иванов («НАИВ») в эфире телепрограммы «Земля-Воздух» (ТВ6. 2001. 30 дек.):

«„Машина времени“ — в некотором смысле это наше всё. В том смысле, что абсолютно все, что есть хорошего в так называемом русском роке — это от „Машины времени“: это лиризм, мелодизм, самый такой широкий демократизм, который выражается в том, что огромная армия поклонников у группы <…> Но и все плохое, абсолютно, что есть в „Машине времени“ — это все точно также отражается в русском роке».

• С. Сурганова («Сурганова и Оркестр»):

«Мне нравится светлый, позитивный настрой „Машины времени“, даже если они поют на социальные темы. Есть проблема, но нет безысходности».

• А. Хлывнюк («Бумбокс»):

«У меня такое ощущение, что „Машина“ была всегда. Есть песочница. Есть джинсы. Есть мороженое. И есть „Машина времени“. Вспоминаю, как он однажды Андрей Макаревич готовил в программе „Смак“ уху и так про неё рассказывал, что я вышел из дома, зашёл в кафе — и тут же съел тарелочку-другую. Вот она великая сила телевизора!»

• А. Рыбин («Кино») в книге «Кино с самого начала»:

«В гостях у Александра в тот раз была группа „Машина времени“ в полном составе, и я сразу понял, что выпить они не дураки—количество пустых, полупустых и полных бутылок на полу и на круглом столике у стены внушало уважение».

• В тексте песни «Черная река» группы «Би-2» (издана на альбоме «Лунапарк») в строфе «Вдалеке идет // Белый пароход // „Новый поворот“ // Звучит из окон» упоминается «разговорный» вариант названия песни «Машины времени» «Поворот».

Интересные факты

• Первый альбом «Машины времени» на виниле вышел в 1981 г. в США, первая книга стихотворений А. Макаревича «Хрустальный город» — до 1984 г. в Болгарии. При этом сама группа впервые выехала за рубеж только в 1986 г.
• Выступая в концертных программах различных фестивалей, «Машина времени» дважды делила первое место с эстонской группой «Magnetic Band»: в первый раз в 1978 г. на фестивале «Черноголовка—78», во второй — в 1980 г. на фестивале «Весенние ритмы. Тбилиси—80».
• В 1980-е гг. «на разогреве» у «Машины времени» играли группы «Аквариум», «Nautilus Pompilius», «Секрет».
• Дети участников группы — Иван Макаревич и Владислав Державин — входят в состав группы «S.T.I.N.K.I.E». Валерий Ефремов-младший является солистом группы «5ivesta family». Даниил Маргулис и Иван Макаревич сыграли роли своих отцов в фильме «Дом Солнца».
• С 2009 г. группа «Машина времени» выпускает мужскую туалетную воду, концепцию аромата которой разработали французские парфюмеры на основе предпочтений музыкантов группы.

См. также

• Поворот
• Рагу из синей птицы
• Високосное лето
• Оркестр креольского танго
• Воскресение
• Легенды русского рока

Литература

• Додолев Е. Времени машины. — М: Олма-медиа групп, 2014. — 368 с.
• Марголис М. Затяжной поворот: История группы «Машина времени». — СПб: Амфора, 2009. — 352 с.
• Алексеев А. Кто есть кто в российской рок-музыке. — М.: АСТ: Астрель, 2009. — 560 с.
• Кушнир А. 100 магнитоальбомов советского рока. 1977—1991: 15 лет подпольной звукозаписи. — М.: Аграф, Крафт+, 2003. — 400 с.
• Добрюха Н. А. Рок из первых рук. Когда кончится наше время. — М.: Молодая гвардия, 1992. — 297 с.
• Житинский А. Путешествие рок-дилетанта. — Ленинград: Лениздат, 1990. — 416 с.
• Троицкий А. К. Рок в Союзе: 60-е, 70-е, 80-е… — М.: Искусство, 1991. — 207 с.

Ссылки

• [mashina.ru .ru] — официальный сайт «Машины времени»
• [thankyou.ru/music/rock/mashina_vremeni Песни «Машины времени»] на сайте «[Thankyou.ru ThankYou.ru]»
• [makar.info nfo] — официальный сайт Андрея Макаревича
• [kutikov.com .com] — официальный сайт Александра Кутикова
• [margulis.ru s.ru] — официальный сайт Евгения Маргулиса
• [derzhavin.info in.info] — официальный сайт Андрея Державина
• [podgorodetsky.com detsky.com] — официальный сайт Петра Подгородецкого
• [www.rockanet.ru/mashina/myth.phtml 100 магнитоальбомов советского рока].

Отрывок, характеризующий Машина времени (группа)

Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.


Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
Он не имеет никакого плана; он всего боится; но партии ухватываются за него и требуют его участия.
Он один, с своим выработанным в Италии и Египте идеалом славы и величия, с своим безумием самообожания, с своею дерзостью преступлений, с своею искренностью лжи, – он один может оправдать то, что имеет совершиться.
Он нужен для того места, которое ожидает его, и потому, почти независимо от его воли и несмотря на его нерешительность, на отсутствие плана, на все ошибки, которые он делает, он втягивается в заговор, имеющий целью овладение властью, и заговор увенчивается успехом.
Его вталкивают в заседание правителей. Испуганный, он хочет бежать, считая себя погибшим; притворяется, что падает в обморок; говорит бессмысленные вещи, которые должны бы погубить его. Но правители Франции, прежде сметливые и гордые, теперь, чувствуя, что роль их сыграна, смущены еще более, чем он, говорят не те слова, которые им нужно бы было говорить, для того чтоб удержать власть и погубить его.
Случайность, миллионы случайностей дают ему власть, и все люди, как бы сговорившись, содействуют утверждению этой власти. Случайности делают характеры тогдашних правителей Франции, подчиняющимися ему; случайности делают характер Павла I, признающего его власть; случайность делает против него заговор, не только не вредящий ему, но утверждающий его власть. Случайность посылает ему в руки Энгиенского и нечаянно заставляет его убить, тем самым, сильнее всех других средств, убеждая толпу, что он имеет право, так как он имеет силу. Случайность делает то, что он напрягает все силы на экспедицию в Англию, которая, очевидно, погубила бы его, и никогда не исполняет этого намерения, а нечаянно нападает на Мака с австрийцами, которые сдаются без сражения. Случайность и гениальность дают ему победу под Аустерлицем, и случайно все люди, не только французы, но и вся Европа, за исключением Англии, которая и не примет участия в имеющих совершиться событиях, все люди, несмотря на прежний ужас и отвращение к его преступлениям, теперь признают за ним его власть, название, которое он себе дал, и его идеал величия и славы, который кажется всем чем то прекрасным и разумным.
Как бы примериваясь и приготовляясь к предстоящему движению, силы запада несколько раз в 1805 м, 6 м, 7 м, 9 м году стремятся на восток, крепчая и нарастая. В 1811 м году группа людей, сложившаяся во Франции, сливается в одну огромную группу с серединными народами. Вместе с увеличивающейся группой людей дальше развивается сила оправдания человека, стоящего во главе движения. В десятилетний приготовительный период времени, предшествующий большому движению, человек этот сводится со всеми коронованными лицами Европы. Разоблаченные владыки мира не могут противопоставить наполеоновскому идеалу славы и величия, не имеющего смысла, никакого разумного идеала. Один перед другим, они стремятся показать ему свое ничтожество. Король прусский посылает свою жену заискивать милости великого человека; император Австрии считает за милость то, что человек этот принимает в свое ложе дочь кесарей; папа, блюститель святыни народов, служит своей религией возвышению великого человека. Не столько сам Наполеон приготовляет себя для исполнения своей роли, сколько все окружающее готовит его к принятию на себя всей ответственности того, что совершается и имеет совершиться. Нет поступка, нет злодеяния или мелочного обмана, который бы он совершил и который тотчас же в устах его окружающих не отразился бы в форме великого деяния. Лучший праздник, который могут придумать для него германцы, – это празднование Иены и Ауерштета. Не только он велик, но велики его предки, его братья, его пасынки, зятья. Все совершается для того, чтобы лишить его последней силы разума и приготовить к его страшной роли. И когда он готов, готовы и силы.
Нашествие стремится на восток, достигает конечной цели – Москвы. Столица взята; русское войско более уничтожено, чем когда нибудь были уничтожены неприятельские войска в прежних войнах от Аустерлица до Ваграма. Но вдруг вместо тех случайностей и гениальности, которые так последовательно вели его до сих пор непрерывным рядом успехов к предназначенной цели, является бесчисленное количество обратных случайностей, от насморка в Бородине до морозов и искры, зажегшей Москву; и вместо гениальности являются глупость и подлость, не имеющие примеров.
Нашествие бежит, возвращается назад, опять бежит, и все случайности постоянно теперь уже не за, а против него.
Совершается противодвижение с востока на запад с замечательным сходством с предшествовавшим движением с запада на восток. Те же попытки движения с востока на запад в 1805 – 1807 – 1809 годах предшествуют большому движению; то же сцепление и группу огромных размеров; то же приставание серединных народов к движению; то же колебание в середине пути и та же быстрота по мере приближения к цели.
Париж – крайняя цель достигнута. Наполеоновское правительство и войска разрушены. Сам Наполеон не имеет больше смысла; все действия его очевидно жалки и гадки; но опять совершается необъяснимая случайность: союзники ненавидят Наполеона, в котором они видят причину своих бедствий; лишенный силы и власти, изобличенный в злодействах и коварствах, он бы должен был представляться им таким, каким он представлялся им десять лет тому назад и год после, – разбойником вне закона. Но по какой то странной случайности никто не видит этого. Роль его еще не кончена. Человека, которого десять лет тому назад и год после считали разбойником вне закона, посылают в два дня переезда от Франции на остров, отдаваемый ему во владение с гвардией и миллионами, которые платят ему за что то.


Движение народов начинает укладываться в свои берега. Волны большого движения отхлынули, и на затихшем море образуются круги, по которым носятся дипломаты, воображая, что именно они производят затишье движения.
Но затихшее море вдруг поднимается. Дипломатам кажется, что они, их несогласия, причиной этого нового напора сил; они ждут войны между своими государями; положение им кажется неразрешимым. Но волна, подъем которой они чувствуют, несется не оттуда, откуда они ждут ее. Поднимается та же волна, с той же исходной точки движения – Парижа. Совершается последний отплеск движения с запада; отплеск, который должен разрешить кажущиеся неразрешимыми дипломатические затруднения и положить конец воинственному движению этого периода.
Человек, опустошивший Францию, один, без заговора, без солдат, приходит во Францию. Каждый сторож может взять его; но, по странной случайности, никто не только не берет, но все с восторгом встречают того человека, которого проклинали день тому назад и будут проклинать через месяц.
Человек этот нужен еще для оправдания последнего совокупного действия.
Действие совершено. Последняя роль сыграна. Актеру велено раздеться и смыть сурьму и румяны: он больше не понадобится.
И проходят несколько лет в том, что этот человек, в одиночестве на своем острове, играет сам перед собой жалкую комедию, мелочно интригует и лжет, оправдывая свои деяния, когда оправдание это уже не нужно, и показывает всему миру, что такое было то, что люди принимали за силу, когда невидимая рука водила им.
Распорядитель, окончив драму и раздев актера, показал его нам.
– Смотрите, чему вы верили! Вот он! Видите ли вы теперь, что не он, а Я двигал вас?
Но, ослепленные силой движения, люди долго не понимали этого.
Еще большую последовательность и необходимость представляет жизнь Александра I, того лица, которое стояло во главе противодвижения с востока на запад.
Что нужно для того человека, который бы, заслоняя других, стоял во главе этого движения с востока на запад?
Нужно чувство справедливости, участие к делам Европы, но отдаленное, не затемненное мелочными интересами; нужно преобладание высоты нравственной над сотоварищами – государями того времени; нужна кроткая и привлекательная личность; нужно личное оскорбление против Наполеона. И все это есть в Александре I; все это подготовлено бесчисленными так называемыми случайностями всей его прошедшей жизни: и воспитанием, и либеральными начинаниями, и окружающими советниками, и Аустерлицем, и Тильзитом, и Эрфуртом.
Во время народной войны лицо это бездействует, так как оно не нужно. Но как скоро является необходимость общей европейской войны, лицо это в данный момент является на свое место и, соединяя европейские народы, ведет их к цели.
Цель достигнута. После последней войны 1815 года Александр находится на вершине возможной человеческой власти. Как же он употребляет ее?
Александр I, умиротворитель Европы, человек, с молодых лет стремившийся только к благу своих народов, первый зачинщик либеральных нововведений в своем отечестве, теперь, когда, кажется, он владеет наибольшей властью и потому возможностью сделать благо своих народов, в то время как Наполеон в изгнании делает детские и лживые планы о том, как бы он осчастливил человечество, если бы имел власть, Александр I, исполнив свое призвание и почуяв на себе руку божию, вдруг признает ничтожность этой мнимой власти, отворачивается от нее, передает ее в руки презираемых им и презренных людей и говорит только:
– «Не нам, не нам, а имени твоему!» Я человек тоже, как и вы; оставьте меня жить, как человека, и думать о своей душе и о боге.

Как солнце и каждый атом эфира есть шар, законченный в самом себе и вместе с тем только атом недоступного человеку по огромности целого, – так и каждая личность носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.


Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.
Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за теткой, читала ей вслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаю скрывать от старой графини то положение нужды, в котором они находились. Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за все, что она делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, но старался отдаляться от нее.
Он в душе своей как будто упрекал ее за то, что она была слишком совершенна, и за то, что не в чем было упрекать ее. В ней было все, за что ценят людей; но было мало того, что бы заставило его любить ее. И он чувствовал, что чем больше он ценит, тем меньше любит ее. Он поймал ее на слове, в ее письме, которым она давала ему свободу, и теперь держал себя с нею так, как будто все то, что было между ними, уже давным давно забыто и ни в каком случае не может повториться.
Положение Николая становилось хуже и хуже. Мысль о том, чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал, но, удовлетворяя требования матери, должал по мелочам. Выхода из его положения ему не представлялось никакого. Мысль о женитьбе на богатой наследнице, которую ему предлагали его родственницы, была ему противна. Другой выход из его положения – смерть матери – никогда не приходила ему в голову. Он ничего не желал, ни на что не надеялся; и в самой глубине души испытывал мрачное и строгое наслаждение в безропотном перенесении своего положения. Он старался избегать прежних знакомых с их соболезнованием и предложениями оскорбительной помощи, избегал всякого рассеяния и развлечения, даже дома ничем не занимался, кроме раскладывания карт с своей матерью, молчаливыми прогулками по комнате и курением трубки за трубкой. Он как будто старательно соблюдал в себе то мрачное настроение духа, в котором одном он чувствовал себя в состоянии переносить свое положение.


В начале зимы княжна Марья приехала в Москву. Из городских слухов она узнала о положении Ростовых и о том, как «сын жертвовал собой для матери», – так говорили в городе.
«Я и не ожидала от него другого», – говорила себе княжна Марья, чувствуя радостное подтверждение своей любви к нему. Вспоминая свои дружеские и почти родственные отношения ко всему семейству, она считала своей обязанностью ехать к ним. Но, вспоминая свои отношения к Николаю в Воронеже, она боялась этого. Сделав над собой большое усилие, она, однако, через несколько недель после своего приезда в город приехала к Ростовым.
Николай первый встретил ее, так как к графине можно было проходить только через его комнату. При первом взгляде на нее лицо Николая вместо выражения радости, которую ожидала увидать на нем княжна Марья, приняло невиданное прежде княжной выражение холодности, сухости и гордости. Николай спросил о ее здоровье, проводил к матери и, посидев минут пять, вышел из комнаты.
Когда княжна выходила от графини, Николай опять встретил ее и особенно торжественно и сухо проводил до передней. Он ни слова не ответил на ее замечания о здоровье графини. «Вам какое дело? Оставьте меня в покое», – говорил его взгляд.
– И что шляется? Чего ей нужно? Терпеть не могу этих барынь и все эти любезности! – сказал он вслух при Соне, видимо не в силах удерживать свою досаду, после того как карета княжны отъехала от дома.
– Ах, как можно так говорить, Nicolas! – сказала Соня, едва скрывая свою радость. – Она такая добрая, и maman так любит ее.
Николай ничего не отвечал и хотел бы вовсе не говорить больше о княжне. Но со времени ее посещения старая графиня всякий день по нескольку раз заговаривала о ней.
Графиня хвалила ее, требовала, чтобы сын съездил к ней, выражала желание видеть ее почаще, но вместе с тем всегда становилась не в духе, когда она о ней говорила.
Николай старался молчать, когда мать говорила о княжне, но молчание его раздражало графиню.
– Она очень достойная и прекрасная девушка, – говорила она, – и тебе надо к ней съездить. Все таки ты увидишь кого нибудь; а то тебе скука, я думаю, с нами.
– Да я нисколько не желаю, маменька.
– То хотел видеть, а теперь не желаю. Я тебя, мой милый, право, не понимаю. То тебе скучно, то ты вдруг никого не хочешь видеть.
– Да я не говорил, что мне скучно.
– Как же, ты сам сказал, что ты и видеть ее не желаешь. Она очень достойная девушка и всегда тебе нравилась; а теперь вдруг какие то резоны. Всё от меня скрывают.
– Да нисколько, маменька.
– Если б я тебя просила сделать что нибудь неприятное, а то я тебя прошу съездить отдать визит. Кажется, и учтивость требует… Я тебя просила и теперь больше не вмешиваюсь, когда у тебя тайны от матери.
– Да я поеду, если вы хотите.
– Мне все равно; я для тебя желаю.
Николай вздыхал, кусая усы, и раскладывал карты, стараясь отвлечь внимание матери на другой предмет.
На другой, на третий и на четвертый день повторялся тот же и тот же разговор.
После своего посещения Ростовых и того неожиданного, холодного приема, сделанного ей Николаем, княжна Марья призналась себе, что она была права, не желая ехать первая к Ростовым.
«Я ничего и не ожидала другого, – говорила она себе, призывая на помощь свою гордость. – Мне нет никакого дела до него, и я только хотела видеть старушку, которая была всегда добра ко мне и которой я многим обязана».
Но она не могла успокоиться этими рассуждениями: чувство, похожее на раскаяние, мучило ее, когда она вспоминала свое посещение. Несмотря на то, что она твердо решилась не ездить больше к Ростовым и забыть все это, она чувствовала себя беспрестанно в неопределенном положении. И когда она спрашивала себя, что же такое было то, что мучило ее, она должна была признаваться, что это были ее отношения к Ростову. Его холодный, учтивый тон не вытекал из его чувства к ней (она это знала), а тон этот прикрывал что то. Это что то ей надо было разъяснить; и до тех пор она чувствовала, что не могла быть покойна.
В середине зимы она сидела в классной, следя за уроками племянника, когда ей пришли доложить о приезде Ростова. С твердым решением не выдавать своей тайны и не выказать своего смущения она пригласила m lle Bourienne и с ней вместе вышла в гостиную.
При первом взгляде на лицо Николая она увидала, что он приехал только для того, чтобы исполнить долг учтивости, и решилась твердо держаться в том самом тоне, в котором он обратится к ней.
Они заговорили о здоровье графини, об общих знакомых, о последних новостях войны, и когда прошли те требуемые приличием десять минут, после которых гость может встать, Николай поднялся, прощаясь.
Княжна с помощью m lle Bourienne выдержала разговор очень хорошо; но в самую последнюю минуту, в то время как он поднялся, она так устала говорить о том, до чего ей не было дела, и мысль о том, за что ей одной так мало дано радостей в жизни, так заняла ее, что она в припадке рассеянности, устремив вперед себя свои лучистые глаза, сидела неподвижно, не замечая, что он поднялся.
Николай посмотрел на нее и, желая сделать вид, что он не замечает ее рассеянности, сказал несколько слов m lle Bourienne и опять взглянул на княжну. Она сидела так же неподвижно, и на нежном лице ее выражалось страдание. Ему вдруг стало жалко ее и смутно представилось, что, может быть, он был причиной той печали, которая выражалась на ее лице. Ему захотелось помочь ей, сказать ей что нибудь приятное; но он не мог придумать, что бы сказать ей.
– Прощайте, княжна, – сказал он. Она опомнилась, вспыхнула и тяжело вздохнула.
– Ах, виновата, – сказала она, как бы проснувшись. – Вы уже едете, граф; ну, прощайте! А подушку графине?
– Постойте, я сейчас принесу ее, – сказала m lle Bourienne и вышла из комнаты.
Оба молчали, изредка взглядывая друг на друга.
– Да, княжна, – сказал, наконец, Николай, грустно улыбаясь, – недавно кажется, а сколько воды утекло с тех пор, как мы с вами в первый раз виделись в Богучарове. Как мы все казались в несчастии, – а я бы дорого дал, чтобы воротить это время… да не воротишь.
Княжна пристально глядела ему в глаза своим лучистым взглядом, когда он говорил это. Она как будто старалась понять тот тайный смысл его слов, который бы объяснил ей его чувство к ней.
– Да, да, – сказала она, – но вам нечего жалеть прошедшего, граф. Как я понимаю вашу жизнь теперь, вы всегда с наслаждением будете вспоминать ее, потому что самоотвержение, которым вы живете теперь…
– Я не принимаю ваших похвал, – перебил он ее поспешно, – напротив, я беспрестанно себя упрекаю; но это совсем неинтересный и невеселый разговор.
И опять взгляд его принял прежнее сухое и холодное выражение. Но княжна уже увидала в нем опять того же человека, которого она знала и любила, и говорила теперь только с этим человеком.
– Я думала, что вы позволите мне сказать вам это, – сказала она. – Мы так сблизились с вами… и с вашим семейством, и я думала, что вы не почтете неуместным мое участие; но я ошиблась, – сказала она. Голос ее вдруг дрогнул. – Я не знаю почему, – продолжала она, оправившись, – вы прежде были другой и…
– Есть тысячи причин почему (он сделал особое ударение на слово почему). Благодарю вас, княжна, – сказал он тихо. – Иногда тяжело.
«Так вот отчего! Вот отчего! – говорил внутренний голос в душе княжны Марьи. – Нет, я не один этот веселый, добрый и открытый взгляд, не одну красивую внешность полюбила в нем; я угадала его благородную, твердую, самоотверженную душу, – говорила она себе. – Да, он теперь беден, а я богата… Да, только от этого… Да, если б этого не было…» И, вспоминая прежнюю его нежность и теперь глядя на его доброе и грустное лицо, она вдруг поняла причину его холодности.
– Почему же, граф, почему? – вдруг почти вскрикнула она невольно, подвигаясь к нему. – Почему, скажите мне? Вы должны сказать. – Он молчал. – Я не знаю, граф, вашего почему, – продолжала она. – Но мне тяжело, мне… Я признаюсь вам в этом. Вы за что то хотите лишить меня прежней дружбы. И мне это больно. – У нее слезы были в глазах и в голосе. – У меня так мало было счастия в жизни, что мне тяжела всякая потеря… Извините меня, прощайте. – Она вдруг заплакала и пошла из комнаты.
– Княжна! постойте, ради бога, – вскрикнул он, стараясь остановить ее. – Княжна!
Она оглянулась. Несколько секунд они молча смотрели в глаза друг другу, и далекое, невозможное вдруг стало близким, возможным и неизбежным.
……


Осенью 1814 го года Николай женился на княжне Марье и с женой, матерью и Соней переехал на житье в Лысые Горы.
В три года он, не продавая именья жены, уплатил оставшиеся долги и, получив небольшое наследство после умершей кузины, заплатил и долг Пьеру.
Еще через три года, к 1820 му году, Николай так устроил свои денежные дела, что прикупил небольшое именье подле Лысых Гор и вел переговоры о выкупе отцовского Отрадного, что составляло его любимую мечту.
Начав хозяйничать по необходимости, он скоро так пристрастился к хозяйству, что оно сделалось для него любимым и почти исключительным занятием. Николай был хозяин простой, не любил нововведений, в особенности английских, которые входили тогда в моду, смеялся над теоретическими сочинениями о хозяйстве, не любил заводов, дорогих производств, посевов дорогих хлебов и вообще не занимался отдельно ни одной частью хозяйства. У него перед глазами всегда было только одно именье, а не какая нибудь отдельная часть его. В именье же главным предметом был не азот и не кислород, находящиеся в почве и воздухе, не особенный плуг и назем, а то главное орудие, чрез посредство которого действует и азот, и кислород, и назем, и плуг – то есть работник мужик. Когда Николай взялся за хозяйство и стал вникать в различные его части, мужик особенно привлек к себе его внимание; мужик представлялся ему не только орудием, но и целью и судьею. Он сначала всматривался в мужика, стараясь понять, что ему нужно, что он считает дурным и хорошим, и только притворялся, что распоряжается и приказывает, в сущности же только учился у мужиков и приемам, и речам, и суждениям о том, что хорошо и что дурно. И только тогда, когда понял вкусы и стремления мужика, научился говорить его речью и понимать тайный смысл его речи, когда почувствовал себя сроднившимся с ним, только тогда стал он смело управлять им, то есть исполнять по отношению к мужикам ту самую должность, исполнение которой от него требовалось. И хозяйство Николая приносило самые блестящие результаты.
Принимая в управление имение, Николай сразу, без ошибки, по какому то дару прозрения, назначал бурмистром, старостой, выборным тех самых людей, которые были бы выбраны самими мужиками, если б они могли выбирать, и начальники его никогда не переменялись. Прежде чем исследовать химические свойства навоза, прежде чем вдаваться в дебет и кредит (как он любил насмешливо говорить), он узнавал количество скота у крестьян и увеличивал это количество всеми возможными средствами. Семьи крестьян он поддерживал в самых больших размерах, не позволяя делиться. Ленивых, развратных и слабых он одинаково преследовал и старался изгонять из общества.
При посевах и уборке сена и хлебов он совершенно одинаково следил за своими и мужицкими полями. И у редких хозяев были так рано и хорошо посеяны и убраны поля и так много дохода, как у Николая.
С дворовыми он не любил иметь никакого дела, называл их дармоедами и, как все говорили, распустил и избаловал их; когда надо было сделать какое нибудь распоряжение насчет дворового, в особенности когда надо было наказывать, он бывал в нерешительности и советовался со всеми в доме; только когда возможно было отдать в солдаты вместо мужика дворового, он делал это без малейшего колебания. Во всех же распоряжениях, касавшихся мужиков, он никогда не испытывал ни малейшего сомнения. Всякое распоряжение его – он это знал – будет одобрено всеми против одного или нескольких.
Он одинаково не позволял себе утруждать или казнить человека потому только, что ему этого так хотелось, как и облегчать и награждать человека потому, что в этом состояло его личное желание. Он не умел бы сказать, в чем состояло это мерило того, что должно и чего не должно; но мерило это в его душе было твердо и непоколебимо.
Он часто говаривал с досадой о какой нибудь неудаче или беспорядке: «С нашим русским народом», – и воображал себе, что он терпеть не может мужика.
Но он всеми силами души любил этот наш русский народ и его быт и потому только понял и усвоил себе тот единственный путь и прием хозяйства, которые приносили хорошие результаты.
Графиня Марья ревновала своего мужа к этой любви его и жалела, что не могла в ней участвовать, но не могла понять радостей и огорчений, доставляемых ему этим отдельным, чуждым для нее миром. Она не могла понять, отчего он бывал так особенно оживлен и счастлив, когда он, встав на заре и проведя все утро в поле или на гумне, возвращался к ее чаю с посева, покоса или уборки. Она не понимала, чем он восхищался, рассказывая с восторгом про богатого хозяйственного мужика Матвея Ермишина, который всю ночь с семьей возил снопы, и еще ни у кого ничего не было убрано, а у него уже стояли одонья. Она не понимала, отчего он так радостно, переходя от окна к балкону, улыбался под усами и подмигивал, когда на засыхающие всходы овса выпадал теплый частый дождик, или отчего, когда в покос или уборку угрожающая туча уносилась ветром, он, красный, загорелый и в поту, с запахом полыни и горчавки в волосах, приходя с гумна, радостно потирая руки, говорил: «Ну еще денек, и мое и крестьянское все будет в гумне».
Еще менее могла она понять, почему он, с его добрым сердцем, с его всегдашнею готовностью предупредить ее желания, приходил почти в отчаяние, когда она передавала ему просьбы каких нибудь баб или мужиков, обращавшихся к ней, чтобы освободить их от работ, почему он, добрый Nicolas, упорно отказывал ей, сердито прося ее не вмешиваться не в свое дело. Она чувствовала, что у него был особый мир, страстно им любимый, с какими то законами, которых она не понимала.
Когда она иногда, стараясь понять его, говорила ему о его заслуге, состоящей в том, что он делает добро своих подданных, он сердился и отвечал: «Вот уж нисколько: никогда и в голову мне не приходит; и для их блага вот чего не сделаю. Все это поэзия и бабьи сказки, – все это благо ближнего. Мне нужно, чтобы наши дети не пошли по миру; мне надо устроить наше состояние, пока я жив; вот и все. Для этого нужен порядок, нужна строгость… Вот что!» – говорил он, сжимая свой сангвинический кулак. «И справедливость, разумеется, – прибавлял он, – потому что если крестьянин гол и голоден, и лошаденка у него одна, так он ни на себя, ни на меня не сработает».
И, должно быть, потому, что Николай не позволял себе мысли о том, что он делает что нибудь для других, для добродетели, – все, что он делал, было плодотворно: состояние его быстро увеличивалось; соседние мужики приходили просить его, чтобы он купил их, и долго после его смерти в народе хранилась набожная память об его управлении. «Хозяин был… Наперед мужицкое, а потом свое. Ну и потачки не давал. Одно слово – хозяин!»


Одно, что мучило Николая по отношению к его хозяйничанию, это была его вспыльчивость в соединении с старой гусарской привычкой давать волю рукам. В первое время он не видел в этом ничего предосудительного, но на второй год своей женитьбы его взгляд на такого рода расправы вдруг изменился.
Однажды летом из Богучарова был вызван староста, заменивший умершего Дрона, обвиняемый в разных мошенничествах и неисправностях. Николай вышел к нему на крыльцо, и с первых ответов старосты в сенях послышались крики и удары. Вернувшись к завтраку домой, Николай подошел к жене, сидевшей с низко опущенной над пяльцами головой, и стал рассказывать ей, по обыкновению, все то, что занимало его в это утро, и между прочим и про богучаровского старосту. Графиня Марья, краснея, бледнея и поджимая губы, сидела все так же, опустив голову, и ничего не отвечала на слова мужа.
– Эдакой наглый мерзавец, – говорил он, горячась при одном воспоминании. – Ну, сказал бы он мне, что был пьян, не видал… Да что с тобой, Мари? – вдруг спросил он.
Графиня Марья подняла голову, хотела что то сказать, но опять поспешно потупилась и собрала губы.
– Что ты? что с тобой, дружок мой?..
Некрасивая графиня Марья всегда хорошела, когда плакала. Она никогда не плакала от боли или досады, но всегда от грусти и жалости. И когда она плакала, лучистые глаза ее приобретали неотразимую прелесть.
Как только Николай взял ее за руку, она не в силах была удержаться и заплакала.
– Nicolas, я видела… он виноват, но ты, зачем ты! Nicolas!.. – И она закрыла лицо руками.
Николай замолчал, багрово покраснел и, отойдя от нее, молча стал ходить по комнате. Он понял, о чем она плакала; но вдруг он не мог в душе своей согласиться с ней, что то, с чем он сжился с детства, что он считал самым обыкновенным, – было дурно.
«Любезности это, бабьи сказки, или она права?» – спрашивал он сам себя. Не решив сам с собою этого вопроса, он еще раз взглянул на ее страдающее и любящее лицо и вдруг понял, что она была права, а он давно уже виноват сам перед собою.
– Мари, – сказал он тихо, подойдя к ней, – этого больше не будет никогда; даю тебе слово. Никогда, – повторил он дрогнувшим голосом, как мальчик, который просит прощения.
Слезы еще чаще полились из глаз графини. Она взяла руку мужа и поцеловала ее.
– Nicolas, когда ты разбил камэ? – чтобы переменить разговор, сказала она, разглядывая его руку, на которой был перстень с головой Лаокоона.
– Нынче; все то же. Ах, Мари, не напоминай мне об этом. – Он опять вспыхнул. – Даю тебе честное слово, что этого больше не будет. И пусть это будет мне память навсегда, – сказал он, указывая на разбитый перстень.
С тех пор, как только при объяснениях со старостами и приказчиками кровь бросалась ему в лицо и руки начинали сжиматься в кулаки, Николай вертел разбитый перстень на пальце и опускал глаза перед человеком, рассердившим его. Однако же раза два в год он забывался и тогда, придя к жене, признавался и опять давал обещание, что уже теперь это было последний раз.
– Мари, ты, верно, меня презираешь? – говорил он ей. – Я стою этого.
– Ты уйди, уйди поскорее, ежели чувствуешь себя не в силах удержаться, – с грустью говорила графиня Марья, стараясь утешить мужа.
В дворянском обществе губернии Николай был уважаем, но не любим. Дворянские интересы не занимали его. И за это то одни считали его гордым, другие – глупым человеком. Все время его летом, с весеннего посева и до уборки, проходило в занятиях по хозяйству. Осенью он с тою же деловою серьезностию, с которою занимался хозяйством, предавался охоте, уходя на месяц и на два в отъезд с своей охотой. Зимой он ездил по другим деревням и занимался чтением. Чтение его составляли книги преимущественно исторические, выписывавшиеся им ежегодно на известную сумму. Он составлял себе, как говорил, серьезную библиотеку и за правило поставлял прочитывать все те книги, которые он покупал. Он с значительным видом сиживал в кабинете за этим чтением, сперва возложенным на себя как обязанность, а потом сделавшимся привычным занятием, доставлявшим ему особого рода удовольствие и сознание того, что он занят серьезным делом. За исключением поездок по делам, бо льшую часть времени зимой он проводил дома, сживаясь с семьей и входя в мелкие отношения между матерью и детьми. С женой он сходился все ближе и ближе, с каждым днем открывая в ней новые душевные сокровища.
Соня со времени женитьбы Николая жила в его доме. Еще перед своей женитьбой Николай, обвиняя себя и хваля ее, рассказал своей невесте все, что было между ним и Соней. Он просил княжну Марью быть ласковой и доброй с его кузиной. Графиня Марья чувствовала вполне вину своего мужа; чувствовала и свою вину перед Соней; думала, что ее состояние имело влияние на выбор Николая, не могла ни в чем упрекнуть Соню, желала любить ее; но не только не любила, а часто находила против нее в своей душе злые чувства и не могла преодолеть их.
Однажды она разговорилась с другом своим Наташей о Соне и о своей к ней несправедливости.
– Знаешь что, – сказала Наташа, – вот ты много читала Евангелие; там есть одно место прямо о Соне.
– Что? – с удивлением спросила графиня Марья.
– «Имущему дастся, а у неимущего отнимется», помнишь? Она – неимущий: за что? не знаю; в ней нет, может быть, эгоизма, – я не знаю, но у нее отнимется, и все отнялось. Мне ее ужасно жалко иногда; я ужасно желала прежде, чтобы Nicolas женился на ней; но я всегда как бы предчувствовала, что этого не будет. Она пустоцвет, знаешь, как на клубнике? Иногда мне ее жалко, а иногда я думаю, что она не чувствует этого, как чувствовали бы мы.
И несмотря на то, что графиня Марья толковала Наташе, что эти слова Евангелия надо понимать иначе, – глядя на Соню, она соглашалась с объяснением, данным Наташей. Действительно, казалось, что Соня не тяготится своим положением и совершенно примирилась с своим назначением пустоцвета. Она дорожила, казалось, не столько людьми, сколько всей семьей. Она, как кошка, прижилась не к людям, а к дому. Она ухаживала за старой графиней, ласкала и баловала детей, всегда была готова оказать те мелкие услуги, на которые она была способна; но все это принималось невольно с слишком слабою благодарностию…
Усадьба Лысых Гор была вновь отстроена, но уже не на ту ногу, на которой она была при покойном князе.
Постройки, начатые во времена нужды, были более чем просты. Огромный дом, на старом каменном фундаменте, был деревянный, оштукатуренный только снутри. Большой поместительный дом с некрашеным дощатым полом был меблирован самыми простыми жесткими диванами и креслами, столами и стульями из своих берез и работы своих столяров. Дом был поместителен, с комнатами для дворни и отделениями для приезжих. Родные Ростовых и Болконских иногда съезжались гостить в Лысые Горы семьями, на своих шестнадцати лошадях, с десятками слуг, и жили месяцами. Кроме того, четыре раза в год, в именины и рожденья хозяев, съезжалось до ста человек гостей на один два дня. Остальное время года шла ненарушимо правильная жизнь с обычными занятиями, чаями, завтраками, обедами, ужинами из домашней провизии.


Выл канун зимнего Николина дня, 5 е декабря 1820 года. В этот год Наташа с детьми и мужем с начала осени гостила у брата. Пьер был в Петербурге, куда он поехал по своим особенным делам, как он говорил, на три недели, и где он теперь проживал уже седьмую. Его ждали каждую минуту.
5 го декабря, кроме семейства Безуховых, у Ростовых гостил еще старый друг Николая, отставной генерал Василий Федорович Денисов.
6 го числа, в день торжества, в который съедутся гости, Николай знал, что ему придется снять бешмет, надеть сюртук и с узкими носками узкие сапоги и ехать в новую построенную им церковь, а потом принимать поздравления и предлагать закуски и говорить о дворянских выборах и урожае; но канун дня он еще считал себя вправе провести обычно. До обеда Николай поверил счеты бурмистра из рязанской деревни, по именью племянника жены, написал два письма по делам и прошелся на гумно, скотный и конный дворы. Приняв меры против ожидаемого на завтра общего пьянства по случаю престольного праздника, он пришел к обеду и, не успев с глазу на глаз переговорить с женою, сел за длинный стол в двадцать приборов, за который собрались все домашние. За столом были мать, жившая при ней старушка Белова, жена, трое детей, гувернантка, гувернер, племянник с своим гувернером, Соня, Денисов, Наташа, ее трое детей, их гувернантка и старичок Михаил Иваныч, архитектор князя, живший в Лысых Горах на покое.
Графиня Марья сидела на противоположном конце стола. Как только муж сел на свое место, по тому жесту, с которым он, сняв салфетку, быстро передвинул стоявшие перед ним стакан и рюмку, графиня Марья решила, что он не в духе, как это иногда с ним бывает, в особенности перед супом и когда он прямо с хозяйства придет к обеду. Графиня Марья знала очень хорошо это его настроение, и, когда она сама была в хорошем расположении, она спокойно ожидала, пока он поест супу, и тогда уже начинала говорить с ним и заставляла его признаваться, что он без причины был не в духе; но нынче она совершенно забыла это свое наблюдение; ей стало больно, что он без причины на нее сердится, и она почувствовала себя несчастной. Она спросила его, где он был. Он отвечал. Она еще спросила, все ли в порядке по хозяйству. Он неприятно поморщился от ее ненатурального тона и поспешно ответил.
«Так я не ошибалась, – подумала графиня Марья, – и за что он на меня сердится?» В тоне, которым он отвечал ей, графиня Марья слышала недоброжелательство к себе и желание прекратить разговор. Она чувствовала, что ее слова были неестественны; но она не могла удержаться, чтобы не сделать еще несколько вопросов.
Разговор за обедом благодаря Денисову скоро сделался общим и оживленным, и графиня Марья не говорила с мужем. Когда вышли из за стола и пришли благодарить старую графиню, графиня Марья поцеловала, подставляя свою руку, мужа и спросила, за что он на нее сердится.
– У тебя всегда странные мысли; и не думал сердиться, – сказал он.
Но слово всегда отвечало графине Марье: да, сержусь и не хочу сказать.
Николай жил с своей женой так хорошо, что даже Соня и старая графиня, желавшие из ревности несогласия между ними, не могли найти предлога для упрека; но и между ними бывали минуты враждебности. Иногда, именно после самых счастливых периодов, на них находило вдруг чувство отчужденности и враждебности; это чувство являлось чаще всего во времена беременности графини Марьи. Теперь она находилась в этом периоде.
– Ну, messieurs et mesdames, – сказал Николай громко и как бы весело (графине Марье казалось, что это нарочно, чтобы ее оскорбить), – я с шести часов на ногах. Завтра уж надо страдать, а нынче пойти отдохнуть. – И, не сказав больше ничего графине Марье, он ушел в маленькую диванную и лег на диван.
«Вот это всегда так, – думала графиня Марья. – Со всеми говорит, только не со мною. Вижу, вижу, что я ему противна. Особенно в этом положении». Она посмотрела на свой высокий живот и в зеркало на свое желто бледное, исхудавшее лицо с более, чем когда нибудь, большими глазами.
И все ей стало неприятно: и крик и хохот Денисова, и разговор Наташи, и в особенности тот взгляд, который на нее поспешно бросила Соня.
Соня всегда была первым предлогом, который избирала графиня Марья для своего раздражения.
Посидев с гостями и не понимая ничего из того, что они говорили, она потихоньку вышла и пошла в детскую.
Дети на стульях ехали в Москву и пригласили ее с собою. Она села, поиграла с ними, но мысль о муже и о беспричинной досаде его не переставая мучила ее. Она встала и пошла, с трудом ступая на цыпочки, в маленькую диванную.
«Может, он не спит; я объяснюсь с ним», – сказала она себе. Андрюша, старший мальчик, подражая ей, пошел за ней на цыпочках. Графиня Марья не заметила его.
– Chere Marie, il dort, je crois; il est si fatigue, [Мари, он спит, кажется; он устал.] – сказала (как казалось графине Марье везде ей встречавшаяся) Соня в большой диванной. – Андрюша не разбудил бы его.
Графиня Марья оглянулась, увидала за собой Андрюшу, почувствовала, что Соня права, и именно от этого вспыхнула и, видимо, с трудом удержалась от жесткого слова. Она ничего не сказала и, чтобы не послушаться ее, сделала знак рукой, чтобы Андрюша не шумел, а все таки шел за ней, и подошла к двери. Соня прошла в другую дверь. Из комнаты, в которой спал Николай, слышалось его ровное, знакомое жене до малейших оттенков дыхание. Она, слыша это дыхание, видела перед собой его гладкий красивый лоб, усы, все лицо, на которое она так часто подолгу глядела, когда он спал, в тишине ночи. Николай вдруг пошевелился и крякнул. И в то же мгновение Андрюша из за двери закричал:
– Папенька, маменька тут стоит.
Графиня Марья побледнела от испуга и стала делать знаки сыну. Он замолк, и с минуту продолжалось страшное для графини Марьи молчание. Она знала, как не любил Николай, чтобы его будили. Вдруг за дверью послышалось новое кряхтение, движение, и недовольный голос Николая сказал:
– Ни минуты не дадут покоя. Мари, ты? Зачем ты привела его сюда?
– Я подошла только посмотреть, я не видала… извини…
Николай прокашлялся и замолк. Графиня Марья отошла от двери и проводила сына в детскую. Через пять минут маленькая черноглазая трехлетняя Наташа, любимица отца, узнав от брата, что папенька спит в маленькой диванной, не замеченная матерью, побежала к отцу. Черноглазая девочка смело скрыпнула дверью, подошла энергическими шажками тупых ножек к дивану и, рассмотрев положение отца, спавшего к ней спиною, поднялась на цыпочки и поцеловала лежавшую под головой руку отца. Николай обернулся с умиленной улыбкой на лице.
– Наташа, Наташа! – слышался из двери испуганный шепот графини Марьи, – папенька спать хочет.
– Нет, мама, он не хочет спать, – с убедительностью отвечала маленькая Наташа, – он смеется.
Николай спустил ноги, поднялся и взял на руки дочь.
– Взойди, Маша, – сказал он жене. Графиня Марья вошла в комнату и села подле мужа.
– Я и не видала, как он за мной прибежал, – робко сказала она. – Я так…
Николай, держа одной рукой дочь, поглядел на жену и, заметив виноватое выражение ее лица, другой рукой обнял ее и поцеловал в волоса.
– Можно целовать мама ? – спросил он у Наташи.
Наташа застенчиво улыбнулась.
– Опять, – сказала она, с повелительным жестом указывая на то место, куда Николай поцеловал жену.
– Я не знаю, отчего ты думаешь, что я не в духе, – сказал Николай, отвечая на вопрос, который, он знал, был в душе его жены.
– Ты не можешь себе представить, как я бываю несчастна, одинока, когда ты такой. Мне все кажется…
– Мари, полно, глупости. Как тебе не совестно, – сказал он весело.
– Мне кажется, что ты не можешь любить меня, что я так дурна… и всегда… а теперь… в этом по…
– Ах, какая ты смешная! Не по хорошу мил, а по милу хорош. Это только Malvina и других любят за то, что они красивы; а жену разве я люблю? Я не люблю, а так, не знаю, как тебе сказать. Без тебя и когда вот так у нас какая то кошка пробежит, я как будто пропал и ничего не могу. Ну, что я люблю палец свой? Я не люблю, а попробуй, отрежь его…
– Нет, я не так, но я понимаю. Так ты на меня не сердишься?
– Ужасно сержусь, – сказал он, улыбаясь, и, встав и оправив волосы, стал ходить по комнате.
– Ты знаешь, Мари, о чем я думал? – начал он, теперь, когда примирение было сделано, тотчас же начиная думать вслух при жене. Он не спрашивал о том, готова ли она слушать его; ему все равно было. Мысль пришла ему, стало быть, и ей. И он рассказал ей свое намерении уговорить Пьера остаться с ними до весны.
Графиня Марья выслушала его, сделала замечания и начала в свою очередь думать вслух свои мысли. Ее мысли были о детях.
– Как женщина видна уже теперь, – сказала она по французски, указывая на Наташу. – Вы нас, женщин, упрекаете в нелогичности. Вот она – наша логика. Я говорю: папа хочет спать, а она говорит: нет, он смеется. И она права, – сказала графиня Марья, счастливо улыбаясь.
– Да, да! – И Николай, взяв на свою сильную руку дочь, высоко поднял ее, посадил на плечо, перехватив за ножки, и стал с ней ходить по комнате. У отца и у дочери были одинаково бессмысленно счастливые лица.
– А знаешь, ты, может быть, несправедлив. Ты слишком любишь эту, – шепотом по французски сказала графиня Марья.
– Да, но что ж делать?.. Я стараюсь не показать…
В это время в сенях и передней послышались звуки блока и шагов, похожих на звуки приезда.
– Кто то приехал.
– Я уверена, что Пьер. Я пойду узнаю, – сказала графиня Марья и вышла из комнаты.
В ее отсутствие Николай позволил себе галопом прокатить дочь вокруг комнаты. Запыхавшись, он быстро скинул смеющуюся девочку и прижал ее к груди. Его прыжки напомнили ему танцы, и он, глядя на детское круглое счастливое личико, думал о том, какою она будет, когда он начнет вывозить ее старичком и, как, бывало, покойник отец танцовывал с дочерью Данилу Купора, пройдется с нею мазурку.
– Он, он, Nicolas, – сказала через несколько минут графиня Марья, возвращаясь в комнату. – Теперь ожила наша Наташа. Надо было видеть ее восторг и как ему досталось сейчас же за то, что он просрочил. – Ну, пойдем скорее, пойдем! Расстаньтесь же наконец, – сказала она, улыбаясь, глядя на девочку, жавшуюся к отцу. Николай вышел, держа дочь за руку.
Графиня Марья осталась в диванной.
– Никогда, никогда не поверила бы, – прошептала она сама с собой, – что можно быть так счастливой. – Лицо ее просияло улыбкой; но в то же самое время она вздохнула, и тихая грусть выразилась в ее глубоком взгляде. Как будто, кроме того счастья, которое она испытывала, было другое, недостижимое в этой жизни счастье, о котором она невольно вспомнила в эту минуту.

Х
Наташа вышла замуж ранней весной 1813 года, и у ней в 1820 году было уже три дочери и один сын, которого она страстно желала и теперь сама кормила. Она пополнела и поширела, так что трудно было узнать в этой сильной матери прежнюю тонкую, подвижную Наташу. Черты лица ее определились и имели выражение спокойной мягкости и ясности. В ее лице не было, как прежде, этого непрестанно горевшего огня оживления, составлявшего ее прелесть. Теперь часто видно было одно ее лицо и тело, а души вовсе не было видно. Видна была одна сильная, красивая и плодовитая самка. Очень редко зажигался в ней теперь прежний огонь. Это бывало только тогда, когда, как теперь, возвращался муж, когда выздоравливал ребенок или когда она с графиней Марьей вспоминала о князе Андрее (с мужем она, предполагая, что он ревнует ее к памяти князя Андрея, никогда не говорила о нем), и очень редко, когда что нибудь случайно вовлекало ее в пение, которое она совершенно оставила после замужества. И в те редкие минуты, когда прежний огонь зажигался в ее развившемся красивом теле, она бывала еще более привлекательна, чем прежде.
Со времени своего замужества Наташа жила с мужем в Москве, в Петербурге, и в подмосковной деревне, и у матери, то есть у Николая. В обществе молодую графиню Безухову видели мало, и те, которые видели, остались ею недовольны. Она не была ни мила, ни любезна. Наташа не то что любила уединение (она не знала, любила ли она или нет; ей даже казалось, что нет), но она, нося, рожая, кормя детей и принимая участие в каждой минуте жизни мужа, не могла удовлетворить этим потребностям иначе, как отказавшись от света. Все, знавшие Наташу до замужества, удивлялись происшедшей в ней перемене, как чему то необыкновенному. Одна старая графиня, материнским чутьем понявшая, что все порывы Наташи имели началом только потребность иметь семью, иметь мужа, как она, не столько шутя, сколько взаправду, кричала в Отрадном, мать удивлялась удивлению людей, не понимавших Наташи, и повторяла, что она всегда знала, что Наташа будет примерной женой и матерью.
– Она только до крайности доводит свою любовь к мужу и детям, – говорила графиня, – так что это даже глупо.
Наташа не следовала тому золотому правилу, проповедоваемому умными людьми, в особенности французами, и состоящему в том, что девушка, выходя замуж, не должна опускаться, не должна бросать свои таланты, должна еще более, чем в девушках, заниматься своей внешностью, должна прельщать мужа так же, как она прежде прельщала не мужа. Наташа, напротив, бросила сразу все свои очарованья, из которых у ней было одно необычайно сильное – пение. Она оттого и бросила его, что это было сильное очарованье. Она, то что называют, опустилась. Наташа не заботилась ни о своих манерах, ни о деликатности речей, ни о том, чтобы показываться мужу в самых выгодных позах, ни о своем туалете, ни о том, чтобы не стеснять мужа своей требовательностью. Она делала все противное этим правилам. Она чувствовала, что те очарования, которые инстинкт ее научал употреблять прежде, теперь только были бы смешны в глазах ее мужа, которому она с первой минуты отдалась вся – то есть всей душой, не оставив ни одного уголка не открытым для него. Она чувствовала, что связь ее с мужем держалась не теми поэтическими чувствами, которые привлекли его к ней, а держалась чем то другим, неопределенным, но твердым, как связь ее собственной души с ее телом.
Взбивать локоны, надевать роброны и петь романсы, для того чтобы привлечь к себе своего мужа, показалось бы ей так же странным, как украшать себя для того, чтобы быть самой собою довольной. Украшать же себя для того, чтобы нравиться другим, – может быть, теперь это и было бы приятно ей, – она не знала, – но было совершенно некогда. Главная же причина, по которой она не занималась ни пением, ни туалетом, ни обдумыванием своих слов, состояла в том, что ей было совершенно некогда заниматься этим.
Известно, что человек имеет способность погрузиться весь в один предмет, какой бы он ни казался ничтожный. И известно, что нет такого ничтожного предмета, который бы при сосредоточенном внимании, обращенном на него, не разросся до бесконечности.
Предмет, в который погрузилась вполне Наташа, – была семья, то есть муж, которого надо было держать так, чтобы он нераздельно принадлежал ей, дому, – и дети, которых надо было носить, рожать, кормить, воспитывать.
И чем больше она вникала, не умом, а всей душой, всем существом своим, в занимавший ее предмет, тем более предмет этот разрастался под ее вниманием, и тем слабее и ничтожнее казались ей ее силы, так что она их все сосредоточивала на одно и то же, и все таки не успевала сделать всего того, что ей казалось нужно.
Толки и рассуждения о правах женщин, об отношениях супругов, о свободе и правах их, хотя и не назывались еще, как теперь, вопросами, были тогда точно такие же, как и теперь; но эти вопросы не только не интересовали Наташу, но она решительно не понимала их.
Вопросы эти и тогда, как и теперь, существовали только для тех людей, которые в браке видят одно удовольствие, получаемое супругами друг от друга, то есть одно начало брака, а не все его значение, состоящее в семье.
Рассуждения эти и теперешние вопросы, подобные вопросам о том, каким образом получить как можно более удовольствия от обеда, тогда, как и теперь, не существуют для людей, для которых цель обеда есть питание и цель супружества – семья.
Если цель обеда – питание тела, то тот, кто съест вдруг два обеда, достигнет, может быть, большего удовольствия, но не достигнет цели, ибо оба обеда не переварятся желудком.
Если цель брака есть семья, то тот, кто захочет иметь много жен и мужей, может быть, получит много удовольствия, но ни в каком случае не будет иметь семьи.
Весь вопрос, ежели цель обеда есть питание, а цель брака – семья, разрешается только тем, чтобы не есть больше того, что может переварить желудок, и не иметь больше жен и мужей, чем столько, сколько нужно для семьи, то есть одной и одного. Наташе нужен был муж. Муж был дан ей. И муж дал ей семью. И в другом, лучшем муже она не только не видела надобности, но, так как все силы душевные ее были устремлены на то, чтобы служить этому мужу и семье, она и не могла себе представить и не видела никакого интереса в представлении о том, что бы было, если б было другое.
Наташа не любила общества вообще, но она тем более дорожила обществом родных – графини Марьи, брата, матери и Сони. Она дорожила обществом тех людей, к которым она, растрепанная, в халате, могла выйти большими шагами из детской с радостным лицом и показать пеленку с желтым вместо зеленого пятна, и выслушать утешения о том, что теперь ребенку гораздо лучше.
Наташа до такой степени опустилась, что ее костюмы, ее прическа, ее невпопад сказанные слова, ее ревность – она ревновала к Соне, к гувернантке, ко всякой красивой и некрасивой женщине – были обычным предметом шуток всех ее близких. Общее мнение было то, что Пьер был под башмаком своей жены, и действительно это было так. С самых первых дней их супружества Наташа заявила свои требования. Пьер удивился очень этому совершенно новому для него воззрению жены, состоящему в том, что каждая минута его жизни принадлежит ей и семье; Пьер удивился требованиям своей жены, но был польщен ими и подчинился им.
Подвластность Пьера заключалась в том, что он не смел не только ухаживать, но не смел с улыбкой говорить с другой женщиной, не смел ездить в клубы, на обеды так, для того чтобы провести время, не смел расходовать денег для прихоти, не смел уезжать на долгие сроки, исключая как по делам, в число которых жена включала и его занятия науками, в которых она ничего не понимала, но которым она приписывала большую важность. Взамен этого Пьер имел полное право у себя в доме располагать не только самим собой, как он хотел, но и всей семьею. Наташа у себя в доме ставила себя на ногу рабы мужа; и весь дом ходил на цыпочках, когда Пьер занимался – читал или писал в своем кабинете. Стоило Пьеру показать какое нибудь пристрастие, чтобы то, что он любил, постоянно исполнялось. Стоило ему выразить желание, чтобы Наташа вскакивала и бежала исполнять его.
Весь дом руководился только мнимыми повелениями мужа, то есть желаниями Пьера, которые Наташа старалась угадывать. Образ, место жизни, знакомства, связи, занятия Наташи, воспитание детей – не только все делалось по выраженной воле Пьера, но Наташа стремилась угадать то, что могло вытекать из высказанных в разговорах мыслей Пьера. И она верно угадывала то, в чем состояла сущность желаний Пьера, и, раз угадав ее, она уже твердо держалась раз избранного. Когда Пьер сам уже хотел изменить своему желанию, она боролась против него его же оружием.
Так, в тяжелое время, навсегда памятное Пьеру, Наташе, после родов первого слабого ребенка, когда им пришлось переменить трех кормилиц и Наташа заболела от отчаяния, Пьер однажды сообщил ей мысли Руссо, с которыми он был совершенно согласен, о неестественности и вреде кормилиц. С следующим ребенком, несмотря на противудействие матери, докторов и самого мужа, восстававших против ее кормления, как против вещи тогда неслыханной и вредной, она настояла на своем и с тех пор всех детей кормила сама.
Весьма часто, в минуты раздражения, случалось, что муж с женой спорили подолгу, потом после спора Пьер, к радости и удивлению своему, находил не только в словах, но и в действиях жены свою ту самую мысль, против которой она спорила. И не только он находил ту же мысль, но он находил ее очищенною от всего того, что было лишнего, вызванного увлечением и спором, в выражении мысли Пьера.
После семи лет супружества Пьер чувствовал радостное, твердое сознание того, что он не дурной человек, и чувствовал он это потому, что он видел себя отраженным в своей жене. В себе он чувствовал все хорошее и дурное смешанным и затемнявшим одно другое. Но на жене его отражалось только то, что было истинно хорошо: все не совсем хорошее было откинуто. И отражение это произошло не путем логической мысли, а другим – таинственным, непосредственным отражением.


Два месяца тому назад Пьер, уже гостя у Ростовых, получил письмо от князя Федора, призывавшего его в Петербург для обсуждения важных вопросов, занимавших в Петербурге членов одного общества, которого Пьер был одним из главных основателей.
Прочтя это письмо, Наташа, как она читала все письма мужа, несмотря на всю тяжесть для нее отсутствия мужа, сама предложила ему ехать в Петербург. Всему, что было умственным, отвлеченным делом мужа, она приписывала, не понимая его, огромную важность и постоянно находилась в страхе быть помехой в этой деятельности ее мужа. На робкий, вопросительный взгляд Пьера после прочтения письма она отвечала просьбой, чтобы он ехал, но только определил бы ей верно время возвращения. И отпуск был дан на четыре недели.
С того времени, как вышел срок отпуска Пьера, две недели тому назад, Наташа находилась в неперестававшем состоянии страха, грусти и раздражения.
Денисов, отставной, недовольный настоящим положением дел генерал, приехавший в эти последние две недели, с удивлением и грустью, как на непохожий портрет когда то любимого человека, смотрел на Наташу. Унылый, скучающий взгляд, невпопад ответы и разговоры о детской, было все, что он видел и слышал от прежней волшебницы.
Наташа была все это время грустна и раздражена, в особенности тогда, когда, утешая ее, мать, брат или графиня Марья старались извинить Пьера и придумать причины его замедления.
– Все глупости, все пустяки, – говорила Наташа, – все его размышления, которые ни к чему не ведут, и все эти дурацкие общества, – говорила она о тех самых делах, в великую важность которых она твердо верила. И она уходила в детскую кормить своего единственного мальчика Петю.
Никто ничего не мог ей сказать столько успокоивающего, разумного, сколько это маленькое трехмесячное существо, когда оно лежало у ее груди и она чувствовала его движение рта и сопенье носиком. Существо это говорило: «Ты сердишься, ты ревнуешь, ты хотела бы ему отмстить, ты боишься, а я вот он. А я вот он…» И отвечать нечего было. Это было больше, чем правда.
Наташа в эти две недели беспокойства так часто прибегала к ребенку за успокоением, так возилась над ним, что она перекормила его и он заболел. Она ужасалась его болезни, а вместе с тем этого то ей и нужно было. Ухаживая за ним, она легче переносила беспокойство о муже.
Она кормила, когда зашумел у подъезда возок Пьера, и няня, знавшая, чем обрадовать барыню, неслышно, но быстро, с сияющим лицом, вошла в дверь.
– Приехал? – быстрым шепотом спросила Наташа, боясь пошевелиться, чтобы не разбудить засыпавшего ребенка.
– Приехали, матушка, – прошептала няня.
Кровь бросилась в лицо Наташи, и ноги невольно сделали движение; но вскочить и бежать было нельзя. Ребенок опять открыл глазки, взглянул. «Ты тут», – как будто сказал он и опять лениво зачмокал губами.
Потихоньку отняв грудь, Наташа покачала его, передала няне и пошла быстрыми шагами в дверь. Но у двери она остановилась, как бы почувствовав упрек совести за то, что, обрадовавшись, слишком скоро оставила ребенка, и оглянулась. Няня, подняв локти, переносила ребенка за перильца кроватки.
– Да уж идите, идите, матушка, будьте покойны, идите, – улыбаясь, прошептала няня, с фамильярностью, устанавливающейся между няней и барыней.
И Наташа легкими шагами побежала в переднюю. Денисов, с трубкой, вышедший в залу из кабинета, тут в первый раз узнал Наташу. Яркий, блестящий, радостный свет лился потоками из ее преобразившегося лица.
– Приехал! – проговорила она ему на бегу, и Денисов почувствовал, что он был в восторге от того, что приехал Пьер, которого он очень мало любил. Вбежав в переднюю, Наташа увидала высокую фигуру в шубе, разматывающую шарф.
«Он! он! Правда! Вот он! – проговорила она сама с собой и, налетев на него, обняла, прижала к себе, головой к груди, и потом, отстранив, взглянула на заиндевевшее, румяное и счастливое лицо Пьера. – Да, это он; счастливый, довольный…»
И вдруг она вспомнила все те муки ожидания, которые она перечувствовала в последние две недели: сияющая на ее лице радость скрылась; она нахмурилась, и поток упреков и злых слов излился на Пьера.
– Да, тебе хорошо! Ты очень рад, ты веселился… А каково мне? Хоть бы ты детей пожалел. Я кормлю, у меня молоко испортилось. Петя был при смерти. А тебе очень весело. Да, тебе весело.
Пьер знал, что он не виноват, потому что ему нельзя было приехать раньше; знал, что этот взрыв с ее стороны неприличен, и знал, что через две минуты это пройдет; он знал, главное, что ему самому было весело и радостно. Он бы хотел улыбнуться, но и не посмел подумать об этом. Он сделал жалкое, испуганное лицо и согнулся.
– Я не мог, ей богу! Но что Петя?
– Теперь ничего, пойдем. Как тебе не совестно! Кабы ты мог видеть, какая я без тебя, как я мучилась…
– Ты здорова?
– Пойдем, пойдем, – говорила она, не выпуская его руки. И они пошли в свои комнаты.
Когда Николай с женою пришли отыскивать Пьера, он был в детской и держал на своей огромной правой ладони проснувшегося грудного сына и тетёшкал его. На широком лице его с раскрытым беззубым ртом остановилась веселая улыбка. Буря уже давно вылилась, и яркое, радостное солнце сияло на лице Наташи, умиленно смотревшей на мужа и сына.
– И хорошо всё переговорили с князем Федором? – говорила Наташа.
– Да, отлично.
– Видишь, держит (голову, разумела Наташа). Ну, как он меня напугал!
– А княгиню видел? правда, что она влюблена в этого?..
– Да, можешь себе представить…
В это время вошли Николай с графиней Марьей. Пьер, не спуская с рук сына, нагнувшись, поцеловался с ними и отвечал на расспросы. Но, очевидно, несмотря на многое интересное, что нужно было переговорить, ребенок в колпачке, с качающейся головой, поглощал все внимание Пьера.
– Как мил! – сказала графиня Марья, глядя на ребенка и играя с ним. – Вот этого я не понимаю, Nicolas, – обратилась она к мужу, – как ты не понимаешь прелесть этих чудо прелестей.
– Не понимаю, не могу, – сказал Николай, холодным взглядом глядя на ребенка. – Кусок мяса. Пойдем, Пьер.
– Ведь главное, он такой нежный отец, – сказала графиня Марья, оправдывая своего мужа, – но только, когда уже год или этак…
– Нет, Пьер отлично их нянчит, – сказала Наташа, – он говорит, что у него рука как раз сделана по задку ребенка. Посмотрите.
– Ну, только не для этого, – вдруг, смеясь, сказал Пьер, перехватывая ребенка и передавая его няне.


Как в каждой настоящей семье, в лысогорском доме жило вместе несколько совершенно различных миров, которые, каждый удерживая свою особенность и делая уступки один другому, сливались в одно гармоническое целое. Каждое событие, случавшееся в доме, было одинаково – радостно или печально – важно для всех этих миров; но каждый мир имел совершенно свои, независимые от других, причины радоваться или печалиться какому либо событию.
Так приезд Пьера было радостное, важное событие, и таким оно отразилось на всех.
Слуги, вернейшие судьи господ, потому что они судят не по разговорам и выраженным чувствам, а по действиям и образу жизни, – были рады приезду Пьера, потому что при нем, они знали, граф перестанет ходить ежедневно по хозяйству и будет веселее и добрее, и еще потому, что всем будут богатые подарки к празднику.
Дети и гувернантки радовались приезду Безухова, потому что никто так не вовлекал их в общую жизнь, как Пьер. Он один умел на клавикордах играть тот экосез (единственная его пьеса), под который можно танцевать, как он говорил, всевозможные танцы, и он привез, наверное, всем подарки.
Николенька, который был теперь пятнадцатилетний худой, с вьющимися русыми волосами и прекрасными глазами, болезненный, умный мальчик, радовался потому, что дядя Пьер, как он называл его, был предметом его восхищения и страстной любви. Никто не внушал Николеньке особенной любви к Пьеру, и он только изредка видал его. Воспитательница его, графиня Марья, все силы употребляла, чтобы заставить Николеньку любить ее мужа так же, как она его любила, и Николенька любил дядю; но любил с чуть заметным оттенком презрения. Пьера же он обожал. Он не хотел быть ни гусаром, ни георгиевским кавалером, как дядя Николай, он хотел быть ученым, умным и добрым, как Пьер. В присутствии Пьера на его лице было всегда радостное сияние, и он краснел и задыхался, когда Пьер обращался к нему. Он не проранивал ни одного слова из того, что говорил Пьер, и потом с Десалем и сам с собою вспоминал и соображал значение каждого слова Пьера. Прошедшая жизнь Пьера, его несчастия до 12 го года (о которых он из слышанных слов составил себе смутное поэтическое представление), его приключения в Москве, плен, Платон Каратаев (о котором он слыхал от Пьера), его любовь к Наташе (которую тоже особенною любовью любил мальчик) и, главное, его дружба к отцу, которого не помнил Николенька, – все это делало для него из Пьера героя и святыню.
Из прорывавшихся речей об его отце и Наташе, из того волнения, с которым говорил Пьер о покойном, из той осторожной, благоговейной нежности, с которой Наташа говорила о нем же, мальчик, только что начинавший догадываться о любви, составил себе понятие о том, что отец его любил Наташу и завещал ее, умирая, своему другу. Отец же этот, которого не помнил мальчик, представлялся ему божеством, которого нельзя было себе вообразить и о котором он иначе не думал, как с замиранием сердца и слезами грусти и восторга. И мальчик был счастлив вследствие приезда Пьера.
Гости были рады Пьеру, как человеку, всегда оживлявшему и сплочавшему всякое общество.
Взрослые домашние, не говоря о жене, были рады другу, при котором жилось легче и спокойнее.
Старушки были рады и подаркам, которые он привезет, и, главное, тому, что опять оживет Наташа.
Пьер чувствовал эти различные на себя воззрения различных миров и спешил каждому дать ожидаемое.
Пьер, самый рассеянный, забывчивый человек, теперь, по списку, составленному женой, купил все, не забыв ни комиссий матери и брата, ни подарков на платье Беловой, ни игрушек племянникам. Ему странно показалось в первое время своей женитьбы это требование жены – исполнить и не забыть всего того, что он взялся купить, и поразило серьезное огорчение ее, когда он в первую свою поездку все перезабыл. Но впоследствии он привык к этому. Зная, что Наташа для себя ничего не поручала, а для других поручала только тогда, когда он сам вызывался, он теперь находил неожиданное для самого себя детское удовольствие в этих покупках подарков для всего дома и ничего никогда не забывал. Ежели он заслуживал упреки от Наташи, то только за то, что покупал лишнее и слишком дорого. Ко всем своим недостаткам, по мнению большинства: неряшливости, опущенности, или качествам, по мнению Пьера, Наташа присоединяла еще и скупость.
С того самого времени, как Пьер стал жить большим домом, семьей, требующей больших расходов, он, к удивлению своему, заметил, что он проживал вдвое меньше, чем прежде, и что его расстроенные последнее время, в особенности долгами первой жены, дела стали поправляться.
Жить было дешевле потому, что жизнь была связана: той самой дорогой роскоши, состоящей в таком роде жизни, что всякую минуту можно изменить его, Пьер не имел уже, да и не желал иметь более. Он чувствовал, что образ жизни его определен теперь раз навсегда, до смерти, что изменить его не в его власти, и потому этот образ жизни был дешев.
Пьер с веселым, улыбающимся лицом разбирал свои покупки.
– Каково! – говорил он, развертывая, как лавочник, кусок ситца. Наташа, держа на коленях старшую дочь и быстро переводя сияющие глаза с мужа на то, что он показывал, сидела против него.
– Это для Беловой? Отлично. – Она пощупала добро ту.
– Это по рублю, верно?
Пьер сказал цену.
– Дорого, – сказала Наташа. – Ну, как дети рады будут и maman. Только напрасно ты мне это купил, – прибавила она, не в силах удержать улыбку, любуясь на золотой с жемчугами гребень, которые тогда только стали входить в моду.
– Меня Адель сбила: купить да купить, – сказал Пьер.
– Когда же я надену? – Наташа вложила его в косу. – Это Машеньку вывозить; может, тогда опять будут носить. Ну, пойдем.
И, забрав подарки, они пошли сначала в детскую, потом к графине.
Графиня, по обычаю, сидела с Беловой за гранпасьянсом, когда Пьер и Наташа с свертками под мышками вошли в гостиную.
Графине было уже за шестьдесят лет. Она была совсем седа и носила чепчик, обхватывавший все лицо рюшем. Лицо ее было сморщено, верхняя губа ушла, и глаза были тусклы.
После так быстро последовавших одна за другой смертей сына и мужа она чувствовала себя нечаянно забытым на этом свете существом, не имеющим никакой цели и смысла. Она ела, пила, спала, бодрствовала, но она не жила. Жизнь не давала ей никаких впечатлений. Ей ничего не нужно было от жизни, кроме спокойствия, и спокойствие это она могла найти только в смерти. Но пока смерть еще не приходила, ей надо было жить, то есть употреблять свое время, свои силы жизни. В ней в высшей степени было заметно то, что заметно в очень маленьких детях и очень старых людях. В ее жизни не видно было никакой внешней цели, а очевидна была только потребность упражнять свои различные склонности и способности. Ей надо было покушать, поспать, подумать, поговорить, поплакать, поработать, посердиться и т. д. только потому, что у ней был желудок, был мозг, были мускулы, нервы и печень. Все это она делала, не вызываемая чем нибудь внешним, не так, как делают это люди во всей силе жизни, когда из за цели, к которой они стремятся, не заметна другая цель – приложения своих сил. Она говорила только потому, что ей физически надо было поработать легкими и языком. Она плакала, как ребенок, потому что ей надо было просморкаться и т. д. То, что для людей в полной силе представляется целью, для нее был, очевидно, предлог.
Так поутру, в особенности ежели накануне она покушала чего нибудь жирного, у ней являлась потребность посердиться, и тогда она выбирала ближайший предлог – глухоту Беловой.
Она с другого конца комнаты начинала говорить ей что нибудь тихо.
– Нынче, кажется, теплее, моя милая, – говорила она шепотом. И когда Белова отвечала: «Как же, приехали», она сердито ворчала: – Боже мой, как глуха и глупа!
Другой предлог был нюхательный табак, который ей казался то сух, то сыр, то дурно растерт. После этих раздражений желчь разливалась у нее в лице, и горничные ее знали по верным признакам, когда будет опять глуха Белова, и опять табак сделается сыр, и когда будет желтое лицо. Так, как ей нужно было поработать желчью, так ей нужно было иногда поработать остававшимися способностями мыслить, и для этого предлогом был пасьянс. Когда нужно было поплакать, тогда предметом был покойный граф. Когда нужно было тревожиться, предлогом был Николай и его здоровье; когда нужно было язвительно поговорить, тогда предлогом была графиня Марья. Когда нужно было дать упражнение органу голоса, – это бывало большей частью в седьмом часу, после пищеварительного отдыха в темной комнате, – тогда предлогом были рассказы все одних и тех же историй и все одним и тем же слушателям.
Это состояние старушки понималось всеми домашними, хотя никто никогда не говорил об этом и всеми употреблялись всевозможные усилия для удовлетворения этих ее потребностей. Только в редком взгляде и грустной полуулыбке, обращенной друг к другу между Николаем, Пьером, Наташей и Марьей, бывало выражаемо это взаимное понимание ее положения.
Но взгляды эти, кроме того, говорили еще другое; они говорили о том, что она сделала уже свое дело в жизни, о том, что она не вся в том, что теперь видно в ней, о том, что и все мы будем такие же и что радостно покоряться ей, сдерживать себя для этого когда то дорогого, когда то такого же полного, как и мы, жизни, теперь жалкого существа. Memento mori [Помни о смерти (лат.) ] – говорили эти взгляды.
Только совсем дурные и глупые люди да маленькие дети из всех домашних не понимали этого и чуждались ее.


Когда Пьер с женою пришли в гостиную, графиня находилась в привычном состоянии потребности занять себя умственной работой гранпасьянса и потому, несмотря на то, что она по привычке сказала слова, всегда говоримые ею при возвращении Пьера или сына: «Пора, пора, мои милый; заждались. Ну, слава богу». И при передаче ей подарков – сказала другие привычные слова: «Не дорог подарок, дружок, – спасибо, что меня, старуху, даришь…» – видимо было, что приход Пьера был ей неприятен в эту минуту, потому что отвлекал ее от недоложенного гранпасьянса. Она окончила пасьянс и тогда только принялась за подарки. Подарки состояли из прекрасной работы футляра для карт, севрской ярко синей чашки с крышкой и с изображениями пастушек и из золотой табакерки с портретом покойного графа, который Пьер заказывал в Петербурге миниатюристу. (Графиня давно желала этого.) Ей не хотелось теперь плакать, и потому она равнодушно посмотрела на портрет и занялась больше футляром.
– Благодарствуй, мой друг, ты утешил меня, – сказала она, как всегда говорила. – Но лучше всего, что сам себя привез. А то это ни на что не похоже; хоть бы ты побранил свою жену. Что это? Как сумасшедшая без тебя. Ничего не видит, не помнит, – говорила она привычные слова. – Посмотри, Анна Тимофеевна, – прибавила она, – какой сынок футляр нам привез.
Белова хвалила подарки и восхищалась своим ситцем.
Хотя Пьеру, Наташе, Николаю, Марье и Денисову многое нужно было поговорить такого, что не говорилось при графине, не потому, чтобы что нибудь скрывалось от нее, но потому, что она так отстала от многого, что, начав говорить про что нибудь при ней, надо бы было отвечать на ее вопросы, некстати вставляемые, и повторять вновь уже несколько раз повторенное ей: рассказывать, что тот умер, тот женился, чего она не могла вновь запомнить; но они, по обычаю, сидели за чаем в гостиной у самовара, и Пьер отвечал на вопросы графини, ей самой ненужные и никого не интересующие, о том, что князь Василий постарел и что графиня Марья Алексеевна велела кланяться и помнит и т. д. …
Такой разговор, никому не интересный, но необходимый, велся во все время чая. За чай вокруг круглого стола и самовара, у которого сидела Соня, собирались все взрослые члены семейства. Дети, гувернеры и гувернантки уже отпили чай, и голоса их слышались в соседней диванной. За чаем все сидели на обычных местах; Николай сидел у печки за маленьким столиком, к которому ому подавали чай. Старая, с совершенно седым лицом, из которого еще резче выкатывались большие черные глаза, борзая Милка, дочь первой Милки, лежала подле него на кресле. Денисов, с поседевшими наполовину курчавыми волосами, усами и бакенбардами, в расстегнутом генеральском сюртуке, сидел подле графини Марьи. Пьер сидел между женою и старою графиней. Он рассказывал то, что – он знал – могло интересовать старушку и быть понято ею. Он говорил о внешних, общественных событиях и о тех людях, которые когда то составляли кружок сверстников старой графини, которые когда то были действительным, живым отдельным кружком, но которые теперь, большей частью разбросанные по миру, так же как она, доживали свой век, собирая остальные колосья того, что они посеяли в жизни. Но они то, эти сверстники, казались старой графине исключительно серьезным и настоящим миром. По оживлению Пьера Наташа видела, что поездка его была интересна, что ему многое хотелось рассказать, но он не смел говорить при графине. Денисов, не будучи членом семьи, поэтому не понимая осторожности Пьера, кроме того, как недовольный, весьма интересовался тем, что делалось в Петербурге, и беспрестанно вызывал Пьера на рассказы то о только что случившейся истории в Семеновском полку, то об Аракчееве, то о Библейском обществе. Пьер иногда увлекался и начинал рассказывать, но Николай и Наташа всякий раз возвращали его к здоровью князя Ивана и графини Марьи Антоновны.
– Ну что же, все это безумие, и Госнер и Татаринова, – спросил Денисов, – неужели все продолжается?
– Как продолжается? – вскрикнул Пьер. – Сильнее чем когда нибудь. Библейское общество – это теперь все правительство.
– Это что же, mon cher ami? – спросила графиня, отпившая свой чай и, видимо, желая найти предлог для того, чтобы посердиться после пищи. – Как же это ты говоришь: правительство; я это не пойму.
– Да, знаете, maman, – вмешался Николай, знавший, как надо было переводить на язык матери, – это князь Александр Николаевич Голицын устроил общество, так он в большой силе, говорят.
– Аракчеев и Голицын, – неосторожно сказал Пьер, – это теперь все правительство. И какое! Во всем видят заговоры, всего боятся.
– Что ж, князь Александр Николаевич то чем же виноват? Он очень почтенный человек. Я встречала его тогда у Марьи Антоновны, – обиженно сказала графиня и, еще больше обиженная тем, что все замолчали, продолжала: – Нынче всех судить стали. Евангельское общество – ну что ж дурного? – И она встала (все встали тоже) и с строгим видом поплыла к своему столу в диванную.
Среди установившегося грустного молчания из соседней комнаты послышались детские смех и голоса. Очевидно, между детьми происходило какое то радостное волнение.
– Готово, готово! – послышался из за всех радостный вопль маленькой Наташи. Пьер переглянулся с графиней Марьей и Николаем (Наташу он всегда видел) и счастливо улыбнулся.
– Вот музыка то чудная! – сказал он.
– Это Анна Макаровна чулок кончила, – сказала графиня Марья.
– О, пойду смотреть, – вскакивая, сказал Пьер. – Ты знаешь, – сказал он, останавливаясь у двери, – отчего я особенно люблю эту музыку? – они мне первые дают знать, что все хорошо. Нынче еду: чем ближе к дому, тем больше страх. Как вошел в переднюю, слышу, заливается Андрюша о чем то, – ну, значит, все хорошо…
– Знаю, знаю я это чувство, – подтвердил Николай. – Мне идти нельзя, ведь чулки – сюрприз мне.
Пьер вошел к детям, и хохот и крики еще более усилились. – Ну, Анна Макаровна, – слышался голос Пьера, – вот сюда, на середину, и по команде – раз, два, и когда я скажу три, ты сюда становись. Тебя на руки. Ну, раз, два… – проговорил голос Пьера; сделалось молчание. – Три! – и восторженный стон детских голосов поднялся в комнате.
– Два, два! – кричали дети.
Это были два чулка, которые по одному ей известному секрету Анна Макаровна сразу вязала на спицах и которые она всегда торжественно при детях вынимала один из другого, когда чулок был довязан.


Вскоре после этого дети пришли прощаться. Дети перецеловались со всеми, гувернеры и гувернантки раскланялись и вышли. Оставался один Десаль с своим воспитанником. Гувернер шепотом приглашал своего воспитанника идти вниз.
– Non, monsieur Dessales, je demanderai a ma tante de rester, [Нет, мосье Десаль, я попрошусь у тетеньки остаться.] – отвечал также шепотом Николенька Болконский.
– Ma tante, позвольте мне остаться, – сказал Николенька, подходя к тетке. Лицо его выражало мольбу, волнение и восторг. Графиня Марья поглядела на него и обратилась к Пьеру.
– Когда вы тут, он оторваться не может… – сказала она ему.
– Je vous le ramenerai tout a l'heure, monsieur Dessales; bonsoir, [Я сейчас приведу вам его, мосье Десаль; покойной ночи.] – сказал Пьер, подавая швейцарцу руку, и, улыбаясь, обратился к Николеньке. – Мы совсем не видались с тобой. Мари, как он похож становится, – прибавил он, обращаясь к графине Марье.
– На отца? – сказал мальчик, багрово вспыхнув и снизу вверх глядя на Пьера восхищенными, блестящими глазами. Пьер кивнул ему головой и продолжал прерванный детьми рассказ. Графиня Марья работала на руках по канве; Наташа, не спуская глаз, смотрела на мужа. Николай и Денисов вставали, спрашивали трубки, курили, брали чай у Сони, сидевшей уныло и упорно за самоваром, и расспрашивали Пьера. Кудрявый болезненный мальчик, с своими блестящими глазами, сидел никем не замечаемый в уголку, и, только поворачивая кудрявую голову на тонкой шее, выходившей из отложных воротничков, в ту сторону, где был Пьер, он изредка вздрагивал и что то шептал сам с собою, видимо испытывая какое то новое и сильное чувство.
Разговор вертелся на той современной сплетне из высшего управления, в которой большинство людей видит обыкновенно самый важный интерес внутренней политики. Денисов, недовольный правительством за свои неудачи по службе, с радостью узнавал все глупости, которые, по его мнению, делались теперь в Петербурге, и в сильных и резких выражениях делал свои замечания на слова Пьера.
– Пг'ежде немцем надо было быть, тепег'ь надо плясать с Татаг'иновой и madame Кг'юднег', читать… Экаг'стгаузена и бг'атию. Ох! спустил бы опять молодца нашего Бонапарта! Он бы всю дуг'ь повыбил. Ну на что похоже – солдату Шваг'цу дать Семеновский полк? – кричал он.
Николай, хотя без того желания находить все дурным, которое было у Денисова, считал также весьма достойным и важным делом посудить о правительстве и считал, что то, что А. назначен министром того то, а что Б. генерал губернатором туда то и что государь сказал то то, а министр то то, что все это дела очень значительные. И он считал нужным интересоваться этим и расспрашивал Пьера. За расспросами этих двух собеседников разговор не выходил из этого обычного характера сплетни высших правительственных сфер.
Но Наташа, знавшая все приемы и мысли своего мужа, видела, что Пьер давно хотел и не мог вывести разговор на другую дорогу и высказать свою задушевную мысль, ту самую, для которой он и ездил в Петербург – советоваться с новым другом своим, князем Федором; и она помогла ему вопросом: что же его дело с князем Федором?
– О чем это? – спросил Николай.
– Все о том же и о том же, – сказал Пьер, оглядываясь вокруг себя. – Все видят, что дела идут так скверно, что это нельзя так оставить, и что обязанность всех честных людей противодействовать по мере сил.
– Что ж честные люди могут сделать? – слегка нахмурившись, сказал Николай. – Что же можно сделать?
– А вот что…
– Пойдемте в кабинет, – сказал Николай.
Наташа, уже давно угадывавшая, что ее придут звать кормить, услыхала зов няни и пошла в детскую. Графиня Марья пошла с нею. Мужчины пошли в кабинет, и Николенька Болконский, не замеченный дядей, пришел туда же и сел в тени, к окну, у письменного стола.
– Ну, что ж ты сделаешь? – сказал Денисов.
– Вечно фантазии, – сказал Николай.
– Вот что, – начал Пьер, не садясь и то ходя по комнате, то останавливаясь, шепелявя и делая быстрые жесты руками в то время, как он говорил. – Вот что. Положение в Петербурге вот какое: государь ни во что не входит. Он весь предан этому мистицизму (мистицизма Пьер никому не прощал теперь). Он ищет только спокойствия. и спокойствие ему могут дать только те люди sans foi ni loi [без совести и чести], которые рубят и душат всё сплеча: Магницкий, Аракчеев и tutti quanti… [и тому подобные… (итал.) ] Ты согласен, что ежели бы ты сам не занимался хозяйством, а хотел только спокойствия, то, чем жесточе бы был твой бурмистр, тем скорее ты бы достиг цели? – обратился он к Николаю.
– Ну, да к чему ты это говоришь? – сказал Николай.
– Ну, и все гибнет. В судах воровство, в армии одна палка: шагистика, поселения, – мучат народ, просвещение душат. Что молодо, честно, то губят! Все видят, что это не может так идти. Все слишком натянуто и непременно лопнет, – говорил Пьер (как, с тех пор как существует правительство, вглядевшись в действия какого бы то ни было правительства, всегда говорят люди). – Я одно говорил им в Петербурге.
– Кому? – спросил Денисов.
– Ну, вы знаете кому, – сказал Пьер, значительно взглядывая исподлобья, – князю Федору и им всем. Соревновать просвещению и благотворительности, все это хорошо, разумеется. Цель прекрасная, и все; но в настоящих обстоятельствах надо другое.
В это время Николай заметил присутствие племянника. Лицо его сделалось мрачно; он подошел к нему.
– Зачем ты здесь?
– Отчего? Оставь его, – сказал Пьер, взяв за руку Николая, и продолжал: – Этого мало, и я им говорю: теперь нужно другое. Когда вы стоите и ждете, что вот вот лопнет эта натянутая струна; когда все ждут неминуемого переворота, – надо как можно теснее и больше народа взяться рука с рукой, чтобы противостоять общей катастрофе. Все молодое, сильное притягивается туда и развращается. Одного соблазняют женщины, другого почести, третьего тщеславие, деньги – и они переходят в тот лагерь. Независимых, свободных людей, как вы и я, совсем не остается. Я говорю: расширьте круг общества; mot d'ordre [лозунг] пусть будет не одна добродетель, но независимость и деятельность.
Николай, оставив племянника, сердито передвинул кресло, сел в него и, слушая Пьера, недовольно покашливал и все больше и больше хмурился.
– Да с какою же целью деятельность? – вскрикнул он. – И в какие отношения станете вы к правительству?
– Вот в какие! В отношения помощников. Общество может быть не тайное, ежели правительство его допустит. Оно не только не враждебное правительству, но это общество настоящих консерваторов. Общество джентльменов в полном значении этого слова. Мы только для того, чтобы завтра Пугачев не пришел зарезать и моих и твоих детей и чтобы Аракчеев не послал меня в военное поселение, – мы только для этого беремся рука с рукой, с одной целью общего блага и общей безопасности.
– Да; но тайное общество – следовательно, враждебное и вредное, которое может породить только зло, – возвышая голос, сказал Николай.
– Отчего? Разве тугендбунд, который спас Европу (тогда еще не смели думать, что Россия спасла Европу), произвел что нибудь вредное? Тугендбунд – это союз добродетели, это любовь, взаимная помощь; это то, что на кресте проповедовал Христос.
Наташа, вошедшая в середине разговора в комнату, радостно смотрела на мужа. Она не радовалась тому, что он говорил. Это даже не интересовало ее, потому что ей казалось, что все это было чрезвычайно просто и что она все это давно знала (ей казалось это потому, что она знала то, из чего все это выходило, – всю душу Пьера). Но она радовалась, глядя на его оживленную, восторженную фигуру.
Еще более радостно восторженно смотрел на Пьера забытый всеми мальчик с тонкой шеей, выходившей из отложных воротничков. Всякое слово Пьера жгло его сердце, и он нервным движением пальцев ломал – сам не замечая этого – попадавшиеся ему в руки сургучи и перья на столе дяди.
– Совсем не то, что ты думаешь, а вот что такое было немецкий тугендбунд и тот, который я предлагаю.
– Ну, бг'ат, это колбасникам хог'ошо тугендбунд. А я этого не понимаю, да и не выговог'ю, – послышался громкий, решительный голос Денисова. – Все сквег'но и мег'зко, я согласен, только тугендбунд я не понимаю, а не нг'авится – так бунт, вот это так! Je suis vot'e homme! [Тогда я ваш!]
Пьер улыбнулся, Наташа засмеялась, но Николай еще более сдвинул брови и стал доказывать Пьеру, что никакого переворота не предвидится и что вся опасность, о которой он говорит, находится только в его воображении. Пьер доказывал противное, и так как его умственные способности были сильнее и изворотливее, Николай почувствовал себя поставленным в тупик. Это еще больше рассердило его, так как он в душе своей, не по рассуждению, а по чему то сильнейшему, чем рассуждение, знал несомненную справедливость своего мнения.
– Я вот что тебе скажу, – проговорил он, вставая и нервным движением уставляя в угол трубку и, наконец, бросив ее. – Доказать я тебе не могу. Ты говоришь, что у нас все скверно и что будет переворот; я этого не вижу; но ты говоришь, что присяга условное дело, и на это я тебе скажу: что ты лучший мой друг, ты это знаешь, но, составь вы тайное общество, начни вы противодействовать правительству, какое бы оно ни было, я знаю, что мой долг повиноваться ему. И вели мне сейчас Аракчеев идти на вас с эскадроном и рубить – ни на секунду не задумаюсь и пойду. А там суди как хочешь.
После этих слов произошло неловкое молчание. Наташа первая заговорила, защищая мужа и нападая на брата. Защита ее была слаба и неловка, но цель ее была достигнута. Разговор снова возобновился и уже не в том неприятно враждебном тоне, в котором сказаны были последние слова Николая.
Когда все поднялись к ужину, Николенька Болконский подошел к Пьеру, бледный, с блестящими, лучистыми глазами.
– Дядя Пьер… вы… нет… Ежели бы папа был жив… он бы согласен был с вами? – спросил он.
Пьер вдруг понял, какая особенная, независимая, сложная и сильная работа чувства и мысли должна была происходить в этом мальчике во время его разговора, и, вспомнив все, что он говорил, ему стало досадно, что мальчик слышал его. Однако надо было ответить ему.
– Я думаю, что да, – сказал он неохотно и вышел из кабинета.
Мальчик нагнул голову и тут в первый раз как будто заметил то, что он наделал на столе, Он вспыхнул и подошел к Николаю.
– Дядя, извини меня, это я сделал нечаянно, – сказал он, показывая на поломанные сургучи и перья.
Николай сердито вздрогнул.
– Хорошо, хорошо, – сказал он, бросая под стол куски сургуча и перья. И, видимо с трудом удерживая поднятый в нем гнев, он отвернулся от него.
– Тебе вовсе тут и быть не следовало, – сказал он.


За ужином разговор не шел более о политике и обществах, а, напротив, затеялся самый приятный для Николая, – о воспоминаниях 12 го года, на который вызвал Денисов и в котором Пьер был особенно мил и забавен. И родные разошлись в самых дружеских отношениях.
Когда после ужина Николай, раздевшись в кабинете и отдав приказания заждавшемуся управляющему, пришел в халате в спальню, он застал жену еще за письменным столом: она что то писала.
– Что ты пишешь, Мари? – спросил Николай. Графиня Марья покраснела. Она боялась, что то, что она писала, не будет понято и одобрено мужем.
Она бы желала скрыть от него то, что она писала, но вместе с тем и рада была тому, что он застал ее и что надо сказать ему.
– Это дневник, Nicolas, – сказала она, подавая ему синенькую тетрадку, исписанную ее твердым, крупным почерком.
– Дневник?.. – с оттенком насмешливости сказал Николай и взял в руки тетрадку. Было написано по французски:
«4 декабря. Нынче Андрюша, старший сын, проснувшись, не хотел одеваться, и m lle Louise прислала за мной. Он был в капризе и упрямстве. Я попробовала угрожать, но он только еще больше рассердился. Тогда я взяла на себя, оставила его и стала с няней поднимать других детей, а ему сказала, что я не люблю его. Он долго молчал, как бы удивившись; потом, в одной рубашонке, выскочил ко мне и разрыдался так, что я долго его не могла успокоить. Видно было, что он мучился больше всего тем, что огорчил меня; потом, когда я вечером дала ему билетец, он опять жалостно расплакался, целуя меня. С ним все можно сделать нежностью».
– Что такое билетец? – спросил Николай.
– Я начала давать старшим по вечерам записочки, как они вели себя.
Николай взглянул в лучистые глаза, смотревшие на него, и продолжал перелистывать и читать. В дневнике записывалось все то из детской жизни, что для матери казалось замечательным, выражая характеры детей или наводя на общие мысли о приемах воспитания. Это были большей частью самые ничтожные мелочи; но они не казались таковыми ни матери, ни отцу, когда он теперь в первый раз читал этот детский дневник.
5 го декабря было записано:
«Митя шалил за столом. Папа не велел давать ему пирожного. Ему не дали; но он так жалостно и жадно смотрел на других, пока они ели! Я думаю, что наказывать, не давая сластей, развивает жадность. Сказать Nicolas».
Николай оставил книжку и посмотрел на жену. Лучистые глаза вопросительно (одобрял или не одобрял он дневник) смотрели на него. Не могло быть сомнения не только в одобрении, но в восхищении Николая перед своей женой.
«Может быть, не нужно было делать это так педантически; может быть, и вовсе не нужно», – думал Николай; но это неустанное, вечное душевное напряжение, имеющее целью только нравственное добро детей, – восхищало его. Ежели бы Николай мог сознавать свое чувство, то он нашел бы, что главное основание его твердой, нежной и гордой любви к жене имело основанием всегда это чувство удивления перед ее душевностью, перед тем, почти недоступным для Николая, возвышенным, нравственным миром, в котором всегда жила его жена.
Он гордился тем, что она так умна и хороша, сознавая свое ничтожество перед нею в мире духовном, и тем более радовался тому, что она с своей душой не только принадлежала ему, но составляла часть его самого.
– Очень и очень одобряю, мой друг, – сказал он с значительным видом. И, помолчав немного, он прибавил: – А я нынче скверно себя вел. Тебя не было в кабинете. Мы заспорили с Пьером, и я погорячился. Да невозможно. Это такой ребенок. Я не знаю, что бы с ним было, ежели бы Наташа не держала его за уздцы. Можешь себе представить, зачем ездил в Петербург… Они там устроили…
– Да, я знаю, – сказала графиня Марья. – Мне Наташа рассказала.
– Ну, так ты знаешь, – горячась при одном воспоминании о споре, продолжал Николай. – Он хочет меня уверить, что обязанность всякого честного человека состоит в том, чтобы идти против правительства, тогда как присяга и долг… Я жалею, что тебя не было. А то на меня все напали, и Денисов, и Наташа… Наташа уморительна. Ведь как она его под башмаком держит, а чуть дело до рассуждений – у ней своих слов нет – она так его словами и говорит, – прибавил Николай, поддаваясь тому непреодолимому стремлению, которое вызывает на суждение о людях самых дорогих и близких. Николай забывал, что слово в слово то же, что он говорил о Наташе, можно было сказать о нем в отношении его жены.
– Да, я это замечала, – сказала графиня Марья.
– Когда я ему сказал, что долг и присяга выше всего, он стал доказывать бог знает что. Жаль, что тебя не было; что бы ты сказала?
– По моему, ты совершенно прав. Я так и сказала Наташе. Пьер говорит, что все страдают, мучатся, развращаются и что наш долг помочь своим ближним. Разумеется, он прав, – говорила графиня Марья, – но он забывает, что у нас есть другие обязанности ближе, которые сам бог указал нам, и что мы можем рисковать собой, но не детьми.
– Ну вот, вот, это самое я и говорил ему, – подхватил Николай, которому действительно казалось, что он говорил это самое. – А он свое: что любовь к ближнему и христианство, и все это при Николеньке, который тут забрался в кабинет и переломал все.
– Ах, знаешь ли, Nicolas, Николенька так часто меня мучит, – сказала графиня Марья. – Это такой необыкновенный мальчик. И я боюсь, что я забываю его за своими. У нас у всех дети, у всех родня; а у него никого нет. Он вечно один с своими мыслями.
– Ну уж, кажется, тебе себя упрекать за него нечего. Все, что может сделать самая нежная мать для своего сына, ты делала и делаешь для него. И я, разумеется, рад этому. Он славный, славный мальчик. Нынче он в каком то беспамятстве слушал Пьера. И можешь себе представить: мы выходим к ужину; я смотрю, он изломал вдребезги у меня все на столе и сейчас же сказал. Я никогда не видал, чтоб он сказал неправду. Славный, славный мальчик! – повторил Николай, которому по душе не нравился Николенька, но которого ему всегда бы хотелось признавать славным.
– Всё не то, что мать, – сказала графиня Марья, – я чувствую, что не то, и меня это мучит. Чудный мальчик; но я ужасно боюсь за него. Ему полезно будет общество.
– Что ж, ненадолго; нынче летом я отвезу его в Петербург, – сказал Николай. – Да, Пьер всегда был и останется мечтателем, – продолжал он, возвращаясь к разговору в кабинете, который, видимо, взволновал его. – Ну какое мне дело до всего этого там – что Аракчеев нехорош и всё, – какое мне до этого дело было, когда я женился и у меня долгов столько, что меня в яму сажают, и мать, которая этого не может видеть и понимать. А потом ты, дети, дела. Разве я для своего удовольствия с утра до вечера и в конторе, и по делам? Нет, я знаю, что я должен работать, чтоб успокоить мать, отплатить тебе и детей не оставить такими нищими, как я был.
Графине Марье хотелось сказать ему, что не о едином хлебе сыт будет человек, что он слишком много приписывает важности этим делам; но она знала, что этого говорить не нужно и бесполезно. Она только взяла его руку и поцеловала. Он принял этот жест жены за одобрение и подтверждение своих мыслей и, подумав несколько времени молча, вслух продолжал свои мысли.
– Ты знаешь, Мари, – сказал он, – нынче приехал Илья Митрофаныч (это был управляющий делами) из тамбовской деревни и рассказывает, что за лес уже дают восемьдесят тысяч. – И Николай с оживленным лицом стал рассказывать о возможности в весьма скором времени выкупить Отрадное. – Еще десять годков жизни, и я оставлю детям десять тысяч в отличном положении.
Графиня Марья слушала мужа и понимала все, что он говорил ей. Она знала, что когда он так думал вслух, он иногда спрашивал ее, что он сказал, и сердился, когда замечал, что она думала о другом. Но она делала для этого большие усилия, потому что ее нисколько не интересовало то, что он говорил. Она смотрела на него и не то что думала о другом, а чувствовала о другом. Она чувствовала покорную, нежную любовь к этому человеку, который никогда не поймет всего того, что она понимает, и как бы от этого она еще сильнее, с оттенком страстной нежности, любила его. Кроме этого чувства, поглощавшего ее всю и мешавшего ей вникать в подробности планов мужа, в голове ее мелькали мысли, не имеющие ничего общего с тем, о чем он говорил. Она думала о племяннике (рассказ мужа о его волнении при разговоре Пьера сильно поразил ее), различные черты его нежного, чувствительного характера представлялись ей; и она, думая о племяннике, думала и о своих детях. Она не сравнивала племянника и своих детей, но она сравнивала свое чувство к ним и с грустью находила, что в чувстве ее к Николеньке чего то недоставало.
Иногда ей приходила мысль, что различие это происходит от возраста; но она чувствовала, что была виновата перед ним, и в душе своей обещала себе исправиться и сделать невозможное – то есть в этой жизни любить и своего мужа, и детей, и Николеньку, и всех ближних так, как Христос любил человечество. Душа графини Марьи всегда стремилась к бесконечному, вечному и совершенному и потому никогда не могла быть покойна. На лице ее выступило строгое выражение затаенного высокого страдания души, тяготящейся телом. Николай посмотрел на нее.
«Боже мой! что с нами будет, если она умрет, как это мне кажется, когда у нее такое лицо», – подумал он, и, став перед образом, он стал читать вечерние молитвы.


Наташа, оставшись с мужем одна, тоже разговаривала так, как только разговаривают жена с мужем, то есть с необыкновенной ясностью и быстротой познавая и сообщая мысли друг друга, путем противным всем правилам логики, без посредства суждений, умозаключений и выводов, а совершенно особенным способом. Наташа до такой степени привыкла говорить с мужем этим способом, что верным признаком того, что что нибудь было не ладно между ей и мужем, для нее служил логический ход мыслей Пьера. Когда он начинал доказывать, говорить рассудительно и спокойно и когда она, увлекаясь его примером, начинала делать то же, она знала, что это непременно поведет к ссоре.
С того самого времени, как они остались одни и Наташа с широко раскрытыми, счастливыми глазами подошла к нему тихо и вдруг, быстро схватив его за голову, прижала ее к своей груди и сказала: «Теперь весь, весь мой, мой! Не уйдешь!» – с этого времени начался этот разговор, противный всем законам логики, противный уже потому, что в одно и то же время говорилось о совершенно различных предметах. Это одновременное обсуждение многого не только не мешало ясности понимания, но, напротив, было вернейшим признаком того, что они вполне понимают друг друга.
Как в сновидении все бывает неверно, бессмысленно и противоречиво, кроме чувства, руководящего сновидением, так и в этом общении, противном всем законам рассудка, последовательны и ясны не речи, а только чувство, которое руководит ими.
Наташа рассказывала Пьеру о житье бытье брата, о том, как она страдала, а не жила без мужа, и о том, как она еще больше полюбила Мари, и о том, как Мари во всех отношениях лучше ее. Говоря это, Наташа призналась искренно в том, что она видит превосходство Мари, но вместе с тем она, говоря это, требовала от Пьера, чтобы он все таки предпочитал ее Мари и всем другим женщинам, и теперь вновь, особенно после того, как он видел много женщин в Петербурге, повторил бы ей это.
Пьер, отвечая на слова Наташи, рассказал ей, как невыносимо было для него в Петербурге бывать на вечерах и обедах с дамами.
– Я совсем разучился говорить с дамами, – сказал он, – просто скучно. Особенно, я так был занят.
Наташа пристально посмотрела на него и продолжала:
– Мари, это такая прелесть! – сказала она. – Как она умеет понимать детей. Она как будто только душу их видит. Вчера, например, Митенька стал капризничать…
– Ах, как он похож на отца, – перебил Пьер.
Наташа поняла, почему он сделал это замечание о сходстве Митеньки с Николаем: ему неприятно было воспоминание о его споре с шурином и хотелось знать об этом мнение Наташи.
– У Николеньки есть эта слабость, что если что не принято всеми, он ни за что не согласится. А я понимаю, ты именно дорожишь тем, чтобы ouvrir un carriere [открыть поприще], – сказала она, повторяя слова, раз сказанные Пьером.
– Нет, главное для Николая, – сказал Пьер, – мысли и рассуждения – забава, почти препровождение времени. Вот он собирает библиотеку и за правило поставил не покупать новой книги, не прочтя купленной, – и Сисмонди, и Руссо, и Монтескье, – с улыбкой прибавил Пьер. – Ты ведь знаешь, как я его… – начал было он смягчать свои слова; но Наташа перебила его, давая чувствовать, что это не нужно.
– Так ты говоришь, для него мысли забава…
– Да, а для меня все остальное забава. Я все время в Петербурге как во сне всех видел. Когда меня занимает мысль, то все остальное забава.
– Ах, как жаль, что я не видала, как ты здоровался с детьми, – сказала Наташа. – Которая больше всех обрадовалась? Верно, Лиза?
– Да, – сказал Пьер и продолжал то, что занимало его. – Николай говорит, мы не должны думать. Да я не могу. Не говоря уже о том, что в Петербурге я чувствовал это (я тебе могу сказать), что без меня все это распадалось, каждый тянул в свою сторону. Но мне удалось всех соединить, и потом моя мысль так проста и ясна. Ведь я не говорю, что мы должны противудействовать тому то и тому то. Мы можем ошибаться. А я говорю: возьмемтесь рука с рукою те, которые любят добро, и пусть будет одно знамя – деятельная добродетель. Князь Сергий славный человек и умен.
Наташа не сомневалась бы в том, что мысль Пьера была великая мысль, но одно смущало ее. Это было то, что он был ее муж. «Неужели такой важный и нужный человек для общества – вместе с тем мой муж? Отчего это так случилось?» Ей хотелось выразить ему это сомнение. «Кто и кто те люди, которые могли бы решить, действительно ли он так умнее всех?» – спрашивала она себя и перебирала в своем воображении тех людей, которые были очень уважаемы Пьером. Никого из всех людей, судя по его рассказам, он так не уважал, как Платона Каратаева.
– Ты знаешь, о чем я думаю? – сказала она, – о Платоне Каратаеве. Как он? Одобрил бы тебя теперь?
Пьер нисколько не удивлялся этому вопросу. Он понял ход мыслей жены.
– Платон Каратаев? – сказал он и задумался, видимо, искренно стараясь представить себе суждение Каратаева об этом предмете. – Он не понял бы, а впрочем, я думаю, что да.