Маэлсехнайлл мак Маэл Руанайд

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Маэлсехнайлл мак Маэл Руанайд
ирл. Máelsechnaill mac Máele Ruanaid
король Миде
843/845 — 862
Предшественник: Маэл Руанайд мак Доннхада или Фланн мак Маэл Руанайд
Преемник: Лоркан мак Катайл
верховный король Ирландии
846 — 862
Предшественник: Ниалл Калле
Преемник: Аэд Финдлиат
 
Смерть: 27 или 30 ноября 862
Род: Кланн Холмайн
Отец: Маэл Руанайд мак Доннхада
Мать: Арок инген Катайл
Супруга: 1. NN
2. Ланд инген Дунлайнге
Дети: от 1-го брака:
дочь: Айлби
от 2-го брака:
сыновья: Фланн Синна, Энгус и NN
дочери: Лигах и Муйргел

Ма́элсехнайлл мак Ма́эл Руанайд[К 1] (Маэл Сехнайлл мак Маэл Руанайд; ирл. Máelsechnaill mac Máele Ruanaid, Máel Sechnaill mac Máele Ruanaid; умер 27[1] или 30 ноября[2][3] 862) — король Миде (843/845—862) и верховный король Ирландии (846—862). Первый из монархов Ирландии, подчинивший своей верховной власти все королевства острова, и один из немногих, удостоившихся у своих современников титула «король всей Ирландии».





Биография

Ранние годы

Маэлсехнайлл был сыном главы Кланн Холмайн (англ.) и короля Миде Маэл Руанайда мак Доннхады и Арок, дочери Катала мак Фиахраха из Северной Бреги (Наута)[3]. Первое упоминание о Маэлсехнайлле в современных ему исторических источниках относится к 839 году, когда ирландские анналы (англ.) засвидетельствовали осуществлённое им убийство эконома аббатства Дарроу (англ.) Круннмаэля мак Фианнамайла[4][5].

Правление отца Маэлсехнайлла пришлось на очень трудное для Миде время, когда королевство неоднократно подвергалось нападениям врагов. Из них наиболее опасными были викинги и король Мунстера Федлимид мак Кримтайнн (англ.). Маэл Руанайд не сумел оказать достойного отпора этим вторжениям, что вызвало сильное недовольство его правлением как среди септов, подчинённых королю Миде, так и среди представителей самой правящей династии. В 841 году это привело к мятежу против власти Маэл Руанайда его собственного племянника Диармайта мак Конхобайра. По свидетельству «Анналов Ульстера», Диармайту даже удалось заставить короля Миде отречься от престола, однако в тот же день глава мятежников был убит Маэлсехнайллом[6]. В этом же году правитель Мунстера в битве при Маг Охтайре потерпел серьёзное поражение от верховного короля Ирландии Ниалла Калле[7] и это положило конец вторжениям Федлимида в соседние с его владениями королевства[3][8][9][10][11].

Король Миде

Король Маэл Руанайд мак Доннхада скончался в 843 году[12]. О том, кто стал его преемником в Кланн Холмайн и Миде, источники сообщают противоречивые сведения. Часть анналов называют им Маэлсехнайлла, однако составленное в XII веке сочинение «Пророчество Берхана (англ.)» сообщает, что новым королём Миде стал его брат Фланн. На основании этих данных историки считают, что после смерти Маэл Руанайда в Кланн Холмайн началась борьба за власть, завершившаяся только в 845 году, когда Маэлсехнайллу удалось разбить в сражении войско Фланна и его союзника Доннхада мак Фалломайна. Фланн пал на поле боя и это позволило Маэлсехнайллу сосредоточить в своих руках всю власть над Кланн Холмайн и королевством Миде[13][14].

В отличие от своего отца, с самого начала правления Маэлсехнайлл мак Маэл Руанайд вступил в борьбу с викингами, базы (англ.) которых в Дублине и Линд Дуахайлле (современный Аннагассан) находились на территории его владений[10]. Уже в 845 году королю Миде удалось пленить самого известного из вождей норманнов того времени, Тургейса, и утопить его в озере Лох-Оуэл (англ.)[15]. Ирландские анналы очень лаконично описывают это событие. Британский историк XII века Гиральд Камбрийский сообщал в своём труде «Топография Ирландии (англ.)» дополнительные подробности, но современные историки считают его сведения малодостоверными. Согласно Гиральду, Тургейс полюбил дочь Маэлсехнайлла. Воспользовавшись этим, король ирландцев пообещал королю норманнов отдать дочь в жёны и назначил местом встречи жениха и невесты один из озёрных островков. Однако когда Тургейс прибыл на остров с немногочисленной свитой, на него напали несколько молодых ирландских воинов, переодетых в женские платья. Вождь викингов был убит, а его тело сброшено в озеро[16]. Это убийство на некоторое время снизило активность нападений норманнов на земли Ирландии[17][18].

Верховный король Ирландии

Начало правления

В 846 году погиб верховный король Ирландии Ниалл Калле[19] и Маэлсехнайлл мак Маэл Руанайд унаследовал после него титул «король Тары»[20].

В первый же год своего правления Маэлсехнайлл совместно с королём Лейнстера Руарком мак Брайном совершил поход против одного из подчинённых ему правителей, короля Южной Бреги (Лагора (англ.)) Тигернаха мак Фокартая, но потерпел поражение и потерял при отступлении многих воинов[21]. Осуществлённый в 847 году верховным королём поход против разбойников из числа Луигни (англ.) и Гайленга (англ.), которые, подражая викингам, жили грабежом окрестных земель, был намного более успешным: Маэлсехнайлл разрушил построенный ими военный лагерь на озере Лох-Рамор (англ.) и полностью прекратил их бесчинства[22][23].

Победы над викингами

848 год ознаменовался четырьмя крупными победами, одержанными различными ирландскими правителями над викингами. Среди победителей норманнов был и Маэлсехнайлл, который в сражении при Фарраге (около современного Скрина) уничтожил 700 вражеских воинов[24]. Эти события стали поводом для отправления посольства ко двору правителя Западно-Франкского государства Карла II Лысого. По сообщению «Бертинских анналов», послы сообщили королю об одержанных ирландцами победах и просили предоставить им возможность отправиться с паломничеством в Рим[25]. Вероятно, в составе посольства был и Седулий Скотт, оставшийся жить во Франкии и ставший одним из видных деятелей Каролингского возрождения. Предполагается, что отправителем посольства мог быть или Маэлсехнайлл мак Маэл Руанайд[26], или король Мунстера Олхобар мак Кинаэда (англ.), также разгромивший в этом году войско викингов[17][27], или это было общее посольство всех ирландских правителей[28].

В 849 году в Ирландию приплыл большой флот викингов из 140 кораблей. Целью новоприбывших, которых ирландские анналы называли «чёрные чужеземцы (англ.)», и которые, вероятно, были данами, было установление власти над уже жившими на острове «белыми чужеземцами»-норвежцами[29]. Между викингами произошло несколько сражений, не давших преимущества ни одной из сторон. Король Маэлсехнайлл мак Маэл Руанайд воспользовался этим междоусобием, заключил союз со своим недавним противником, Тигернахом мак Фокартаем из Лагора, и вместе с ним захватил и разграбил Дублин[30], а затем осадил Круфайт на реке Бойн[17][18][31][32].

Война с Кинаэдом мак Конайнгом

Заключение союза с королём Лагора привело Маэлсехнайлла к конфликту с подчинённым ему королём Северной Бреги (Наута) Кинаэдом мак Конайнгом. Этот правитель уже несколько лет безуспешно боролся с Тигернахом мак Фокартаем за титул короля всей Бреги. Недовольный тем, что верховный король отдал предпочтение его сопернику, Кинаэд в 850 году поднял мятеж, заключил союз с викингами и напал на владения Маэлсехнайлла и Тигернаха. Он разорил земли Миде от реки Шаннон до морского побережья, затем захватил и сравнял с землёй королевскую резиденцию правителя Лагора, а в селении Тревет сжёг ораторий вместе со всеми укрывшимися там людьми. «Анналы Ульстера» сообщают о семидесяти погибших, однако «Хроника скоттов» свидетельствует, что в Тревете по приказу Кинаэда были заживо сожжены двести семьдесят человек, и ещё шестьдесят погибли при пожаре в церкви Нуарраха[20][31][33][34].

Отомстить мятежнику верховный король смог только в следующем году. По свидетельству «Фрагментарных анналов Ирландии», Маэлсехнайлл и Тигернах пригласили Кинаэда на переговоры, якобы, для примирения и заключения с ним союза против викингов. Получив гарантии своей безопасности от представителей духовенства, в 851 году король Наута прибыл к месту встречи. Однако здесь он был схвачен и по повелению верховного короля, несмотря на заступничество ирландской знати и аббата Армы, утоплен в «грязном ручье»[35]. Кинаэд мак Конайнг стал первым ирландским правителем, казнённым путём заимствованного Маэлсехнайллом у викингов утопления[20][31][33]. Несмотря на деяния Кинаэда, приведшие к его гибели, ирландские анналы более осуждают Маэлсехнайлла, обвиняя верховного короля в игнорировании заступничества за казнённого ирландского духовенства[18].

Новые походы викингов

В 851 году к берегам Ирландии на 160 судах прибыло новое войско «чёрных чужеземцев». Его предводителями ирландские анналы называют Анлава и Ивара. Первого из них современные историки иногда идентифицируют с Олавом Белым (англ.), ещё одним конунгом данов, который в исландских сагах упоминается как король Дублина, второго — с Иваром Бескостным. В отличие от своих предшедственников, приплывших в 849 году, им удалось в следующие три года нанести несколько крупных поражений викингам-норвежцам и установить свою власть над большей частью норманнских лонгфортов. По свидетельству различных исторических источников, в 853 году Олав Белый смог утвердиться в Дублине, а Анлав взять дань с ирландцев, в том числе, вероятно, и с верховного короля Маэлсехнайлла мак Маэл Руанайда[18][36][37][38].

Установление власти над ирландскими королевствами

Подчинение Ульстера

Несмотря на активизацию действий викингов в Ирландии в 850-х годах, основная деятельность Маэлсехнайлла мак Маэл Руанайда в этот период была направлена на подчинение своей верховной власти правителей других королевств острова. К 850 году авторитет Маэлсехнайлла как верховного короля Ирландии безоговорочно признавали только короли Коннахта и Лейнстера. Его влияние в последнем из этих королевств было столь велико, что к концу его жизни сан управлявших многие годы всем Лейнстером представителей династии Уи Дунлайнге (англ.) был низведён до уровня правителей местных септов[39].

В 851 году в аббатстве Арма состоялась встреча Маэлсехнайлла с королём Ульстера Матуданом мак Муйредайгом (англ.) и представителями коннахтской знати. На этом собрании также присутствовали и представители духовенства обои королевств, включая аббата-епископа Армы (англ.) Диармайта уа Тигернайна (англ.) и аббата (англ.) Клонарда (англ.) Суайрлеха (англ.). Здесь король Матудан объявил о признании над собой власти верховного короля[20][40][41]. Собрание в Арме стало очередной демонстрацией Маэлсехнайллом силы своей власти как короля Тары[42].

В 852 году Маэлсехнайлл снова выступил с войском против викингов и нанёс им поражение в бою[43].

Подчинение Мунстера

Затем главной целью Маэлсехнайлла мак Маэл Руанайда стал Мунстер, находившийся в кризисе после смерти в 847 году короля Федлимида мак Кримтайнна. Сюда верховный король Ирландии совершил три похода[3][8].

По сообщению «Анналов Ульстера», в 854 году Маэлсехнайлл дошёл с войском до Типперэри и взял заложников, а по свидетельству «Фрагментарных анналов Ирландии» — по повелению верховного короля против мунстерцев выступил и его шурин Кербалл мак Дунлайнге, подчинённый королю Мунстера правитель Осрайге[44]. Во время похода 856 года Маэлсехнайлл ограничился взятием заложников[45].

Описывая события 856 года, анналы сообщают, что в этом году была «большая война язычников [то есть викингов] и Маэлсехнайлла». Союзниками верховного короля «Анналы Ульстера» называют норвежцо-гэлов (англ.), потомков от смешанных браков викингов и ирландцев[18][46]. Это первое в ирландской истории упоминание этого сообщества[47][48]. Анналы очень кратко описывают обстоятельства этого конфликта. Известно только, что в 856 году викинги сожгли две церкви во владениях Маэлсехнайлла[49], а затем в течение этого и следующего года одержали на землях Мунстера несколько побед над союзными верховному королю норвежцо-гэлам. Вероятно, в 858 году эти союзники Маэлсехнайлла мак Маэл Руанайда потерпели окончательное поражение, так как с этого времени сообщения о них пропадают из источников[50].

В 858 году король Осрайге Кербалл мак Дунлайнге по неизвестной причине поднял мятеж против Маэлсехнайлла мак Маэл Руанайда. Объединившись с предводителем викингов Иваром, он разграбил земли подчинённого королю Миде септа Кенел Фиахах и владения норвежцо-гэлов, а также предъявил притязания на земли союзного верховному королю Лейнстера. В ответ Маэлсехнайлл совершил поход в Мунстер с войском «людей Ирландии», которое составляли воины не только из Миде, но и из других королевств острова. Простояв десять дней лагерем на берегу реки Блэкуотер, верховный король нанёс при Карн Лугдахе тяжелое поражение войску правителей мунстерских септов, а затем разграбил земли десси до самого моря, став первым из королей-Уи Нейллов, достигших южного побережья Ирландии. Завершая поход, Маэлсехнайлл мак Маэл Руанайд первым из верховных королей Ирландии взял заложников от Мунстера, и не только от здешнего короля Маэл Гуале (англ.), но и от всех септов этого королевства[51]. Этот акт знаменовал собой подчинение Мунстера верховной власти короля Маэлсехнайлла[8][52].

Из подданных короля Мунстера сопротивление Маэлсехнайллу мак Маэл Руанайду продолжил оказывать только Кербалл мак Дунлайнге. В 859 году король Осрайге заключил новый союз с предводителями викингами Анлавом и Иваром, хотя те ранее дали верховному королю Ирландии заложников и поклялись соблюдать с ним мир. Собрав большое войско, Кербалл вторгся в земли Миде, дошёл с войском до самой Армы и три месяца беспрепятственно разорял владения Маэлсехнайлла[53][54].

Несмотря на это нападение, Маэлсехнайлл мак Маэл Руанайд в этом же году созвал в селении Рахью (др.‑ирл. Rahugh; на границе современных графств Уэстмит и Оффали) королевское собрание. На нём присутствовало множество представителей светской и церковной знати Ирландии[К 2]. Здесь при поддержке духовенства Маэлсехнайлл добился от короля Маэл Гуале согласия на отторжение от его мунстерских владений Осрайге. Хотя формально отделённые земли перешли под контроль правителей Лейнстера, в действительности они оказались в сфере влияния короля Маэлсехнайлла. Подобное решение, соответствовавшее интересам претендовавшего на власть над Лейнстером короля Кербалла мак Дунлайнге, привело к заключению мира между правителем Осрайге и верховным королём. Возможно, здесь же было заключено соглашение о женитьбе Кербалла на дочери Маэлсехнайлла Айлби[8]. Все последующие годы король Осрайге был верным союзником верховного короля[53][55]. Королевское собрание в Рахью было временем наибольшего влияния Маэлсехнайлла мак Маэл Руанайда на дела в Ирландии и апогеем его правления[3][56].

Последние годы

Однако уже в 860 году Маэлсехнайлл мак Маэл Руанайд столкнулся с новым опасным противником — королём Айлеха из рода Кенел Эогайн (англ.) Аэдом Финдлиатом. Ирландские анналы называют зачинщиком мятежа против верховного короля союзника Аэда, правителя Северной Бреги (Наута) Фланна мак Конайнга, таким образом мстившего Маэлсехнайллу за казнь в 851 году своего брата Кинаэда. В ответ верховный король собрал большое войско не только из воинов Миде, но и из лейнстерцев, коннахтцев и мунстерцев, выступил вместе с Кербаллом мак Дунлайнге к Арме и нанёс поражение мятежникам, когда Аэд и Фланн совершили ночное нападение на его лагерь[57]. Несмотря на победу, Маэлсехнайллу не удалось сломить сопротивление Аэда Финдлиата, который в 861 году заключил союз с дублинскими викингами и с их помощью разграбил Миде[58]. Анналы сообщают о том, что в этом же году Маэлсехнайллу и Кербаллу удалось разбить дублинских норманнов при Драмомью (ирл. Drumomuy), но что уже в 862 году Аэд, викинги и Фланн мак Конайнг снова совершили совместный набег на Миде[59]. Конец конфликту между правителями Миде и Айлеха положила только смерть верховного короля Ирландии[38][60].

Маэлсехнайлл мак Маэл Руанайд скончался 27[1] или 30[2][3] ноября 862 года[К 3][61]. «Фрагментарные анналы Ирландии» сообщают, что верховный король был убит, но не приводят об обстоятельствах этого события никаких подробностей[62]. Власть в Миде и Кланн Холмайн после смерти Маэлсехнайлла была разделена между Лорканом мак Катайлом и соправителем того Конхобаром мак Доннхадой, а титул верховного короля Ирландии перешёл к правителю Айлеха Аэду Финдлиату[63].

Семья

Маэлсехнайлл мак Маэл Руанайд был дважды женат[2].

Имя первой супруги Маэлсехнайлла неизвестно. Ребёнком от этого брака была дочь Айлбе. По свидетельству трактата XII века «Banshenchas» («О известных женщинах»), она была супругой короля Коннахта Конхобара мак Тайдг Мора и короля Осрайге Кербалла мак Дунлайнге. Этот же источник называет детьми Айлбе королей Тадга мак Конхобайра и Диармайта мак Кербайлла[8][64].

Второй женой Маэлсехнайлла была Ланд (умерла в 890)[К 4], дочь короля Осрайге Дунлайнга мак Фергайле. Их детьми были три сына и две дочери:

  • Фланн Синна (около 847/848—25 мая 916) — король Миде (877—916) и верховный король Ирландии (879—916)
  • Энгус (умер 7 февраля 915)[К 5]
  • неизвестный по имени сын
  • Лигах (умерла в 923) — вероятно, жена неназываемого в исторических источниках по имени короля Бреги
  • Муйргел (умерла в 928).

Итоги правления

Сообщая о кончине Маэлсехнайлла мак Маэл Руанайда, «Анналы Ульстера» называют его «королём всей Ирландии» (др.‑ирл. rí nÉrenn), тем самым выделяя из числа прочих верховных королей, удостоившихся только титулования «короли Тары». Из всех монархов острова анналы лишь о двенадцати говорят как о «королях Ирландии»[К 6]. О том, что Маэлсехнайлл наделялся подобным титулом уже вскоре после своей смерти, свидетельствуют надписи на нескольких сохранившихся до наших дней кельтских крестах. Из них один был установлен в Осрайге во время правления короля Кербалла мак Дунлайнге, другой поставил в Киннитти сын Маэлсехнайлла Фланн Синна[18][65][66]. Эти факт свидетельствует о той большой роли, которую, по мнению ирландцев, Маэлсехнайлл сыграл в истории острова[8][67].

Анналы акцентируют своё внимание на двух направлениях деятельности Маэлсехнайлла мак Маэл Руанайда. Те, которые были созданы уже через значительное время после правления этого монарха, уделяют наибольшее внимание его успешной борьбе с викингами. Однако более близкие по времени к Маэллсехнайллу исторические источники больше превозносят его за усилия, приложенные им для установления верховной власти королей Тары над всеми ирландскими королевствами. Описывая его правление, анналы отмечают, что он был первым верховным королём, взявшим дань и заложников со всех королевств острова, и первым ирландских монархом, сумевшим собрать для похода настолько огромное войско[3]. Подчинение Маэлсехнайллом мак Маэл Руанайдом большинства правителей острова позволяет историкам считать его подлинным основателем института верховного короля Ирландии, наделённого не только церемониальными функциями, но и реальной властью[8][68]. Вероятно, консолидации власти в руках Маэлсехнайлла значительно способствовала угроза со стороны викингов, заставившая ирландских правителей координировать свои усилия в борьбе с ними[3][18].

Однако достижения Маэлсехнайлла мак Маэл Руанайда оказались очень недолговечными. Уже его преемник на престоле Тары, Аэд Финдлиат, утратил контроль над правителями крупнейших ирландских королевств — Ульстера, Мунстера, Осрайге, Коннахта и Лейнстера. В полной мере восстановить власть верховных королей Ирландии удалось только представителям династии О’Брайен (англ.), правившим более чем через столетие после смерти Маэлсехнайлла[38].

Напишите отзыв о статье "Маэлсехнайлл мак Маэл Руанайд"

Комментарии

  1. В трудах историков, работавших до начала XX века, в отношении Маэлсехнайлла мак Маэл Руанайда использовалась также англоязычная форма его имени — Малахия (англ. Malachy). На основании списков верховных королей его считали первым монархом Ирландии, носившим это имя (Малахия I). Сейчас подобное титулование считается устаревшим.
  2. В том числе, аббаты Фетгно мак Нехтайн из Армы и Суайрлех инд Эйднен мак Киарайн из Клонарда
  3. Разночтения в дате смерти Маэлсехнайлла мак Маэл Руанайда обусловлены ошибкой, содержавшейся в ирландских анналах. Согласно их сообщениям, верховный король Ирландии скончался «…в среду, 30 ноября…». Однако в 862 году 30 ноября было субботой. На основании этого ряд историков считает, что анналы правильно называют день недели, когда умер Маэлсехнайлл, и датирует его смерть 27 ноября. Те же, кто считает, что ошибочно указан именно день недели, называют датой кончины 30 ноября.
  4. Также как и для Маэлсехнайлла мак Маэл Руанайда для Ланд это был уже второй брак. Первым её супругом был правитель лейнстерского суб-королевства Лойгис Гаетин, от которого Ланд имела сына Кеннетига. После смерти Маэлсехнайлла она стала супругой нового верховного короля Ирландии Аэда Финдлиата[2].
  5. «Анналы Ульстера» и «Анналы четырёх мастеров» называют Энгуса внуком Маэлсехнайлла мак Маэл Руанайда. Однако они, вероятно, ошибаются, идентифицируя этого Энгуса с одноимённым сыном Фланна Синны, погибшим в 911 году[2].
  6. Предшествовавшим Маэлсехнайллу мак Маэл Руанайду ирландским монархом с таким титулом был Лоингсех мак Энгуссо (погиб в 703), следующим — Ниалл Глундуб (погиб в 919).

Примечания

  1. 1 2 Бирн Ф. Д., 2006, с. 301.
  2. 1 2 3 4 5 [fmg.ac/Projects/MedLands/IRELAND.htm#_Toc293132229 Ireland] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 13 октября 2012. [www.webcitation.org/6Bq07XCko Архивировано из первоисточника 1 ноября 2012].
  3. 1 2 3 4 5 6 7 8 [www.oxforddnb.com/index/17/101017770 Máel Sechnaill mac Máele Ruanaid] (англ.). Oxford Dictionary of National Biography. Проверено 13 октября 2012. [www.webcitation.org/6Bq08L9yc Архивировано из первоисточника 1 ноября 2012].
  4. Анналы Ульстера (год 839.6).
  5. Hudson B. T., 1996, p. 128.
  6. Анналы Ульстера (год 841.2).
  7. Анналы Ульстера (год 841.5).
  8. 1 2 3 4 5 6 7 [books.google.ru/books?id=kVslRbrSH7QC Medieval Ireland. An Encyclopedia] / Duffy S. — New York & London: Routledge, 2005. — P. 309—310. — 584 p. — ISBN 978-0-4159-4052-8.
  9. Charles-Edwards T. M., 2000, p. 596.
  10. 1 2 Barlett T., Jeffery K., 1997, p. 47.
  11. Hudson B. T., 1996, p. 127.
  12. Анналы Ульстера (год 843.1).
  13. Анналы Ульстера (год 845.7).
  14. Hudson B. T., 1996, p. 127—128.
  15. Анналы Ульстера (год 845.8).
  16. Girald Cambriensis. [www.yorku.ca/inpar/topography_ireland.pdf The Topography of Ireland (III, 40)] // Medieval Latin Series. — Cambridge, Ontario, 2000.
  17. 1 2 3 Бирн Ф. Д., 2006, с. 297.
  18. 1 2 3 4 5 6 7 Ó Corráin D. [www.ucc.ie/celt/General%20Vikings%20in%20Ireland.pdf The Vikings & Ireland]. — P. 14—20.
  19. Анналы Ульстера (год 846.3).
  20. 1 2 3 4 Hudson B. T., 1996, p. 129.
  21. Анналы Ульстера (год 846.7).
  22. Анналы Ульстера (год 847.3).
  23. A New History of Ireland, 2008, p. 614.
  24. Анналы Ульстера (год 848.4).
  25. Бертинские анналы (год 848).
  26. Диллон М., Чедвик Н. К. Кельтские королевства. — СПб.: Издательская группа «Евразия», 2002. — С. 237. — ISBN 5-8071-0108-1.
  27. A New History of Ireland, 2008, p. 615.
  28. Charles-Edwards T. M., 2000, p. 598.
  29. Анналы Ульстера (год 849.6); Хроника скоттов (год 849).
  30. Хроника скоттов (год 849).
  31. 1 2 3 A New History of Ireland, 2008, p. 616.
  32. Анналы Ульстера (год 849.12).
  33. 1 2 Бирн Ф. Д., 2006, с. 298.
  34. Анналы Ульстера (год 850.3); Хроника скоттов (без года).
  35. Анналы Ульстера (год 851.2); Фрагментарные анналы Ирландии (№ 234).
  36. Анналы Ульстера (год 853.2).
  37. Charles-Edwards T. M., 2000, p. 597.
  38. 1 2 3 A New History of Ireland, 2008, p. 617.
  39. Downham C., 2007, p. 20—21.
  40. Анналы Ульстера (год 851.5).; Фрагментарные анналы Ирландии (№ 251).
  41. Бирн Ф. Д., 2006, с. 149, 254 и 298.
  42. Charles-Edwards T. M., 2000, p. 279.
  43. Фрагментарные анналы Ирландии (№ 236).
  44. Анналы Ульстера (год 854.2); Фрагментарные анналы Ирландии (№ 246).
  45. Анналы Ульстера (год 856.2).
  46. Анналы Ульстера (год 856.3).
  47. Бирн Ф. Д., 2006, с. 298—299.
  48. Barlett T., Jeffery K., 1997, p. 48.
  49. Анналы Ульстера (год 856.8).
  50. Downham C., 2007, p. 17—18.
  51. Анналы Ульстера (год 858.4); Фрагментарные анналы Ирландии (№ 260); Хроника скоттов (год 858).
  52. Бирн Ф. Д., 2006, с. 189 и 299—300.
  53. 1 2 Бирн Ф. Д., 2006, с. 300.
  54. Анналы Ульстера (год 859.2); Фрагментарные анналы Ирландии (№ 265).
  55. Анналы Ульстера (год 859.3); Фрагментарные анналы Ирландии (№ 268).
  56. Barlett T., Jeffery K., 1997, p. 49.
  57. Анналы Ульстера (год 860.1); Фрагментарные анналы Ирландии (№ 267 и 279).
  58. Анналы Ульстера (год 861.1).
  59. Анналы Ульстера (год 862.2).
  60. Бирн Ф. Д., 2006, с. 300—301.
  61. Анналы Ульстера (год 862.5).
  62. Фрагментарные анналы Ирландии (№ 293).
  63. Downham C., 2007, p. 20.
  64. Dobbs M. S. [archive.org/stream/revueceltique48pari#page/186/mode/2up The Ban-Shenhus] // Revue Celtique. — Paris: Libraire Ancienne Honore Champion, 1931. — Vol. XLVIII. — P. 187.
  65. A New History of Ireland, 2008, p. 710.
  66. Hudson B. T., 1996, p. 131.
  67. Бирн Ф. Д., 2006, с. 139 и 291—292.
  68. Бирн Ф. Д., 2006, с. 294 и 303.

Литература

  • Бирн Ф. Д. Короли и верховные правители Ирландии. — СПб.: Евразия, 2006. — 368 с. — ISBN 5-8071-0169-3.
  • [books.google.ru/books?id=Kk_QygAACAAJ A New History of Ireland] / Ó Cróinín D. — Oxford: Oxford University Press, 2008. — 1219 p. — ISBN 978-0-1992-2665-8.
  • Barlett T., Jeffery K. [books.google.ru/books?id=MPZiWhhAmXAC A Militar History of Ireland]. — Cambridge: Cambridge University Press, 1997. — 592 p. — ISBN 978-0-5216-2989-8.
  • Charles-Edwards T. M. [books.google.ru/books?id=g6yq2sKLlFkC Early Christian Ireland]. — Cambridge: Cambridge University Press, 2000. — 728 p. — ISBN 978-0-5213-6395-2.
  • Downham C. [books.google.ru/books?id=j-sWAQAAIAAJ Viking Kings of Britain and Ireland. The Dynasty of Ívarr to A.D. 1014]. — Edinburg: Dunedin Academic Press, 2007. — ISBN 978-1-9037-6589-0.
  • Hudson B. T. [books.google.ru/books?id=uMtuva92HwwC Prophecy of Berchán: Irish and Scottish High-Kings of the Early Middle Ages]. — Westport: Greenwood Publishing Group, 1996. — 271 p. — ISBN 978-0-3132-9567-6.

Ссылки

  • [www.ucc.ie/celt/published/T100001A/index.html The Annals of Ulster] (англ.). CELT: The Corpus of Electronic Texts. Проверено 13 октября 2012. [www.webcitation.org/6Bmx2xwGh Архивировано из первоисточника 30 октября 2012].
  • [www.ucc.ie/celt/published/T100017/index.html Fragmentary Annals of Ireland] (англ.). CELT: The Corpus of Electronic Texts. Проверено 13 октября 2012. [www.webcitation.org/6Bq098xah Архивировано из первоисточника 1 ноября 2012].
  • [www.ucc.ie/celt/published/T100016/index.html Chronicon Scotorum] (англ.). CELT: The Corpus of Electronic Texts. Проверено 13 октября 2012. [www.webcitation.org/6Bq09qrf8 Архивировано из первоисточника 1 ноября 2012].

Отрывок, характеризующий Маэлсехнайлл мак Маэл Руанайд

– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.


Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.