Мгебров-Уайт

Бронеавтомобиль «Мгебров-Уайт» во дворе Ижорского завода, 1915 год.
«Мгебров-Уайт»
Классификация	Пушечно-пулемётный бронеавтомобиль
Экипаж, чел.	6
История
Производитель	Ижорский завод
Годы разработки	1915
Годы производства	1915
Годы эксплуатации	1915—1920(?)
Количество выпущенных, шт.	1
Основные операторы
Размеры
Длина корпуса, мм	4870
Ширина корпуса, мм	2230
Высота, мм	2390
Бронирование
Тип брони	Стальная катаная
Лоб корпуса, мм/град.	7
Борт корпуса, мм/град.	6
Корма корпуса, мм/град.	6
Днище, мм	4
Крыша корпуса, мм	5
Лоб башни, мм/град.	7
Лоб рубки, мм/град.	7
Борт башни, мм/град.	7
Борт рубки, мм/град.	6
Корма рубки, мм/град.	7
Крыша башни, мм	5
Крыша рубки, мм/град.	5
Вооружение
Калибр и марка пушки	37-мм пушка Гочкисса
Тип пушки	нарезная
Углы ГН, град.	260—270°
Прицелы	оптико-механический прицел
Пулемёты	2 × 7,62-мм «Максим»
Подвижность
Тип двигателя	«Уайт», бензиновый, 4-цилиндровый, карбюраторный, рядный, жидкостного охлаждения, рабочим объёмом 3672 см³
Мощность двигателя, л. с.	35
Скорость по шоссе, км/ч	42
Скорость по пересечённой местности, км/ч	18-20
Запас хода по шоссе, км	230—250
Запас хода по пересечённой местности, км	150 км
Колёсная формула	4 × 2
Тип подвески	зависимая, на листовых рессорах

«Мгебров-Уайт» (также «Уайт» Мгеброва) — пушечно-пулемётный бронеавтомобиль Российской империи. Создан в 1915 году в ходе Первой мировой войны по проекту штабс-капитана В. А. Мгеброва на базе двухосного заднеприводного грузовика «Уайт». Как и другие бронемашины Мгеброва, отличался широким использованием так называемого рационального бронирования — установки бронелистов под значительными углами наклона, что повышало их пулестойкость.

История создания

История броневика «Мгебров-Уайт» началась в ноябре 1914 года, когда отставной полковник инженерных войск Черемзин обратился в Военное ведомство с предложением о создании «броневой автомобильной разведывательной команды», состоящей из нескольких бронемашин. Заинтересовавшееся предложением Военное ведомство выделило инициативному полковнику четыре машины, которые вскоре были забронированы по схеме самого Черемзина. Интересно, что постройка броневиков была осуществлена на частные средства, полученные от некоего купца Меркульева. Бронирование машин напоминало французские бронеавтомобили марок «Пежо» и «Рено». В частности, бронезащита сверху полностью отсутствовала, а пулемётное вооружение устанавливалось открыто, за щитами. Правда, это до поры не считалось большим недостатком, поскольку главной задачей этих бронемашин являлась рекогнисцировка и разведка местности, а вовсе не прямое столкновение с противником.

Машины оказались весьма востребованы на фронте, однако уже через несколько месяцев требования к бронированию выросли. Когда в начале 1915 года генерал Брусилов просил передать эти бронеавтомобили в состав подчинённой ему 8-й армии, специально образованная приёмная комиссия посчитала схему бронирования неудовлетворительной (проще говоря, слабой). В итоге, весной 1915 года три из четырёх бронеавтомобилей «команды» — «Бенц», «Пирс-Арроу» и «Уайт» — были отправлены на Ижорский завод с тем, чтобы «переодеть» их в полноценное бронирование.

Проекты перебронировки разрабатывались штабс-капитаном В. А. Мгебровым. К тому времени на заводе уже приступали к сборке лёгких бронеавтомобилей «Рено», созданных по его проекту. Как и в случае с «Рено», в бронировке новополученных шасси Мгебров активно использовал так называемое рациональное бронирование — расположение бронелистов под большими углами наклона. Кроме того, все броневики получили «фирменные» мгебровские пулемётные башни. Однако, если «Бенц» и «Пирс-Арроу» изначально являлись легковыми гоночными автомобилями, то «Уайт» был 1,5-тонным заднеприводным (4 × 2) грузовиком. Это позволило Мгеброву разместить на новой бронемашине более мощное вооружение, в том числе артиллерийское — в кормовой части бронемашины устанавливалась цилиндрическая башня с 37-мм пушкой Гочкисса.

Примечательно, что работы по переоснащению бронеавтомобилей велись на средства опять-таки купца Меркульева. Перебронированные автомобили, в том числе и «Уайт», были готовы к осени 1915 года, и уже 17 сентября на основе бывшей «автомобильной разведывательной команды» был сформирован 29-й автомобильно-пулемётный взвод (АПВ).

Описание конструкции

Корпус и башни

Корпус бронеавтомобиля склёпывался из 4-7-мм листов катаной хромоникелевой броневой стали производства Ижорского завода и имел сложную конфигурацию. Как и в остальных бронемашинах Мгеброва, многие бронелисты располалагись под рациональными углами наклона. Особенно сильно была скошена лобовая часть корпуса, что заметно повышало её пулестойкость.

В носовой части бронеавтомобиля располагался моторный отсек. В отличие от автомобиля «Рено», также бронировавшегося по схеме Мгеброва, «Уайт» имел мотор с классическим размещением радиатора (перед двигателем), что не позволило сделать носовую часть столь клиновидной. Для обеспечения доступа к двигателю крыша моторного отсека была смонтирована откидной и крепилась на шарнирных петлях к левому борту. Кроме того, имелись небольшие эксплуатационные люки в бортах.

Позади моторного отсека находилось отделение управления. Слева размещалось сиденье водителя, справа — командира. Для наблюдения за местностью водитель и командир располагали двумя смотровыми лючками в верхнем лобовом бронелисте. Лючки закрывались откидными бронекрышками, а в их нижней части приклёпывались специальные бронеуголки, препятствующие попаданию в лючки пуль и осколков, рикошетирующих от лобового бронелиста. Кроме того, в распоряжении водителя и командира имелось по одному смотровому окошку в боковых скосах отделения управления.

За отделением управления, в средней части машины, располагалось крупное пулемётное отделение цилиндрической формы. Сверху его венчала «фирменная» башня-рубка Мгеброва, имевшая сложную конфигурацию, напоминавшую в плане треугольник с сильно скруглёнными углами-спонсонами и волнистым основанием. На горизонтальной крыше рубки располагалась цилиндрическая наблюдательная башенка со смотровыми щелями, обеспечивающая круговой обзор.

Позади пулемётного отделения, в корме машины, на скруглённой броневой платформе размещалась низкая цилиндрическая башня с 37-мм орудием. Угол поворота башни ограничивался элементами конструкции бронекорпуса, однако даже в таком состоянии она имела неплохой сектор обстрела. Кроме того, следует учитывать, что в бой автомобиль как правило шёл задним ходом, что отчасти компенсировало невозможность ведения огня по ходу машины.

Для посадки в машину (и эвакуации из неё) экипаж располагал тремя дверьми. Одна имелась в правом борту отделения управления, две — в бортах цилиндрической части пулемётного отделения. Кормовая башня имела два люка — одностворчатый в крыше и двустворчатый в задней стенке.

Вооружение

Артиллерийским вооружением броневика «Мгебров-Уайт» являлась 37-мм танковая пушка системы Гочкисса — весьма распространённое в то время орудие. 37-мм танковая пушка Гочкисса была создана на основе лёгкой морской пушки, в конструкцию которой вносился ряд изменений — в частности, пушка оснащалась переработанным клиновым затвором. Длина ствола орудия составляла 20 калибров (740 мм). В составе боеприпасов пушки имелись бронебойные снаряды-«болванки», осколочные гранаты и картечь. Количественные данные о боекомплекте отсутствуют. Орудие устанавливалось в цилиндрической башне, размещавшейся в кормовой части бронемашины. Пулемётная рубка броневика ограничивала угол горизонтального наведения орудия до 260—270°. Для наведения орудия на цель использовался оптико-механический прицел.

Вспомогательным вооружением служили два 7,62-мм пулемёта «Максим» образца 1910 года с водяным охлаждением ствола. Пулемёты размещались в обращённых вперёд спонсонах рубки за скользящими на роликах цилиндрическими щитами. Угол обстрела каждого пулемёта достигал 180°. Питание пулемётов, вероятно, обеспечивалось при помощи стандартных патронных лент по 250 патронов в каждой. Однако количественные данные о боекомплектепулемётов также отсутствуют.

Двигатель и трансмиссия

В качестве силовой установки бронеавтомобиля использовался «штатный» двигатель грузовика — «Уайт», бензиновый, 4-цилиндровый, карбюраторный, рядный, жидкостного охлаждения, рабочим объёмом 3672 см³ и мощностью 35 л.с. Двигатель был вполне надёжен, хотя мощность его была несколько низковата для столь тяжеловооружённой машины. Тем не менее, при движении по шоссе бронеавтомобиль развивал скорость до 42 км/ч. Правда, при движении по рокаде скорость падала до 18-20 км/ч. Ёмкость топливного бака составляла 100 литров, что позволяло машине пройти по шоссе 230—250 км.

Ходовая часть автомобиля — заднеприводная, колёсная формула — 4 × 2. Подвеска — зависимая, на полуэллиптических листовых рессорах. Колёса переднего моста — односкатные, заднего — двускатные, с пулестойкими шинами и бронированными дисками. Крылья над колёсами отсутствовали.

Служба и боевое применение

К осени 1915 года «Мгебров-Уайт» вместе «Бенцем» и «Пирс-Арроу» были готовы к отправке на фронт. 15 сентября на их основе был сформирован 29-й автомобильный пулемётный взвод (АПВ), который вскоре был отправлен в Тифлис, где поступил в распоряжение Кавказской армии, воевавшей против турок. Летом 1916 года материальная часть взвода, в том числе и «Мгебров-Уайт», была возвращена на Ижорский завод для ремонта, после чего «Уайт» вместе с «Пирс-Арроу» снова убыл на фронт.

После Октябрьской революции броневик, видимо, достался «красным» и использовался ими в боях. В частности, имеются сведения о наличии пушечного бронеавтомобиля «Уайт» в частях РККА, оборонявшихся на Каховском плацдарме в 1920 году.

Точных сведений о его дальнейшей судьбе бронеавтомобиля нет.

Оценка машины

В целом, «Мгебров-Уайт» можно считать достаточно удачной машиной. Схема бронирования Мгеброва с широким использованием рационального наклона бронелистов была передовой для своего времени и позволила значительно облегчить конструкцию, не снижая при этом уровня защищённости машины. Бронировка отличалась продуманностью, наиболее важные части машины защищались тщательнее остальных.

Вооружение бронеавтомобиля было весьма мощным для своего класса. Наличие лёгкой, надёжной и к тому же скорострельной пушки ощутимо расширяло возможности броневика и позволяло ему выполнять различные задачи как в наступлении, так и в обороне. При этом расположение вооружения обеспечивало достаточную маневренность огня, правда, задняя полусфера практически не прикрывалась пулемётным огнём. Отчасти этот недостаток компенсировался скорострельностью орудия и широким набором боеприпасов, среди которых имелись осколочно-фугасные снаряды и картечь.

Подвижность автомобиля тоже была вполне приемлемой, в особенности в сравнении с пушечно-пулемётным бронеавтомобилем «Гарфорд-Путилов». Правда, проходимость была невысокой, но этим недостатком страдали все без исключения бронеавтомобили. Более того, в сравнении с тем же «Гарфордом» проходимость «Уайта» была очень даже неплохой — он хотя бы теоретически был способен выбраться из неглубокой воронки.

Весьма передовым для своего времени было применение наблюдательной башенки, обеспечивавшей круговой обзор.

Несомненно, при условии пусть даже мелкосерийного производства бронеавтомобили типа «Мгебров-Уайт» могли бы ощутимо расширить возможности автомобильно-пулемётных взводов (АПВ) и других броневых соединений, однако этого не случилось. Осенью 1915 года В. А. Мгебров был убит на фронте, а перспективы сколько-нибудь массовой постройки уже разработанных им бронеавтомобилей канули в Лету по причине начавшихся экономических и социально-политических катаклизмов в России.

Литература

• Барятинский М. Б., Коломиец М. В. Бронеавтомобили русской армии 1906—1917 гг. — М.: Техника-молодёжи, 2000. — 108 с. — 2000 экз. — ISBN 5-88879-029-X.
• Коломиец М. В. Броня русской армии. Бронеавтомобили и бронепоезда в Первой мировой войне. — М.: Яуза, 2008. — 448 с. — (От двуглавого орла к красному знамени). — 4000 экз. — ISBN 978-5-699-27455-0.
• Холявский Г. Л. Энциклопедия бронетанкового вооружения и техники. Колесные и полугусеничные бронеавтомобили и бронетранспортёры. — Мн.: Харвест, 2004. — 656 c.: ил. — (Библиотека военной истории). — 5100 экз. — ISBN 985-13-1765-9.

Ссылки

• [www.aviarmor.net/TWW2/armored_cars/ussr/ac_mgebrov_white.htm «Уайт» Мгеброва] на сайте www.aviarmor.net
• [ww1.milua.org/broneavtoRus.htm Бронеавтомобили русской армии] на сайте ww1.milua.org
• [doc.agro.net.ua/M-K/mkmagazin.almanacwhf.ru/armor/putilov_garford.htm «Броня для пехоты», статья А. Бескурникова] на сайте doc.agro.net.ua

Отрывок, характеризующий Мгебров-Уайт

– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».