Мгла (мифология)
Мгла (Caligo) | |
---|---|
Мифология: | Древнегреческая мифология, Древнеримская мифология |
Период жизни: | Бессмертна |
Греческое написание: | ὀμίχλη |
Латинское написание: | Caligo |
Пол: | Женский |
Занятие: | Богиня тумана |
Дети: | Нюкта (Nox), Гемера (Dies), Эреб и Эфир |
Связанные персонажи: | Хаос |
Связанные события: | Появление мира |
Мгла (лат. Caligo, «мгла»[1]) — первоначало в теогонии, которым открывается сочинение «Мифы» Гая Юлия Гигина[2].
Согласно «Мифам», излагающим неизвестный греческий источник, Мгла породила Хаос, а от Хаоса и Мглы возникли Ночь (Nox), День (Dies), Эреб и Эфир[2].
А. Ф. Лосев обращает внимание, что при такой схеме пара Эфир — День не появляется из Эреба — Ночи, как у Гесиода, но обе эти пары появляются из более первоначальной потенции Тумана (Caligo), что, по мнению Лосева, делает конструкцию более стройной и указывает, что источник Гигина был более поздним, нежели поэма Гесиода[3].
В. Г. Рошер называет её первым теогоническим принципом и предполагает, что она соответствует греческому богу Скотосу[4]. Д. О. Торшилов указывает, что такое первоначало более никем не упоминается и предполагает, что в греческом источнике Гигина могло стоять др.-греч. ὀμίχλη[2].
Напишите отзыв о статье "Мгла (мифология)"
Примечания
- ↑ очень распространённое латинское слово, словарь учитывает восемь нарицательных значений (Oxford Latin Dictionary. Oxf., 1968. P. 259)
- ↑ 1 2 3 Гигин. Мифы. Перевод и комментарии Торшилова Д. О. СПб.: Алетейя, 2000. [annales.info/ant_lit/gigin/gigin00.htm Введение. 1]
- ↑ Лосев А. Ф. Мифология греков и римлян. — М.: Мысль, 1996. — С. 731
- ↑ Лексикон Рошера. Т. 1. Стр. 846
Литература
- Лексикон Рошера. Т. 1. Стр. 846.
Ссылки
- [www.clubook.ru/encyclopaedia/mgla_caligo/?id=30170 Мгла (Caligo)]
|
Отрывок, характеризующий Мгла (мифология)
В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.
Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.