Мгла (фильм)

Мгла
The Mist
Жанр	фантастика ужасы драма триллер
Режиссёр	Фрэнк Дарабонт
Продюсер	Фрэнк Дарабонт Мартин Шафер
Автор сценария	повести: Стивен Кинг фильма: Фрэнк Дарабонт
В главных ролях	Томас Джейн Марша Гэй Харден Лори Холден Андре Брауэр Тоби Джонс
Композитор	Марк Айшем
Кинокомпания	Dimension Films Metro-Goldwyn-Mayer
Длительность	127 мин
Бюджет	18 млн долларов
Сборы	57 293 715 долларов
Страна	США США
Год	2007
IMDb	ID 0884328
Выход фильма «Мгла» (оригинальное название — The Mist)

К:Фильмы 2007 года

«Мгла» (англ. The Mist) — фильм ужасов режиссёра Фрэнка Дарабонта, снятый по повести «Туман» Стивена Кинга. Прокатное русское название фильма отличается от русского названия повести во избежание путаницы с одноимённым фильмом Джона Карпентера 1980 года и его ремейком 2005 года. По-английски эти фильмы называются The Fog. Сценарий также был написан Дарабонтом, который ещё с 1980-х годов мечтал перенести повесть на большой экран. Съёмки фильма начались в феврале 2007 года в Шривпорте, расположенном на территории Луизианы. Кинг не был против более мрачной концовки «Мглы», предложенной Дарабонтом, которая отличается от концовки повести. Релиз фильма в США и в Канаде состоялся 21 ноября 2007 года.

Сюжет

После разразившейся бури художник Дэвид Дрейтон и его жена Стефани осматривают нанесённый их дому ущерб. Подойдя к берегу озера, на котором расположен их участок, они замечают густой, неестественный белый туман, медленно спускающийся с гор и клубящийся по поверхности озера. Дэвид, его сосед Брент Нортон и пятилетний сын Дэвида Билли отправляются на машине в супермаркет, чтобы купить всё необходимое для устранения последствий урагана. Находясь в магазине, который, как и весь город, остался без электричества и телефонной связи, они замечают необычную активность полиции и военных из находящейся в горах военной базы, которая, как гласят местные слухи, занимается проектом «Стрела» (англ. ArrowHead). Внезапно всеобщее внимание привлекает Дэн Миллер с текущей из носа кровью, бегущий через стоянку и предупреждающий о чём-то опасном, скрывающемся в наступающем тумане. Один из посетителей супермаркета выбегает из здания и бежит к своему автомобилю, в этот момент его накрывает туман и слышны страшные крики этого человека. Люди решают переждать опасность в магазине и запирают двери, а вскоре снаружи начинается нечто, похожее на землетрясение. Видимость становится практически нулевой, и оказывается, что никто из напуганных неизвестностью людей не хочет проводить до дома женщину, переживающую за своих двоих детей, оставленных дома без присмотра. В конце концов она уходит одна.

Среди смятённых людей выделяется фанатично религиозная миссис Кармо́ди, которая провозглашает наступивший Армагеддон. Отправившись на склад в поисках одеяла для сына, Дэвид слышит удары и шум снаружи по подъёмной двери. Он рассказывает об этом работнику магазина Олли Виксу, механикам Джиму и Майрону, но те ему не верят. Подросток-разносчик Норм решает открыть подъёмную дверь, чтобы кто-нибудь прочистил засорившуюся выхлопную трубу генератора. Когда они приподнимают дверь, из тумана снаружи появляются огромные, неестественные щупальца с когтями вдоль внутренней стороны, которые хватают и утаскивают Норма. Дэвид, Олли Викс и механики пытаются убедить группу скептиков, возглавляемую Брентом Нортоном, не выходить на улицу, но те не поддаются на уговоры. Корнелл (один из посетителей магазина) сообщает о том, что в его машине лежит дробовик и один человек соглашается отправиться вместе с Нортоном, забрать дробовик и вернуться в магазин. Дэвид предлагает ему обвязаться верёвкой, чтобы они знали, сколько им удалось пройти, если что-то случится. Скептики во главе с Брентом Нортоном выходят на улицу.Через некоторое время верёвку как будто что-то хватает, и Дэвиду с трудом удаётся её удержать; он сматывает её и, в конце концов, вытаскивает из тумана окровавленную верёвку, привязанную к половине туловища мужчины, отправившегося за оружием.

Чтобы защитить своё убежище от атак неизвестных монстров, люди начинают закладывать стеклянные витрины супермаркета мешками с удобрением и собачьим кормом, из обмотанных тряпками швабр они делают факелы. Кармоди говорит, что ничего не выйдет и Господу нужна кровавая жертва. С наступлением ночи из тумана появляются новые чудовища — огромные летающие насекомые, похожие на летающих скорпионов, привлечённые светом, и охотящиеся на них крылатые животные, напоминающие птеродактилей. Одно из существ непреднамеренно разбивает витрину; в ходе последовавшей атаки погибают два человека. Одна из них — девушка, подруга солдата с горной военной базы; укушенная гигантской мухой, она умирает на руках своего друга в страшных мучениях. Ещё один оказывается сильно обожжён. На миссис Кармоди нападает такая же муха, но когда та произносит слова молитвы, муха не кусает её; это служит фанатичке лишним подтверждением того, что она — «избранная» самим Богом пророчица. Она начинает собирать последователей, убеждая их, что Конец Света наступил и необходимо человеческое жертвоприношение, чтобы туман исчез. Аманда Дамфрис, которая присматривает за Билли, обнаруживает, что её подруга приняла смертельную дозу лекарства. Билли заставляет отца пообещать, что тот никогда не позволит монстрам забрать его. Видя увеличивающееся число сторонников Кармоди, Дэвид начинает обдумывать план побега. Чтобы убедиться в возможности безопасно добраться до его машины и чтобы добыть лекарства для обожжённого человека, он и небольшая группа людей отправляются в соседнюю аптеку. Там на них нападают паукообразные существа, которые уносят жизни ещё двоих человек. Кроме того, в аптеке группа Дэвида обнаруживает военного полицейского, из кожи которого лезут крохотные паучки, наподобие больших существ. Пока полицейский ещё жив, он сообщает, что туман возник по вине военных из проекта «Стрела». После провала вылазки группа Кармоди становится ещё сильнее, к ней примыкают всё больше и больше членов. Среди них и участник экспедиции в аптеку — механик Джим, который стал одним из самых ревностных её последователей.

Выжившие обнаруживают, что двое солдат, участвовавших в проекте «Стрела», повесились во время похода в аптеку. Оставшийся солдат — тот, чья девушка умерла от укуса мухи — рассказывает, что учёные из проекта случайно открыли окно в параллельный мир, оттуда появились и существа, и туман. Последователи Кармоди, которых уже стало большинство, бьют его ножом несколько раз, после чего выкидывают наружу, чтобы его кровью купить себе один день безопасности от монстров. Солдата убивает исполинское, похожее на богомола существо. Дэвид и его небольшая группа решают, что необходимо уезжать. Опасаясь фанатиков, они назначают отъезд на утро, когда все будут спать. Однако утром беглецы были пойманы у выхода миссис Кармоди, которая убеждает своих сторонников, что необходимо принести в жертву Билли. Начинается потасовка, в ходе которой Олли Викс двумя выстрелами убивает Кармоди. Больше никто не решается помешать отъезду героев. Но пока они добирались до автомобиля Дэвида, трое (Викс, Майрон, Корнелл) были убиты монстрами. Однако Аманде, Дэвиду, Билли, Дэну и Ирен удаётся уехать.

Сквозь туман Дэвид отправляется в направлении своего дома, где обнаруживает, что его жена стала жертвой паукообразных чудовищ. Дэвид решает ехать столько, сколько хватит горючего. По дороге они наблюдают проход колоссального монстра с телом, покрытым огромными свисающими щупальцами, и шестью колоннообразными ногами, чьи шаги сотрясают землю. Горючее кончается, и группа в молчании соглашается, что идти больше некуда. Последними четырьмя патронами Дэвид убивает тех, кого спасал. Рыдая, Дэвид пытается застрелить себя теперь уже пустым револьвером, после чего выходит из машины, призывая монстров из тумана забрать его жизнь. Раздаётся нарастающий гул, Дэвид всматривается в клубящуюся мглу, откуда выезжают танки и другая военная техника, а за ними следует множество солдат, выжигающих огнемётами туман и существ, обитающих в нём. Дэвид видит несколько тягачей, забитых выжившими, среди которых он замечает женщину, которую никто не согласился проводить до дома, где её ждали маленькие дети. Потрясённый Дэвид с трудом говорит: "Как..? Что же..? Я их…, когда ..." затем, убитый горем, начинает кричать, упав на колени, а двое солдат в недоумении смотрят на него.

В ролях

Актёр	Роль
Томас Джейн	Дэвид Дрэйтон Дэвид Дрэйтон
Натан Гэмбл	Билли Дрэйтон Билли Дрэйтон
Марша Гэй Харден	Кармоди Миссис Кармоди
Тоби Джоунс	Олли Викс Олли Викс
Лори Холден	Аманда Данфрайс Аманда Данфрайс
Андре Брауэр	Брент Нортон Брент Нортон
Алекса Давалос	Салли Салли
Сэм Уитвер	Уэйн Джессап Уэйн Джессап
Уильям Сэдлер	Джим Грондин Джим Грондин
Джеффри ДеМанн	Дэн Миллер Дэн Миллер
Мелисса Макбрайд	Женщина, у которой дома остались дети Женщина, у которой дома остались дети
Фрэнсис Стернхаген	Миссис Реплер Миссис Реплер
Крис Оуэн	Норм Норм
Келли Коллинз Линтц	Стефф Стефф

Создание

Разработка

Фрэнк Дарабонт хотел экранизировать повесть «Туман» Кинга с 1980-го года, когда он впервые прочитал её в составе сборника «Тёмные силы» (англ. Dark Forces). Он хотел, чтобы именно этот фильм стал его режиссёрским дебютом, однако ему пришлось заняться съёмками фильма «Побег из Шоушенка» по другой повести Кинга. Затем режиссёр работает над «Зелёной милей». В декабре 2004 Дарабонт сообщил, что работает над сценарием фильма. В это же время становится известно, что Боб и Харви Уайнштейн (владельцы компании Dimension Films) заинтересованы в проекте. Они предоставили необходимый бюджет и назначили начало съёмок на весну 2007 года.

Написание сценария

Дарабонт заявил, что хочет снять абсолютно другое кино, отличающееся от того, чем он занимался в последнее время. Режиссёр, одновременно являвшийся автором сценария, изменил концовку романа (в книге главный герой и его сын направляются в одно из расположений регулярной армии, с целью найти убежище, и их дальнейшая судьба неизвестна) — готовый финал оценил сам Стивен Кинг. Писатель сказал: «Новая концовка просто потрясающая! Она пугает. Но зрители, пришедшие посмотреть фильм ужасов, не обязательно хотят увидеть счастливый конец.».

Дарабонт сравнивает роман Кинга с произведениями Вильяма Шекспира и сценариями Пэдди Чаёвски, говоря, что Кинг осветил те аспекты жизни, о которых принято молчать — люди ведут себя иначе, когда ими овладевает страх. Дарабонт говорит: «Насколько примитивными становятся люди? „Повелитель мух“ — прекрасный тому пример: автор показывает монстров, сидящих внутри самих людей». Режиссёр также проводит параллели с эпизодом сериала «Сумеречная зона» (The Twilight Zone) под названием «The Monsters Are Due on Maple Street» и фильмом 1944 года «Спасательная шлюпка» (Lifeboat).

В романе у главного героя по имени Дэвид Драйтон, женатого на красавице Стеффани, случается сексуальная связь с героиней по имени Аманда Дамфрис, которая также замужем. Дарабонт не хотел, чтобы их связь получила своё воплощение на экране. У героев фильма, сыгранных актёрами Томасом Джейном и Лори Холден, существует куда более сильная, эмоциональная связь. Джейн говорит о героях: «Мы как бы создаём новую семью — Аманда становится моей женой и матерью Билли. Этот кошмар, из которого мы пытаемся выбраться вместе, сплачивает нас». Актриса Лори Холден сравнивает же события фильма с последствиями урагана «Катрина».

Съёмки

В декабре 2006 года Томас Джейн был утверждён на главную мужскую роль. В январе 2007 года Андрэ Брауэр и Лори Холден также получили роли в фильме.

Музыка

Фрэнк Дарабонт решил, что хочет свести использование музыкальных и звуковых эффектов к минимуму, чтобы передать куда «более гнетущую концовку» фильма, чем оригинальный конец романа. Режиссёр объяснил это тем, что, на его взгляд, «тишина может быть более пугающей, чем странный шум; шёпот — страшнее стука, и мы хотели привести это соотношение к гармонии. Мы свели звуки к минимуму, чтобы в восприятии зрителей фильм получился почти документальным». Для концовки фильма Дарабонт использовал композицию «The Host of Seraphim» в исполнении группы Dead Can Dance — музыку, основанную на стилизованном григорианском пении. Как поклонник группы, Дарабонт заявил, что эта композиция станет своего рода «реквиемом по всему роду людскому».

Спецэффекты

Дарабонт нанял художника Берни Райтсона для создания образов монстров. Грег Никотеро также создавал внешний вид чудовищ и работал над гримом для картины, а Эверетт Бёррэл занимался компьютерными спецэффектами. Первые задумки появились у Никотеро в 1980-х годах, когда Дарабонт проявил интерес к экранизации повести Кинга. Когда проект наконец был утверждён, Никотеро, Бёррэл и Дарабонт встретились на студии CaféFX для того, чтобы обсудить дизайн будущего фильма.

Другой известный режиссёр Гильермо дель Торо порекомендовал Дарабонту компанию, работавшую над его картиной 2006 года «Лабиринт фавна».

Хотя в романе чудовища были описаны всего парой строк, для Дарабонта было важно создать незабываемых своим дизайном чудовищ. «Мы должны были сделать их уникальными, не такими каких зрители видели в фильмах до нас. На протяжении всех этих лет было создано столько задумок идей — динозавры, драконы, пауки и другие монстры, но наши должны были выглядеть особенно. Неординарные чудовища — вот главная цель при создании визуального ряда картины!». Никотеро тщательным образом изучил историю жанра, дабы избежать повторений и сходства.

После окончания работы дизайнеров создатели чудовищ показали куклы актёрам с их «мимикой» — движением глаз и пастей. В дальнейшем это помогло актёрам воспринимать монстров более живо и, с актёрской точки зрения, достоверно.

Релиз

Дорелизный просмотр «Мглы» состоялся 18 октября 2007 года на кинофестивале ShowEast, где Дарабонт получил премию Kodak за превосходное режиссёрское мастерство, проявленное в его предыдущих работах «Побег из Шоушенка» и «Зелёная миля». Официальный релиз состоялся 21 ноября 2007 года в США и Канаде и 22 ноября — в России.

Фильм получил 69 % «свежих» помидоров сайта Rotten Tomatoes на основе 109 обзоров, рейтинг кинозрителей на сайте IMDb — 7.2 из 10.

Слоганы

• «Fear Changes Everything…» (рус. Страх меняет всё…)
• «Stephen King’s Legendary Tale of Terror!» (рус. Легендарная повесть ужаса Стивена Кинга!)
• «Belief divides Them, mystery surrounds Them, but fear changes everything…» (рус. Вера разделяет их, тайна окружает их, но страх меняет всё…)

Саундтрек

The Mist (Score by Mark Isham) (2007 год)

1. Wont Somebody See a Lady Home? (1:24)
2. Tentacles (3:19)
3. Bugs (7:50)
4. Mist (1:34)
5. Spiders (4:27)
6. Expiation (2:24)
7. Dead Can Dance — The Host of Seraphim (Special Film Version) (7:19)
8. The Vicious Blues (3:48)

Награды и номинации

Список номинаций и наград фильма «Мгла».
Премия	Номинация	Номинант	Результат
Сатурн (2008)	Лучшая киноактриса второго плана	Марша Гей Харден	победитель
	Лучший режиссёр	Фрэнк Дарабонт	номинант
	Лучший фильм ужасов		номинант
Young Artist Awards	Лучший актёр в возрасте до 10 лет	Натан Гэмбл	номинант
Сатурн (2009)	Лучшее специальное DVD-издание	2-х дисковое специальное издание	победитель
Империя (2009)	Лучший фильм ужасов		номинант

Ссылки

• The Mist (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.rottentomatoes.com/m/mist/ The Mist] (англ.) на сайте Rotten Tomatoes

Отрывок, характеризующий Мгла (фильм)

Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.