Вспомни, что будет

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Вспомни, что будет
Flash Forward
Жанр

приключения, драма,
триллер, фантастика

Создатель

Роберт Сойер

В ролях

Джозеф Файнс
Джон Чо
Джек Дэвенпорт
Пейтон Лист
Доминик Монаган
Соня Уолгер
Кортни Б. Вэнс

Страна

США США

Количество сезонов

1

Количество серий

22 (список эпизодов)

Производство
Продюсер

Дэвид Гойер

Хронометраж

40 минут

Трансляция
Телеканал

ABC

На экранах

с 24 сентября 2009
по 27 мая 2010

[abc.go.com/primetime/flashforward/ abc.com/ff]

«Вспомни, что будет» (англ. FlashForward) — телесериал американского производства, стартовавший 24 сентября 2009 года в 19:00 по центральному времени на телеканале ABC. Первоначально готовился к показу на кабельном канале HBO. ABC предварительно заказал 12 серий, а затем продлил сериал до полного сезона в 22 серии.[1] Режиссёр сулил сериалу более трёх сезонов. В Канаде телесериал транслируется на канале «A», в России — на Первом канале, канале «Пятница!» и канале «Fox Life Россия», в Казахстане — на «Первом канале Евразия». 27 мая 2010 года была показана последняя серия первого сезона и всего сериала. По причине низких рейтингов было принято решение о прекращении съёмок.





Сюжет

События основной сюжетной линии начинаются 6 октября 2009 в 11:00. Именно тогда произошло событие, которое позже назвали «затмение» (en). Все люди на земле одновременно потеряли сознание на 137 секунд. Многих в бессознательном состоянии посетили видения, переносящие их в будущее, причём всех в один и тот же момент — 29 апреля 2010 года. На земле начинается хаос, около 20 миллионов погибли в различных катастрофах.

Правительство США организует специальную группу в ФБР которая начинает разрабатывать проект «Мозаика» (Mosaic). Цель расследования: определить причины «отключки» и выяснить возможность повторения события. Члены группы, благодаря сайту проекта «Мозаика» и флэшфорвардам разных людей собирают данные, которые помогают, а иногда и вредят расследованию. Персонажи сериала, зная о том что произойдёт, пытаются повлиять на своё будущее, но события неотвратимо развиваются так как им было предсказано. Те, кто увидел себя счастливыми, пытаются изо всех сил приблизить момент счастья. Другие пытаются что-то изменить или впадают в отчаяние. Есть и те, кто в эти две минуты просто потерял сознание. Эти люди со временем понимают, почему у них не было видения — через полгода они будут уже мертвы.

Изучение камер наружного наблюдения в момент «затмения» показывает, что, по крайней мере, один человек оставался в сознании. Его называют «Начальный подозреваемый». Вскоре двое американских учёных в области квантовой физики: Ллойд Симко и Саймон Кампос дают пресс-конференцию, в ходе которой признаются в том что, вероятно, их эксперимент, связанный с тахионной тёмной материей, и привёл к отключке. Кампос и оказался «Начальным подозреваемым».

Агент ФБР Марк Бенфорд в ходе расследования выходит на некую теневую организацию, которая стояла за Симко и Кампосом. Представители организации привлекли к своим экспериментам савантов и, совершая прыжки в будущее, узнавали и запоминали необходимую информацию. Им удалось тайно перепрограммировать ускоритель, на котором проводил исследования Кампос, с тем чтобы осуществить отключку. Стало достоверно известно, что представители организации, благодаря знаниям о будущем, успешно играли на бирже и, возможно, планировали контролировать правительства земли.

В концовке первого сезона членам «Мозаики» так и не удаётся избежать повторной «отключки», которая происходит 29 апреля 2010 года. Однако, благодаря Кампосу, им в руки попадает информация о тех кто стоит за «затмением».

В ролях

Книга

Идею для сериала создатели позаимствовали из одноименной книги 1999 года канадского фантаста Роберта Сойера[2].

Список эпизодов

Напишите отзыв о статье "Вспомни, что будет"

Ссылки

Примечания

  1. [www.imdb.com/title/tt1441135/episodes#season-1 «FlashForward» (2009) — Episode list]
  2. [books.google.ru/books?id=wOfLluWdF0MC&dq=Flash+Forward&ei=LEGISrLHB5bWyASKhLXgDQ Flashforward, Google books.]

Отрывок, характеризующий Вспомни, что будет

«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.

В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.


Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.