Мдивани, Буду

Мдивани Буду
народный комиссар лёгкой промышленности ССР Грузия
1931 — 1936 год
председатель Союзного Совета ЗСФСР
12 марта 1922 — 13 декабря 1922
председатель Революционного комитета Грузии
май 1921 — июнь 1921
Рождение:	1877(1877)
Смерть:	10 июля 1937(1937-07-10) Тбилиси
Дети:	Мдивани, Арчил Будуевич
Партия:	РСДРП (1903)

Буду (Поликарп) Гургенович Мдивани (груз. ბუდუ მდივანი; ок. 1877 — 10.07.1937, Тбилиси) — советский государственный и партийный деятель, один из лидеров грузинской оппозиции.

Биография

Отец Гурген Георгиевич, мать Ольга Давидовна (урождённая Жгенти), дворяне Кутаисской губернии.

Учился в Московском университете, откуда был отчислен за участие в студенческих волнениях 1899 г.

• Член РСДРП с 1903.

Вёл революционную работу в Закавказье.

Активный участник революции и гражданской войны в Закавказье.

• С 30.11.1918 по 13.02.1919 — член РВС 11-й армии Южного — Каспийско-Кавказского фронта.
• С 1919 по 03.1920 — начальник Политического отдела 10-й армии.
• 1920 по 1921 — председатель КП(б) Грузии, член Кавказского бюро ЦК РКП(б).
• 19.02.1921 по 05.1921 — полномочный представитель РСФСР в Турции.
• 07.1921 по 02.1922 — председатель Революционного комитета Грузии, председатель Союзного Совета Закавказья.
• 03.1922 по 04.1922 — председатель СНК Грузии.
• 12.03.1922 по 13.12.1922 — председатель Союзного Совета ЗСФСР и член Президиума ЦК КП(б) Грузии.

С 1922 года — один из лидеров поддержанной Лениным грузинской оппозиции, выступившей против сталинской «автономизации»; в 1923 году присоединился к Левой оппозиции.

• 11.1923 — 1924 — член Главного концессионного комитета СССР, с 1924 переведён торговым представителем СССР во Франции

В 1928 году был отозван из Франции за принадлежность к оппозиции смещён со всех постов, исключен из партии и сослан на 3 года в Сибирь. В 1929 году ссылка была заменена 3 годами лишения свободы.

В 1931 году, после подачи заявления об отходе от оппозиции, был восстановлен в ВКП(б), назначен председателем СНХ ССР Грузия и народным комиссаром лёгкой промышленности ССР Грузия. Также по июнь 1936 занимал пост 1-го заместителя председателя СНК ССР Грузии.

В 1936 году арестован, как участник «троцкистского шпионско-вредительского центра». 9 июля 1937 года Верховный суд Грузии в однодневном закрытом заседании рассмотрел дело семи подсудимых — известных грузинский партийных работников и приговорил их к высшей мере наказания. Расстрелян 10 июля 1937 года. Буду Мдивани с «сообщниками» расстреляли на окраине Тбилиси, трупы сбросили в яму, засыпали известью и залили водой.

Сын Антонова-Овсеенко утверждал, что последними словами Буду Мдивани на суде были следующие: «Зачем Сталину понадобилась эта комедия? Смертный приговор мне давно вынесен, это я знаю точно, а вы здесь задаете мне пустые вопросы, как будто мои ответы могут что-то изменить. Меня мало расстрелять, меня четвертовать надо! Ведь это я привел сюда (в Грузию — Авт.) 11-ю армию, я предал свой народ и помог Сталину и Берии, этим выродкам, поработить Грузию».

Литература

• Орлов А. Тайная история сталинских преступлений.- СПб,1991
• Торчинов В. А., Леонтюк А. М. Вокруг сталина: историко-биографический справочник.- СПб,2000.
• [dic.academic.ru/dic.nsf/biograf/4714 1000 биографий. 2000.]

Отрывок, характеризующий Мдивани, Буду

Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.