Мегазавр

Менейзор Menasor <tr> <td align="center" colspan="2"> </td> </tr>
<tr> <th>Принадлежность</th> <td>десептикон; позднее автобот (в TF Cybertron)</td> </tr>
<tr> <th>Ранг</th> <td>5</td> </tr>
<tr> <th>Отряд</th> <td>эффектиконы</td> </tr>
<tr> <th>Трансформации</th> <td>гештальт</td> </tr>
<tr> <th>Первое появление</th> <td>G1 (серия 56)</td> </tr>
<tr> <th>Сезоны</th> <td>G1, Scramble City, TF Headmasters, TF Zone, TF Cybertron</td> </tr>
<tr> <th>Официальный девиз</th> <td>«Ни один автобот не уцелеет» «Leave no Autobot uncrushed»</td> </tr>
<tr> <th>Голос</th> <td>Реджис Кордик</td> </tr>
<tr> <th>IMDb</th> <td>ID 0123413</td> </tr>

Мегаза́вр (в оригинале Менейзор — Menasor, от англ.  to menace — «угрожать») — персонаж нескольких американских и японских мультсериалов и комиксов о трансформерах. Составной робот. Принадлежность — десептикон.

Биография

«Трансформеры G1»

Мегазавр — второй по времени появления гештальт десептиконов. От более раннего гештальта — Разрушителя — отличается тем, что формируется не из шести, а из пяти «простых» трансформеров — эффектиконов, которые к тому же имеют земное происхождение.

По замыслу Мегатрона, эффектиконы должны были покончить с господством автоботов на дорогах, и потому для их создания были использованы земные автомобили различных видов, наворованные Громилой и модифицированные лично Мегатроном.
Получившиеся роботы оказались необычайно сильными, способными летать и выделывать всякие прочие эффектные штучки (наподобие езды вертикально вверх по отвесной стене); за это Мегатрон и назвал их «эффектиконами» (англ. Stunticons, от «stunt» — «трюк»). Тем не менее, они оставались всего лишь дистанционно управляемыми машинами; чтобы оживить их, Мегатрону пришлось отправиться с ними на Кибертрон, где Сигма Компьютер — прародитель всех трансформеров — дал эффектиконам разум и волю. Кроме того, Сигма Компьютер по «спецзаказу» Мегатрона вложил в них ненависть к автоботам и всему, что те защищали.
Обладая такими качествами, эффектиконы стали мощной ударной силой в отряде Мегатрона и серьёзной проблемой для автоботов, особенно когда выяснилось, что они обладают способностью к слиянию и образованию могучего супер-робота.

Заклятый враг Мегазавра — Суперион, гештальт аэроботов.

«Трансформеры: Скрэмбл Сити»

Во время второй атаки на секретный завод автоботов эффектиконы объединились в Менейсора, чтобы противостоять Супериону. Гештальты схватились, при этом несколько раз меняли местами компоненты. Когда во время одной из таких замен аэроботы замешкались, Вайлдрайдер отстыковался от Менейсора и присоединился к Супериону. Однорукий Менейсор начал избивать врага; это продолжалось до тех пор, пока атака Оптимуса не отсоединила от Супериона чужеродную часть. После прибытия Брутикуса продолжил сражение с автоботами, но выстрел Метроплекса разрушил Менейсора, и тот был вынужден вернуться на базу «по частям».

«Трансвормеры войны гештальтов»

Менейзор сражался с Компьютроном недалеко от каминуса, убил компьютрона и Начал бой с Виндблейд и Максимой убил Максиму, но недооцинил свои силы и был расчленён Виндблейд .В последствии его труп был привезён на Кибертрон .Когда Старскрим захватил Энигму он оживил Гештальтов (стали терорконами) , когда Старскрим взорвался Менейзор погиб во второй раз . После победы Всех Гештальтов оживил Метроплекс в Конце сериала со всеми уходит в неизвестном направлении.

«Трансформеры: Зона»

Менейсор вместе с Оверлордом и Абоминусом атаковал планету Феминия, что привело к её разрушению. Затем к ним присоединился Брутикус, и десептиконы напали на планету автоботов Зона, похитив оттуда Энергон-Z, после чего гештальты скрылись в космосе. Согласно показаниям приборов микромастеров, они отправились на Землю, но в сражении с автоботами не участвовали.

«Трансформеры: Кибертрон»

Менасор — молодой гигантионец, которому откровенно опостылело постоянно слушать наставления и выполнять распоряжения более старших и умелых трансформеров, равно как и работать на стройке. Он жаждет славы и всеобщего поклонения, мечтает прославить не только себя, но и всю планету. Этим умело воспользовался Мегатрон, завербовав Менасора в свою армию — он просто пообещал ему, что если тот поможет десептиконам сегодня, то уже завтра с их помощью покорит всю планету и сможет переустроить её так, как пожелает. Однако при всей своей жажде славы Менасор на самом деле не такой уж злой — скорее, просто хулиганистый. Как и Кнут, он к концу сериала переходит на сторону автоботов (не без помощи своего мини-кона, Хевилоуда). Менасор трансформируется в огромную бурильную машину. Киберключ Гигантиона позволяет ему увеличивать мощь своего сверла.

Компоненты

Составными компонентами Мегазавра являются пятеро эффектиконов:

имя	описание	альт-форма	модуль при слиянии
Мотома́стер (англ. Motormaster)	Лидер команды; он намного больше и сильнее остальных. Хладнокровный, жестокий, беспощадный (в этом не раз убеждались не только автоботы, но и члены его собственной команды). Оружие — меч и протонная пушка. Девиз: «Колёса — для того, чтобы давить!»	самосвал Kenworth K100.	При слиянии образует туловище.
Ручни́к (англ. Drag Strip)	До превращения в эффектикона принадлежал некоему Мюллеру, победителю автогонок, и это наложило неизгладимый отпечаток на его характер и мировоззрение, сделав его до невозможности тщеславным и эгоистичным. Неутомимо старается доказать всем и каждому своё превосходство. Естественно, что такая манера может вывести из себя кого угодно: Мегатрон как-то признался, что самое сильное чувство, которое он испытывает, общаясь с Ручником — желание пристукнуть его на месте, и единственное, что его удерживает — мысль о том, что автоботам тот досаждает ещё больше, чем десептиконам. Оружие — гравитационный пистолет, выстрел которого увеличивает воздействие силы тяжести, сковывая движения жертвы. Девиз: «Приходить к финишу первым — это и есть жизнь!»	болид Tyrrell P34	Правая рука
Чёрт (англ. Dead End)	Хмурый субъект с криминальным прошлым (в своё время «засветился» при ограблении Национального Банка). Далеко не трус, но фаталист и закоренелый пессимист; считает войну с автоботами бесперспективным и бессмысленным занятием, и поэтому убедить его в необходимости сражаться — целая проблема. Единственное, что доставляет ему удовольствие — забота о своей внешности; всё свободное время тратит на чистку и полировку. Оружие — пневматическая винтовка. Девиз: «Нам всем суждено заржаветь…».	автомобиль Porsche 928	Левая рука
Безу́мец (англ. Wildrider)	Лихач из лихачей. Своим безрассудным поведением на дорогах наводит ужас не только на автоботов и землян, но и на товарищей по команде. Некоторые полагают, что это — особая тактика, но большинство десептиконов подозревает, что он просто придурок. Оружие — скорострельный лазерный лучемёт с широким радиусом поражения. Девиз:«Если не уберёшься с дороги — считай, тебе не повезло!»	автомобиль Ferrari 308 GTB	Левая нога
Брэйкдаун (англ. Breakdown)	Типичный неврастеник, страдающий острой социофобией. Созданный на Земле, он, тем не менее, чувствует себя чужаком в этом мире, и это чувство постоянно гложет его, временами доводя до исступления. Ему кажется, что его необычность сразу всем бросается в глаза, и что все кругом только на него и смотрят. Был бы счастлив, если бы умел становиться невидимым… или если бы был настоящим человеком. Оружие: ударная пушка. Девиз: «Держи подальше от меня свои оптические датчики!». Особые возможности: способен создавать сильную вибрацию, выводящую из строя почти любое механическое устройство.	суперкар Lamborghini Countach	Правая нога

Сознавая своё техническое превосходство, эффектиконы не очень охотно подчиняются Мегатрону, несмотря на то, что обязаны ему своим «рождением». Они слушаются только своего командира, которого боятся даже больше, чем самого предводителя десептиконов.

Технические данные

Мегазавр — самое смертоносное орудие десептиконов (по крайней мере, должен быть таковым). Его броня почти неуязвима: только артиллерийские снаряды самого крупного калибра могут пробить её. Вооружён вихревой пушкой, способной создавать ураган со скоростью ветра свыше 600 километров в час, и энергетическим мечом, генерирующим электрические разряды напряжением до 50000 вольт. Впрочем, Мегазавр не особо нуждается в оружии, поскольку и так обладает умопомрачительной мощью — сила его удара кулаком достигает 140 тонн, так что он запросто может расплющить в лепёшку почти любого автобота (если, конечно, тот будет стоять неподвижно и не попытается увернуться).

Согласно официальным данным, его боевые качества оцениваются следующим образом: сила — 10 баллов, храбрость, выносливость и огневая мощь — 9, мастерство — 6, интеллект — 3, скорость — 2. До появления Вредителя и Обломиуса был сильнейшим из гештальтов.

Характер

Как уже было сказано, Мегазавр был изначально задуман как самое смертоносное орудие десептиконов. Однако боевая мощь любого гештальта напрямую зависит от согласованности действий составляющих его трансформеров. Достичь внутреннего единства компонентов гештальта — задача крайне сложная, особенно в случае с Мегазавром. Здесь проблема усугубляется тем, что отношения между лидером и членами команды оставляют желать лучшего. Парадокс состоит в том, что эффектиконы могут успешно сражаться вместе, когда каждый из них — сам по себе. При слиянии же их взаимная неприязнь обостряется настолько, что буквально каждый шаг требует от Мегазавра огромного внутреннего напряжения. Поэтому он может действовать целенаправленно и осознанно лишь в течение ограниченного времени. Конечно, Мегазавр никогда не забывает, что его задача — уничтожать, но вместо того, чтобы сосредоточиться на уничтожении конкретного объекта, зачастую яростно набрасывается на первое, что попадётся. Имеет привычку хвататься руками за голову, как бы для того, чтобы собрать разбегающиеся мысли. В такие моменты он производит впечатление психически нездорового субъекта (правда, от этого Мегазавр не становится менее опасным для окружающих — скорее, наоборот).

Технические недостатки и слабости

Мегазавр страдает общим пороком всех гештальтов — медлительностью. Причина кроется отчасти в его массивности, но главным образом — в необходимости постоянно преодолевать внутренние разногласия и конфликты.

Появление в сериях

Трансформеры G1

• 57. Ключ от Сигма Компьютера (Часть 2) / The Key to Vector Sigma (Part 2)
• 60. Транс-Eвропейский экспресс / Trans-Europe Express
• 61. Космическая ржавчина / Cosmic Rust
• 62. Отряд Скандалиста / Starscream’s Brigade
• 64. Маскарад / Masquerade
• 66. Пять ликов тьмы (Часть 1) / Five Faces of Darkness (Part 1)
• 84. Главное оружие / The Ultimate Weapon
• 94. Возвращение Оптимуса Прайма (Часть 1) / The Return of Optimus Prime (Part 1)

Трансформеры: Scramble City

Трансформеры: The Headmasters

• 1. Четверо небесных воинов / Four Warriors Come out of the Sky
• 2. История планеты Мастер / The Mystery of Planet Master
• 9. Кризис на Кибертроне (Часть 1) / Seibertron Is in Grave Danger (Part 1)
• 10. Кризис на Кибертроне (Часть 2) / Seibertron Is in Grave Danger (Part 2)
• 13. Крепыш Максимус обретает новую силу / Head On!! Fortress Maximus
• 26. Борьба за выживание / I Risk My Life for Earth
• 35. Последнее сражение за Землю (Часть 2) / The Final Showdown on Earth

Ссылки

• Мегазавр (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [tfwiki.net/wiki/Menasor_ Мегазавр на Transformers Wiki]
• [www.tfu.info/1986/Decepticon/Menasor/menasor.htm Мегазавр на TFU.info]
• [www.ntfa.net/universe/english/index.php?act=view&char=Menasor Мегазавр на NTFA]

Отрывок, характеризующий Мегазавр

– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.