Мегес (сын Филея)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Мегес (др.-греч. Μέγης Φυλεΐδης) — персонаж древнегреческой мифологии[1]. Сын Филея и Эвстиохи[2]. Управлял островами Эхинадами[3] и Оксеями[4].

Жених Елены[5]. С Дулихия, привел под Трою 40 кораблей[6] (либо 60[2])

В «Илиаде» убил 3 троянцев. Сидел в троянском коне[7]. В ночь взятия Трои ранен Адметом (согласно поэме Лесхея). Изображен на картине Полигнота в Дельфах раненым в руку[8]. При возвращении из-под Трои погиб при крушении у Каферейских скал[9].

Напишите отзыв о статье "Мегес (сын Филея)"



Примечания

  1. Любкер Ф. Реальный словарь классических древностей. М., 2001. В 3 т. Т.2. С.370
  2. 1 2 Гигин. Мифы 97
  3. Еврипид. Ифигения в Авлиде 297
  4. Страбон. География X 2, 19 (стр.459)
  5. Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека III 10, 8
  6. Гомер. Илиада II 630; Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека Э III 12
  7. Квинт Смирнский. После Гомера XII 349; Трифиодор. Взятие Илиона 179
  8. Павсаний. Описание Эллады X 25, 5
  9. Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека VI 15а


Отрывок, характеризующий Мегес (сын Филея)

– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.