Мегла, Винко
| Винко Мегла | |
| серб. Винко Петра Мегла, словен. Vinko Petra Megla | |
 | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Место рождения | |
| Дата смерти | |
| Место смерти | |
| Принадлежность | |
| Род войск | |
| Годы службы |
1941—1942 |
| Часть |
антифашистское подполье Штирии |
| Сражения/войны | |
| Награды и премии |
|
Винко Петрович Мегла (серб. Винко Петра Мегла, словен. Vinko Petra Megla; 13 января 1922, Свети-Томаж — 27 января 1942, Мала-Вас) — югославский словенский антифашист, партизан Народно-освободительной войны Югославии, Народный герой Югославии.
Биография
Родился 13 января 1922 в деревне Свети-Томаж близ Лютомера, в семье бедного крестьянина. Окончил начальную школу, однако у семьи не было дальнейших средств на обучение сына. Винко некоторое время занимался в школе военного оркестра. В Загребе устроился работать помощником у мастера-обойщика, позднее работал портным. В Загребе познакомился с членами рабочего движения, вступил в 1938 году в Союз коммунистической молодёжи Югославии.
Будучи учеником, Винко организовал успешную стачку в профессионально-техническом училище, что стало поводом для возвращения преподавателя по фамилии Дефранческо, уволенного ранее за свою поддержку коммунистов. Мегла был и активным членом синдикальной комиссии, которая следила за условиям обучения и работы учеников. Довольно быстро Винко стал членом Загребского горкома СКМЮ, а в 1940 году был принят в коммунистическую партию.
Незадолго до начала войны Винко был арестован, однако уже после вторжения немцев его выпустили. Будучи добровольцем, он вступил в ополчение и не прекратил вооружённую борьбу даже после капитуляции страны. В конце апреля 1941 года он встретил в Загребе одного своего знакомого, вступившего в ряды усташей: тот пытался заставить Винко вступить в усташское движение и соблазнял того огромными деньгами, которые усташи обещали за грабежи в сербских сёлах. Мегла отказался и на следующую встречу пришёл в пальто, под которым спрятал пистолет. После очередной ссоры Винко застрелил бывшего друга: это был первый убитый им усташ.
В июле 1941 года Мегла организовал попытку освобождения пленных из концлагеря Керестинец, однако она провалилась: всех сбежавших арестовали, а вскоре в руки полиции попал и сам организатор побега. Его отправили в концлагерь Лепоглаву, но Винко сбежал по пути и вернулся в Загреб. В августе 1941 года он получил разрешение от партийных органов через Любляну пробраться в Штирию, где работал с молодёжью. 18 октября 1941 Винко Мегла попался в венгерскую засаду: в результате стычки близ Ганчан был застрелен секретарь Прекмурского окружного комитета Компартии Словении Штефан Ковач, а защищавший его Мегла был ранен, но сумел сбежать.
Зимой 1941-1942 годов немцы начали открытый террор против словенцев Штирии, вследствие чего за Винко началась охота. Руководитель рейхсгау Штирии объявил награду в 10 тысяч немецких марок за голову Меглы. В январе 1942 года немцы обнаружили в Целе девушку-курьера и арестовали её. Винко попытался освободить её, однако немцы сами её отпустили после того, как она выдала местонахождение Меглы. 27 января 1942 в селе Мала-Вас Винко был окружён немцами в собственном доме и в ходе перестрелки был убит.
Указом Иосипа Броза Тито от 24 июля 1953 Винко Мегла был посмертно награждён званием Народного героя Югославии.
См. также
Напишите отзыв о статье "Мегла, Винко"
Литература
- Enciklopedija Slovenije; knjiga 7, Mladinska knjiga, Ljubljana, 1993
- Narodni heroji Jugoslavije, Mladost, Beograd, 1975
Отрывок, характеризующий Мегла, Винко
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
