Медаль «В память русско-японской войны»

Медаль «В память русско-японской войны»
Страна	Российская империя
Тип	медаль
Кому вручалась	лицам, имевшим отношение к русско-японской войне
Статистика
Дата учреждения	21 января 1906 года
Учредитель	Николай II
Количество награждений	отчеканено 45 000 серебряных, 700 000 светло-бронзовых, 750 000 тёмно-бронзовых медалей
Диаметр	28 мм
Материал	серебро, бронза, медь (разные варианты)

Медаль «В память русско-японской войны» — медаль Российской империи для награждения военных, участвовавших в русско-японской войне, а также для награждения медицинских работников и священников, состоящих на службе, штатских лиц, отличившихся в военных действиях. Учреждена 21 января 1906 года по указу императора Николая II. Медаль имела три основных варианта, изготовленных из разного металла: из серебра, бронзы, тёмной бронзы (медь).

Порядок вручения

Медали из разных металлов вручались разным категориям награждаемых. Серебряный вариант предназначался для награждения защитников Квантунского полуострова (также Гуаньдун) и Порт-Артура (ныне Люйшунь). Награждены были все лица, участвовавшие в данных военных событиях, в том числе даже жители Порт-Артура, участвовавшие в его защите.

Вариант медали из светлой бронзы полагался всем военным и морякам, независимо от звания и должности, в том числе добровольцам, которые побывали хотя бы в одном сражении против врага на суше или на море.

Медали из темной бронзы (меди) были вручены военным, не принимавшим прямого участия в боях, но состоящим на службе в действовавших армиях и находившихся до дня ратификации мирного договора на Дальнем Востоке и вдоль Транссибирской магистрали и Самаро-Златоустовской железной дороги, в местностях, находившихся на военном положении. Аналогично с другими вариантами медали, награждались военные, моряки, пограничники, ополченцы, священники, врачи, если эти лица находились по обязанностям службы при войсках или врачебных заведениях.

Описание медали

Медаль сделана из одного из трёх металлов: серебра, бронзы, тёмной бронзы (медь). Диаметр 28 мм. На лицевой стороне медали изображено Всевидящее око, окруженное лучами. В нижней части, вдоль бортика, надпись: «1904-1905.». На оборотной стороне горизонтальная надпись славянским шрифтом в пять строк:

ДА

ВОЗНЕСЕТЪ

ВАСЪ ГОСПОДЬ

ВЪ СВОЄ

ВРЕМѦ.

Надпись на обороте медали является цитатой из Нового Завета (1 Петра. 5:6).

Итак смиритесь под крепкую руку Божию, да вознесет вас в своё время. Первое соборное послание святого апостола Петра, 5:6.

Согласно книге А. А. Игнатьева «Пятьдесят лет в строю», надпись на обороте родилась в результате курьёза - там утверждается, что первоначально на обороте должен был быть текст «ДА ВОЗНЕСЕТЪ ВАСЪ ГОСПОДЬ», но при утверждении проекта медали Николай II дописал: «В своё время доложить», что и породило в итоге новый текст. Устойчивость этой версии поддерживалась фактом существования медалей, отчеканеных в частных мастерских, на которых на обороте есть укороченный текст «ДА ВОЗНЕСЕТЪ ВАСЪ ГОСПОДЬ». В действительности при утверждении рисунка медалей Николай II лично выбрал текст на обороте сразу в том виде, в котором он и появился на медалях.

Существовало множество вариантов медали, что связано с тем, что допускалось изготовление медали частными мастерскими. Основной тираж был изготовлен на Санкт-Петербургском монетном дворе.

Порядок ношения

Медаль имела ушко для крепления к колодке или ленте. Носить медаль следовало на груди. Лента медали — соединенная Александровско-Георгиевская и отличается от Георгиевско-Александровской ленты медалей «За покорение Западного Кавказа», «За покорение Чечни и Дагестана». C 1 марта 1906 года раненые или контуженые в боях русско-японской войны, согласно указу Николая II, получили право носить медали на ленте с дополнительным бантом того же цвета. Во время русско-японской войны ранения или контузии в боях получило около 158 600 человек.

Изображение медалей

• Medal "In memory of russo-japanese war", silver.jpg

  Серебро, аверс

• Medal "In memory of russo-japanese war", silver, reverse.jpg

  Серебро, реверс

• Medal "In memory of russo-japanese war", bronze.jpg

  Светлая бронза, аверс

• Medal "In memory of russo-japanese war", bronze, reverse.jpg

  Светлая бронза, реверс

• Medal "In memory of russo-japanese war", copper.jpg

  Тёмная бронза, аверс

• Medal "In memory of russo-japanese war", copper, reverse.jpg

  Тёмная бронза, реверс

• Ribbon of medal "In memory of russo-japanese war".jpg

  Лента

Литература

• Кузнецов Александр Александрович, Чепурнов Николай Иванович. Наградная медаль. В 2-х томах. — М.: Патриот, 1992. — Т. 1 (1701—1917). — С. 184—185. — ISBN 5-7030-0452-7.
• Чепурнов Н. И. Наградные медали Государства Российского. — М.: Русский мир, 2000. — С. 614. — 768 с. — ISBN 5-89577-024-X.
• Изотова М. А., Царёва Т. Б. Ордена и медали России и СССР. — Ростов-на-Дону: ООО ИД «Валдис», 2010. — С. 312—314. — 736 с. — ISBN 978-5-9567-0960-3.
• Потрашков С. В. Награды СССР, России и Украины. — Харьков: Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», 2011. — С. 110—111. — 416 с. — ISBN 978-5-9910-1393-2.
• Дуров В. А. Русско-японская война 1904-1905 гг. в боевых наградах // Военно-исторический журнал. — 1990. — № 9. — С. 81-86.

Ссылки

• Лозовский Е. В. [medalirus.ru/stati/lozovskiy-medal-russko-yaponskoy-voyny.php#_ftnref5 Медаль в память русско-японской войны, история учреждения]. Сайт «Награды императорской России 1702—1917». Проверено 2 января 2013. [www.webcitation.org/6DUcX78lZ Архивировано из первоисточника 7 января 2013].
• Лозовский Е. В. [medalirus.ru/stati/lozovskii-pod-pokrovom-legend-mifov.php Под покровом легенд и мифов (некоторые вопросы награждений за Русско — японскую войну 1904—1905 гг.)]. Сайт «Награды императорской России 1702—1917». Проверено 2 января 2013. [www.webcitation.org/6DUcZeG0O Архивировано из первоисточника 7 января 2013].

Отрывок, характеризующий Медаль «В память русско-японской войны»

Но оно не двигалось.
Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.


6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.